Забавы Петра Алексеевича (1703–1725 годы)
Нравы этого европейского уже двора, конечно, разительным образом отличались от западных образцов. Петр, считая себя полным хозяином на дворцовых гуляньях, не держался никаких правил этикета. Он их и не знал, и не любил – все эти условности были для царя точно каменный мешок, он в них не умещался, поэтому то, что при дворе творилось, иностранцев ставило в тупик. Русские же терпели.
«Простота обращения и обычная веселость делали иногда обхождение с ним столь же тяжелым, – передает Ключевский рассказы современников, – как и его вспыльчивость или находившее на него по временам дурное расположение духа, выражавшееся в известных его судорогах. Приближенные, чуя грозу при виде этих признаков, немедленно звали Екатерину, которая сажала Петра и брала его за голову, слегка ее почесывая. Царь быстро засыпал, и все вокруг замирало, пока Екатерина неподвижно держала его голову в своих руках. Часа через два он просыпался бодрым, как ни в чем не бывало. Но и независимо от этих болезненных припадков прямой и откровенный Петр не всегда бывал деликатен и внимателен к положению других, и это портило непринужденность, какую он вносил в свое общество. В добрые минуты он любил повеселиться и пошутить, но часто его шутки шли через край, становились неприличны или жестоки. В торжественные дни летом в своем Летнем саду перед дворцом, в дубовой рощице, им самим разведенной, он любил видеть вокруг себя все высшее общество столицы, охотно беседовал со светскими чинами о политике, с духовными о церковных делах, сидя за простыми столиками на деревянных садовых скамейках и усердно потчуя гостей, как радушный хозяин. Но его хлебосольство порой становилось хуже демьяновой ухи. Привыкнув к простой водке, он требовал, чтобы ее пили и гости, не исключая дам. Бывало, ужас пронимал участников и участниц торжества, когда в саду появлялись гвардейцы с ушатами сивухи, запах которой широко разносился по аллеям, причем часовым приказывалось никого не выпускать из сада. Особо назначенные для того майоры гвардии обязаны были потчевать всех за здоровье царя, и счастливым считал себя тот, кому удавалось какими-либо путями ускользнуть из сада. Только духовные власти не отвращали лиц своих от горькой чаши и весело сидели за своими столиками; от иных далеко отдавало редькой и луком. На одном из празднеств проходившие мимо иностранцы заметили, что самые пьяные из гостей были духовные, к великому удивлению протестантского проповедника, никак не воображавшего, что это делается так грубо и открыто. В 1721 году на свадьбе старика-вдовца князя Ю. Ю. Трубецкого, женившегося на 20-летней Головиной, когда подали большое блюдо со стаканами желе, Петр велел отцу невесты, большому охотнику до этого лакомства, как можно шире раскрыть рот и принялся совать ему в горло кусок за куском, даже сам раскрывал ему рот, когда тот разевал его недостаточно широко. В то же время за другим столом дочь хозяина, пышная богачка и модница княжна Черкасская, стоя за стулом своего брата, хорошо образованного молодого человека, бывшего дружкой на свадьбе отца, по знаку сидевшей тут императрицы принималась щекотать его, а тот ревел, как теленок, которого режут, при дружном хохоте всего общества, самого изящного в тогдашнем Петербурге».
Этот столичный двор завел у себя и еще одно новшество – массовые гулянья по случаю национальных праздников. В такие национальные святые дни тут же попали даты всех побед Петра. Праздники были обязательными, и уклониться от них бывало трудно даже на смертном одре. Например, по словам историка:
«…заключение Ништадтского мира праздновалось семидневным маскарадом. Петр был вне себя от радости, что кончил бесконечную войну, и, забывая свои годы и недуги, пел песни, плясал по столам. Торжество совершалось в здании Сената. Среди пира Петр встал из-за стола и отправился на стоявшую у берега Невы яхту соснуть, приказав гостям дожидаться его возвращения. Обилие вина и шума на этом продолжительном торжестве не мешало гостям чувствовать скуку и тягость от обязательного веселья по наряду, даже со штрафом за уклонение (50 рублей, около 400 рублей на наши деньги). Тысяча масок ходила, толкалась, пила, плясала целую неделю, и все были рады-радешеньки, когда дотянули служебное веселье до указанного срока».
Вроде бы идея хорошая – сделать для столичных людей праздник, но этот семидневный кошмар праздником назвать можно лишь очень приблизительно. Веселиться Петр заставлял так же, как и работать, – до полной потери сил, так же, как и воевать, – до полной победы, пусть ценой многих жизней. Он был упрям и своеволен, заставляя других делать то, что ему казалось нужным и полезным. Так, собственно говоря, он и строил свое государство.
