В дальнейшем в поисках мирного выхода из сложившейся ситуации Наполеон цеплялся за любой повод вступить в переписку с российским императором или установить контакт с русским командованием. Но русские никак не шли на переговоры, поэтому уже через некоторое время перед ним все чаще вставал вопрос «что делать?». В выборе решения он проявлял известные колебания и, судя по переписке этого периода, рассматривал три возможных варианта.
1. Зимовать в районе Москвы.
2. Найти удобную позицию (в районе Смоленска) и вести переговоры.
3. Продолжить наступательные действия, догнать Кутузова и дать новое сражение.
Наполеон колебался и советовался со своим окружением, маршалы же высказывали самые полярные мнения.
После оставления Москвы в русском лагере был выработан новый взгляд на будущие действия против Наполеона. Растянутость французской коммуникационной линии от Вильно до Москвы и наличие неиспользованных резервов регулярных войск диктовали необходимость удара с флангов и выхода в тыл главным силам Великой армии. Эта идея почти одновременно была выражена Кутузовым и Александром I. Свой первоначальный вариант плана Кутузов изложил в предписаниях Чичагову и Тормасову уже 6(18) сентября. Предполагая, что войска их уже соединились, он отдал приказ двинуться Чичагову на Могилев к Смоленской дороге, а Тормасову прикрывать его тыл (381) . Но этот приказ не был выполнен, так как 8(20) сентября к Кутузову в Красную Пахру прибыл флигель‑адъютант полковник А.И. Чернышев с планом царя спасения России. Сам план вырабатывался в Петербурге до конца августа и был направлен к Кутузову 31 августа (382) . Историки затрудняются прямо утверждать, что российский император являлся его автором (хотя скорее всего, так оно и было), но, бесспорно, утверждался им самим. Проект Александра I (так называемый «петербургский план») состоял из предписаний П.В. Чичагову, П.Х. Витгенштейну и Ф.Ф. Штейнгелю об их четко регламентированных по времени действиях. 3‑я Западная армия (уже соединенные 3‑я Обсервационная и Дунайская армии) под командой Чичагова должна была через Пинск и Минск к 15 сентября достичь Борисова, к этому времени Витгенштейн, действуя от Полоцка, должен был войти в тактическое соприкосновение с адмиралом. Штейнгелю ставилась задача выйти от Риги к Вильно (383) . План создавался еще до оставления Москвы, был прост, базировался на правильных идеях и с точки зрения теории превосходно разработан, но на практике при исполнении неминуемо должен был встретить затруднения. Кутузов, как опытный военачальник, отлично сознавал это. Хотя он, считаясь с мнением императора, полностью принял план (а выполнение своего плана отменил), правда, после совещания с генералом Л.Л. Беннигсеном (специально для него Чернышев за ночь сделал экстракт на французском языке). Но при этом старый генерал‑фельдмаршал сделал определенные оговорки, в первую очередь, «чтоб командующие не очень стеснялись бы» установленными сроками (384) . Отбыв от Кутузова 10(22) сентября, Чернышев уже 17(29) сентября прибыл в армию адмирала П.В. Чичагова в м. Любомль и вручил для исполнения тому апробированный высшими лицами империи план разгрома войск Наполеона. Анализ основных мыслей и положений «петербургского плана» показывает, что российский император предполагал, что решающая роль будет принадлежать его любимцу Чичагову. Роль же главных сил Кутузова никак не определялась, упор был сделан на действиях усиленных значительными подкреплениями флангов. Возможно, таким образом Александр I старался контролировать положение на периферии, помимо главных сил, находившихся непосредственно под присмотром Кутузова.
Сам же Кутузов считал, что центр тяжести основных действий против Великой армии должен лечь на главные силы под его командованием. Оценивая невыгодное положение Наполеона в Москве, он старался любыми средствами затянуть его пребывание там, распуская слухи о бедственном положении русской армии и о всеобщем желании заключить мир с французами. Русская разведка даже составила подложное письмо Кутузова к царю, где главнокомандующий ратовал за мир, так как войска уже не способны долго продолжать войну и занимают слабую позицию. Наполеону удалось перехватить это послание, после чего, по словам р. Солтыка и А. Коленкура, он решил подождать и продлить свое пребывание в Москве (385) .
