Практически не исследованы мероприятия по угону и уничтожению населения, предпринимавшиеся нацистами в 1943–1944 годах в рамках стратегии «выжженной земли». Подобные операции зачастую получали говорящее о многом кодовое наименование: «Гетто». Описания лагерей, в которые сгоняли население, производит поистине жуткое впечатление; кроме того, повсеместно наступавшие войска Красной Армии встречали деревни с домами, набитыми трупами расстрелянных детей, женщин, стариков.
Прямое отношение к истребительной политике нацистов имеют предпринятые ими меры по экономическому ограблению оккупированных территорий. Эти меры исследованы совершенно недостаточно; насколько можно понять, они были направлены не только на «выкачивание» из оккупированных территорий необходимых материальных ресурсов, но и на целенаправленное разрушение советской социально-экономической структуры, деиндустриализацию захваченных областей и их экономическую фрагментацию. Результатом стал настоящий голод, в результате все население оккупированных областей, по выражению немецких документов, находилось «под угрозой голодной смерти», а миллионы от голода умерли.
Использование труда угнанных в Германию остарбайтеров также в значительной степени носило истребительный характер; этот аспект исследован недостаточно, хотя и затронут в ряде работ. В первую очередь следует упомянуть капитальную монографию Павла Поляна; однако само ее название — «Жертвы двух диктатур» — показывает идеологическую предвзятость автора. И, к сожалению, эта предвзятость порою серьезно влияет на адекватность выводов. Добрых слов заслуживает также «Архипелаг OST» Виктора Андриянова. Однако называть эту книгу исследованием нельзя: пересказ судеб угнанных на немецкую каторгу советских граждан — дело хорошее, однако не может заменить собой анализа.
А анализ необходим — ведь даже поверхностное ознакомление с проблемой позволяет сделать вывод об исключительности истребительной политики, осуществлявшейся нацистами против наших сограждан. «Немцы по-разному воевали с англичанами, французами и американцами, с одной стороны, и с русскими — с другой, — пишет директор Института русской истории РГГУ Андрей Фурсов. — Это бросалось в глаза. Как заметил известный немецкий философ и политический мыслитель Карл Шмитт, во Второй мировой войне Германия вела две войны: обычную — на Западном фронте и совсем другую, тотальную, — на Восточном. Первая война имела обычные военные цели; целью второй было физическое истребление представителей другой этнической группы, уничтожение противника как Враждебного Иного»792
В самом деле, пока вермахт воевал в Европе, нацисты обходились без массового уничтожения мирных граждан. В Польше командование вермахта по мере сил пыталось воспрепятствовать развертыванию масштабного оккупационного террора. Вступая на территорию Франции, Бельгии и Нидерландов, каждый солдат имел памятку с «10 заповедями о ведении войны германскими солдатами», в которой предписывалось вести себя лояльно по отношению к мирному населению и не нарушать международных правил ведения войны. Обращение же с военнопленными — французами и англичанами — вообще заслуживает отдельного разговора. 26 апреля 1940 года Гальдер записывает: «Я предупредил [Кейтеля] о нежелательности мероприятий по отношению к английским военнопленным. Это может отразиться на пленных немецких офицерах»793. Как вы думаете, о каких нежелательных мероприятиях идет речь? Быть может, англичан хотят произвольно расстреливать или давать миску баланды в день и заставлять работать с рассвета до заката?
Ничего подобного.
«Нежелательные мероприятия» — это допрос в присутствии журналистов.
Исключением, подтверждающим правило, оказывается лишь Югославия, против населения которой нацистами и их пособниками была применена та же истребительная политика, что и на оккупированных советских территориях.
