«Мы охотились за одним из них в течение получаса,― сообщает лейтенант Лагресилль,― и однажды наблюдали его ясно примерно с двухсот метров, когда он плыл горизонтально. Он совершал три волнообразных движения без перерыва, и они заканчивались в начале головы, которая больше всего напоминала тюленью, только раза в два большую. Нельзя было разглядеть, есть ли у монстра шея и как голова связана с туловищем, чьи размеры были весьма значительны: мы поняли это, когда осознали, что изгибы происходят без перерыва. До сих пор нам казалось, что эти изгибы лишь видимость горбов, которые следуют друг за другом на правильном расстоянии: но, по признанию всех свидетелей, подобное сомнение неправомерно, так как количество этих горбов, когда зверь извивался и когда он вынырнул во всю свою длину, оставалось одним и тем же. У двоих из присутствующих офицеров были фотоаппараты: они могли бы сослужить хорошую службу, но оба остались настолько удивлены всем зрелищем, что, когда им пришло в голову прицелиться камерой, животное нырнуло и появилось вновь лишь очень далеко, в условиях плохой видимости, при которых сделать снимок было совершенно невозможно.
Подводим итог: животные, виденные с «Лавины», неизвестны науке. Их длина примерно двадцать метров (по меньшей мере), окрас серый и черный, голова напоминает тюленью, а туловище способно на очень ярко выраженные волнообразные движения; наконец, их спина покрыта подобием зубчиков пилы, что придает им большое сходство с известными китообразными; как и эти последние, они выдают свое присутствие шумным дыханием, но не выбрасывают фонтаны воды при выдохе, как китообразные; скорее, при их судорожном дыхании вода испаряется и потом сбрасывается не фонтаном или струей, а дождем. Безусловно, именно эти животные, известные аннамитам, которые их очень боятся, были прототипом дракона, который, модифицированный и дополненный легендами, если так можно сказать, «геральдизировался» и стал национальной эмблемой».
Вернувшись на борт «Байара», лейтенант Жоанне поставил адмирала Бедольера в известность обо всем, что видел. Последний немедленно направил лейтенанту Лагресиллю письмо, в котором говорилось, что он приносит свои глубочайшие извинения и больше не сомневается в правдивости рассказа подчиненного. Также он телеграфировал генеральному губернатору Полю Домке, сообщив, что «десять офицеров, среди которых был командир «Байара», находясь на борту «Лавины», наблюдали двух очень чудных зверей». Наконец он настолько увлекся всем делом, что вознамерился организовать конкурс среди канонерок и пароходов, некую большую баталию с целью загнать одно из этих животных на мель и заставить его оттуда выброситься на берег, где с ним можно будет получше разобраться.
Но военные действия в провинции Квантуй, которую Франция захотела прибрать к рукам, не позволили ― увы! ― привести этот замысел в исполнение.
Некоторое время, однако, животное продолжали видеть в заливе Алонг, на этот раз с мачт старого линкора «Вобан», которым командовали вице-адмирал Бонниньера де Бомонт и капитан Буте. И только в 1922 году вскрылись обстоятельства той встречи. В то время некто Жан―Батист А. был дипломированным артиллеристом на борту «Вобана» и 11 июля 1898 года стоял на вахте у выхода на трап правого борта:
«Я глядел на море под трапом, и мое внимание привлекло одно странное животное, которое проплыло примерно в трех метрах от основания лестницы, извиваясь совершенно как змея.
Это животное достигало метров десяти-двенадцати в длину и казалось сорока-пятидесяти сантиметров толщиной в середине туловища. На нем были чешуйки размерами с черепашьи; шея была гораздо тоньше тела, а голова пропорциональна туловищу, как у змеи; хвост заострялся на конце. Глаза, кажется, располагались несколько ниже на голове, чем у обычных змей; две хорошо различимые дыры обозначались немного ближе к задней части морды. Окраска животного, вероятно, была серо-зеленоватая, но этот цвет, без сомнения, создавался под влиянием окраски морской воды и неба. Животное находилось на глубине полтора-два метра». Впервые речь идет о чешуе на спине у драконов, но ведь и впервые одного из них видят на столь близком расстоянии! Впрочем, другой свидетель впоследствии подтверждает эту характеристику, но с оговоркой. Этот второй говорит о «желто-мраморных пятнах», которые, конечно, можно принять за чешуйки, особенно глядя сквозь толщу воды. Итак, вопрос по-прежнему остается открытым.