Русская армия, по мнению многих современников, сознательно не вступала в решительное столкновение с противником. 20 сентября Кутузов писал Витгенштейну: «Поелику ныне осеннее время наступает, чрез что движения большою армиею делаются совершенно затруднительными... то и решился я, избегая генерального боя, вести малую войну, ибо раздельные силы неприятеля и оплошность его подают мне более способов истреблять его...» (386) . Малой войной обозначали тогда действия войск небольшими отрядами, в противоположность ведения войны крупными частями и соединениями, или то, что многие военные теоретики тогда относили к партизанской войне. Армейские партизанские отряды возникли еще во время боев на территории Смоленской губернии, но особое распространение получили после оставления Москвы, когда Великая армия оказалась почти блокированной в центре страны. Все дороги, кроме Смоленской, контролировались легкими войсками или ополченцами, а действия армейских партизанских отрядов создавали для французов невыносимые условия для пребывания в центре России. Партизаны ежедневно захватывали пленных и установили непрерывное наблюдение за передвижением французских войск на всех дорогах. У русского командования в этот период не было недостатка данных о противнике, которые черпались из различных каналов.
Анализируя результаты опроса пленных, Кутузов следующим образом прогнозировал будущие события: «...неприятель намерен ретироваться по Смоленской дороге. Нынешняя позиция армии дает нам удобность в скорости, если надобно будет, к сей дороге приближиться... Ежели подозрения на ретираду неприятельскую по Смоленской дороге сделаются основательнее, тогда, не теряя времени, потянусь параллельно сей дороге к Юхнову; с сего пункта действовать можно двояким образом. Неприятель искать будет непременно дорогу, которая еще не разорена, то есть правее или левее Смоленской. С сего пункта удобно будет на него действовать в обоих сих случаях, или по сей стороне Смоленской дороги, или, перерезав оную перейти на ту, где неприятель действовать будет» (387) . Важное значение придавалось в замыслах главнокомандующего Тарутинскому укрепленному лагерю, замыкавшему Старую Калужскую дорогу. Для Кутузова было желательно, чтобы противник, оставив Москву, предпринял атаку на эту позицию, хотя среди генералитета высказывались сомнения по поводу желания Наполеона дать новое генеральное сражение у Тарутино.
Анализ планов русского командования в этот период дает основание утверждать, что существовало два плана – принятый к исполнению проект императора, которым руководствовались командующие войсками на флангах, и не реализованный в деталях замысел Кутузова, исходящий из конкретной обстановки на главном театре войны. Расхождение в способах действий, нестыкованность по времени, отсутствие общей согласованности – вот факторы, которые неизбежно должны были привести к затруднениям в реализации идеи полного уничтожения противника.
Планам Наполеона на осень 1812 г. в советской литературе специально посвящена статья Б.С. Абалихина. Автор, подробно разобрав точки зрения историков, проанализировав переписку Наполеона, Кутузова, действия обеих сторон, пришел к выводу, что Бонапарт после оставления Москвы пытался осуществить «план прорыва французских войск на Украину». Именно с этим планом Б.С. Абалихин связывал, совпавшую по времени, активность наполеоновских войск на юго‑западном направлении и наступление на Мозырь и Ельню. Правда, он смог лишь указать общее направление по этому предполагаемому плану, но вероятный маршрут Наполеона на Украину был никак не обозначен и не конкретизирован даже гипотетически. Автор показал, что Кутузов исходил из предположения о направлении движения Великой армии из Москвы в «изобильные наши провинции» (388) . Но это отнюдь не означает, что и Наполеон в своих действиях руководствовался именно этим планом. В целом наличие специальной статьи не освобождает от необходимости дальнейшего исследования этой темы, так как с главным выводом, сделанным Б.С. Абалихиным, трудно согласиться.
Автор статьи, находясь в плену выработанной им концепции, готов принести в жертву собственному одностороннему взгляду решительно все – начиная с фактической последовательности событий и кончая нормами здравого смысла. Моделирование ситуации, предложенное Б.С. Абалихиным, не выдерживает серьезной критики. Для этого достаточно проанализировать переписку Наполеона и ту ситуацию, в которую он попал.