Об аде, устроенном нацистами на советской земле, невозможно молчать. В воспоминаниях Константина Симонова есть очень показательный эпизод. В освобожденных Черновицах писатель разговаривал с местным раввином о нацистском «окончательном решении еврейского вопроса». После встречи писателя проводил до машины синагогальный служка. «Он молчал на протяжении двух часов, пока я говорил с раввином, а сейчас вознаграждал себя за это молчание. Он шел рядом со мной, размахивая руками и крича. На лицо его, которое сначала показалось мне добродушным и даже смешным, сейчас было страшно смотреть. Он одновременно и кричал и плакал. Кричал о том, как умирали от голода дети, от голода и болезней, косивших их в этой тесноте, в этом восьмидесятитысячном гетто, состоявшем из нескольких десятков домов. Кричал и плакал все время, пока мы шли до машины... И когда мы уже сели и поехали, он все еще не мог остановиться и продолжал кричать то же самое, что кричал мне, каким-то людям, которые толпились до этого возле нашей машины»794.
Вот так — кричать и плакать — должны и мы, рассказывая о нацистском геноциде советского народа.
Это очень тяжело — но необходимо.
Без понимания того, что происходило на оккупированной территории, мы никогда не сможем понять события самой страшной и самой важной в нашей истории войны, не поймем, что ожидало наших предков в случае поражения.
Только помня о воплощавшейся на оккупированной территории жестокой истребительной политике, мы сможем адекватно понять явления партизанского движения и коллаборационизма, историческую роль препятствовавших нацистским преступлениям партизан и принимавших в этих преступлениях деятельное участие нацистских пособников.
Только зная о масштабах проводившегося нацистами уничтожения советских граждан, мы сможем восхититься нравственным подвигом Красной Армии, которая, вступив на немецкую землю, в общем и целом удержалась от мести.
В исследовании истребительной политики нацистов против нашего многонационального народа лежит ключ к пониманию всей Великой Отечественной войны. А история Великой Отечественной, в свою очередь, является «точкой сборки» и отечественной истории XX века, и современного российского общества795. Именно в этом — прагматическая актуальность подобных исследований.
Но наряду с прагматикой есть еще и моральный долг.
Уничтоженные на оккупированных территориях люди были разных национальностей, разной веры и разного возраста. Они были не похожи друг на друга ни характером, ни цветом глаз. Все они были гражданами нашей страны. За это нацисты приговорили их к смерти. И если бы в той войне победил Третий Рейх, уничтоженных считали бы не миллионами, а десятками миллионов.
Оторвитесь от книги и подойдите к окну.
Там, за стеклом, — люди.
Кто-то озабоченно спешит по своим делам. Смеются дети и целуются влюбленные. Неспешно прогуливаются старики.
Если бы шестьдесят лет назад наши деды и прадеды не победили, то никого из этих людей не было бы в живых.
Сегодня нельзя допустить, чтобы исчезла память о миллионах людей, хладнокровно уничтоженных только потому, что они были советскими гражданами. Мы должны помнить обо всех них — о русских и украинцах, о белорусах и евреях, о мужчинах и женщинах, о стариках и малолетних детях.
Мы помним, пока мы живы.
Или, вернее, — мы будем жить, покуда помним все это.
Приложение I. Из документов чрезвычайной государственной комиссии
Чрезвычайная государственная комиссия по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков была создана в ноябре 1942 года. В задачу комиссии входило расследование действий захватчиков на оккупированной советской территории, установление личностей преступников, определение материального ущерба, причиненного советским гражданам, колхозам, общественным организациям и государству. Во второй половине 1945 года комиссия была упразднена. Ниже публикуются выдержки из некоторых документов ЧГК. Подобных им в наших архивах — десятки тысяч.
1. Из акта Ленинградской городской Чрезвычайной комиссии о злодеяниях немецко-фашистских захватчиков в Ленинграде и его пригородах
«За 900 дней беспримерной осады Ленинграда, за время оккупации его пригородов немецко-фашистские захватчики чинили бесчисленные злодеяния и зверства над мирным населением...
29 месяцев немецко-фашистской оккупации города Пушкин (Царское Село) были сплошным надругательством над человеческим достоинством советских людей. Это было время полного бесправия и насилия, разорения и голода. Ни в чем не повинных людей немцы расстреливали и вешали. В наиболее оживленных пунктах (угол Октябрьской площади и Советского бульвара, Московская улица и улица 1-го Мая) были устроены виселицы, на них по многу дней висели трупы советских граждан с надписями на груди: «За саботаж», «За партизанство» и т.д.