Французские зоологи устраивают мегофиасу жаркий прием
Однако лишь несколько лет спустя наблюдения в заливе Файтцилонг пробудили эхо в французской научной среде. Конечно, они никак не могли не взволновать одного ученого, уже охваченного идеями доктора Удеманса,― профессора Эмиля Дж. Раковитца, в то время заместителя директора лаборатории Араго в Баниульс-сюр-мере.
Никто не мог подозревать этого ученого в бахвальстве и легковерии. Он первым разоблачал открытия и россказни моряков, которые, по его мнению, все склонны поболтать о фантастических зверях. Но он прибавлял при этом:
«Зоологи так привыкли не доверять, что, мне кажется, уже потеряли чувство меры. На самом деле есть две категории описаний, которые следует четко различать. Есть те, которые ясно и просто возникают из воображения их открывателей: но есть и другие ― результат плохих наблюдений реальных животных. И не так уж сложно отличить первых от вторых, а с некоторым опытом можно научиться делать это немедленно и без ошибок».
Конечно, профессор Раковитц решил, что из труда Удеманса не обязательно следует, что мегофиас ― это тюлень.
«Очень возможно,― говорит он,― но также нет ничего, что позволило бы утверждать это категорически. Во-первых, наличие задних лап весьма сомнительно. Присутствие волосков ― это обязательный результат наличия волосков в ноздрях; но эти последние встречаются в описаниях очень редко. Наконец, что касается гривы, ее тоже следует оставить из осторожности. Генеалогическое древо, установленное Удемансом, никак не совпадает с данными, которые мы имеем о потомках ластоногих…».
Именно с таким убеждением Эмиль Раковитц отправился в качестве натуралиста в 1898 году в антарктическую экспедицию на «Бельжике», под командованием лейтенанта Адриена де Герлаха. Как он признавался своему начальнику, это предприятие для него «представляет собой очень полезную возможность встречи с морским змеем».
Но судьба ― увы! ― не была к нему благосклонна.
«Я хочу напомнить,― заме чает тем не менее Раковитц,― что у Пунтас-Аренас многие рассказывали мне о гигантском звере, который появляется время от времени у Мыса Дев, при входе в Магелланов пролив; но так как я сам не видел ни одного непосредственного свидетеля, то и не хочу нести никакой ответственности за эти слухи».
В Антарктике бельгийская экспедиция попала в затруднительное положение. Захваченная льдами «Бельжика» оказалась обездвиженной на целый год. Это критическая и тревожная ситуация не могла не кончиться драмой: один лейтенант умер от истощения сил, один матрос сошел с ума, а цинга добивала многих членов команды, в том числе ее начальника Герлаха и его помощника Лекуанта. Профессор Раковитц вернулся цел и невредим во Францию и только через два или три года случайно заглянул в номер «Курьера Хайпонга», вышедшего точно через четыре дня после того, как «Бельжика» попала в тиски льда!
«Каково же было мое удивление, когда, ознакомившись с содержимым статьи, пишет он,― я обнаружил, что автор называет животных, которые имели все характерные черты, описанные Удемансом в заключении своей книги, мегофиасами. Ведь М. Лагресилль, тот офицер, который наблюдал животное в 1898 году, совершенно не был знаком с книгой Удеманса, вышедшей в 1893-м. Его наблюдения, следовательно, прекрасное подтверждение исследований, проанализированных выше. И одновременно это одно из наиболее точных описаний, которое у нас имеется».
Живо заинтересовавшись, герой «Бельжики» тут же пишет Лагресиллю и просит у него дополнительных сведений. Тот отвечает 10 января 1903 года, говоря, что сожалеет, но не может дать «более точных» деталей.
Донесся слух, что офицер с «Байара» заснял чудовище фотокамерой. Эмиль Раковитц принялся молить своего коллегу, доктора Неве-Лемэра, который имел связи на флоте, начать расследование по этому поводу, и благодаря его настойчивости врач наконец послал господину де Линьи, тому самому офицеру, письмо, датированное 8 февраля 1903 года.
«Я действительно видел,― пишет лейтенант,― то, что мы тогда назвали «великим змеем», но я его не сфотографировал. Попытки, предпринятые лейтенантом, теперь уже в отставке, по фамилии Бюиссон, не дали никакого результата. Аппарат был слишком мал, животное слишком далеко, и его перемещение слишком непредсказуемо».