Преобразования Петра Великого
По большому счету, Петр не знал лучшего устройства для общества, чем армейское. Проведя большую часть, если не всю сознательную жизнь, в боях, он видел идеал государственного устройства в жесткой субординации и выполнении приказов. Это было то самое, что мы сегодня любовно именуем вертикалью власти. Петр так «отвертикалил» свою страну, что на самом верху общественного устройства поместил фигуру императора, каковой титул и принял, а ниже, по нисходящей разместил учреждения с должностными лицами, которые в той же последовательности подчинялись друг другу – низшие высшим, а высшие самому Петру.
«При первом взгляде на преобразовательную деятельность Петра, – пишет Ключевский, – она представляется лишенной всякого плана и последовательности. Постепенно расширяясь, она захватила все части государственного строя, коснулась самых различных сторон народной жизни. Но ни одна часть не перестраивалась зараз, в одно время и во всем своем составе; к каждой реформа подступала по нескольку раз, в разное время касаясь ее по частям, по мере надобности, по требованию текущей минуты. Изучая тот или другой ряд преобразовательных мер, легко видеть, к чему они клонились, но трудно догадаться, почему они следовали именно в таком порядке. Видны цели реформы, но не всегда уловим ее план; чтобы уловить его, надобно изучать реформу в связи с ее обстановкой, т. е. с войной и ее разнообразными последствиями. Война указала порядок реформы, сообщила ей темп и самые приемы. Преобразовательные меры следовали одна за другой в том порядке, в каком вызывали их потребности, навязанные войной. Она поставила на первую очередь преобразование военных сил страны. Военная реформа повлекла за собой два ряда мер, из коих одни направлены были к поддержанию регулярного строя преобразованной армии и новосозданного флота, другие – к обеспечению их содержания. Меры того и другого порядка или изменяли положение и взаимные отношения сословий, или усиливали напряжение и производительность народного труда как источника государственного дохода. Нововведения военные, социальные и экономические требовали от управления такой усиленной и ускоренной работы, ставили ему такие сложные и непривычные задачи, какие были ему не под силу при его прежнем строе и составе. Потому об руку с этими нововведениями и частью даже впереди их шла постепенная перестройка управления всей правительственной машины, как необходимое общее условие успешного проведения прочих реформ.
Другим таким общим условием была подготовка дельцов и умов к реформе. Для успешного действия нового управления, как и других нововведений, необходимы были исполнители, достаточно подготовленные к делу, обладающие нужными для того знаниями, необходимо было и общество, готовое поддерживать дело преобразования, понимающее его сущность и цели. Отсюда усиленные заботы Петра о распространении научного знания, о заведении общеобразовательных и профессиональных, технических школ».
Итак, война диктовала порядок реформирования общества, война же диктовала и устройство государства. Она же диктовала и отношение императора к человеку, то есть не к учреждению или должностному лицу, а к обычному жителю империи. Петр своей жизни не ценил, точно так же он не понимал, зачем ценить чужую. У него все было по-военному просто: если солдат выбывает, на его место рекрутируют другого, незаменимых людей не бывает. Предатель должен быть наказан, вор повешен, казнокрад проведен через суд с последствиями – снисходительности тут не место.
«За все: за подачу прошения государю помимо подлежащих мест, за порубку мерного дуба (указных размеров) или мачтовой ели, за неявку дворянина на смотр, за торговлю русским платьем – конфискация имущества, лишение всех прав, кнут, каторга, виселица, политическая или физическая смерть», – говорит Ключевский.
Поэтому при Петре возникло такое упорядоченное государство, которое знало только одну меру – карать, и карать жестоко. В опалу при Петре было попасть легко, только ловкому вору Меншикову удалось миновать при Петре имперского правосудия. Приговоры судов того времени часто были неадекватны проступкам, карали точно как во время войны, даже если караемый находился где-то в Сибири, где все войны измышливал самостоятельно. Но с той же военной простотой Петр и выделял понравившихся ему людей, если замечал, что дарование послужит на славу отечества. На такового избранного сыпались милости, пока он был нужен, отпадала необходимость – начиналась нужда. Подбор людей начался с армии, когда вместо сборного крестьянского войска была создана регулярная армия, где рекруты объявлялись бессмертными, то есть если кто-то умирал или бежал от невыносимой тяжести вечной службы, на его место тут же из той же административной единицы присылали замену, войско было всегда в своем числе, потери не считались. Так вот, кажется, до сих пор добрела до нас мысль, что резервы народа безграничны: солдаты должны служить, а бабы – рожать солдат. Дворянская служба тоже была признана без всякой вольности, то есть служение дворянина было бессрочным, пока не умрет. Петр вытащил из усадеб все дворянство мужского пола и приговорил к вечной военной службе, за укрывательство следовало жестокое наказание. Сами дворяне должны были поставлять сперва в Разряд, а потом в Сенат списки недорослей, то есть детей с десятилетнего возраста. По этим спискам постоянно шли смотры и отборы. Отобранных недорослей сразу же распределяли по полкам и школам. Знатность не играла никакой роли – разбирались все, без оглядки на родословие. Детей приказных людей тоже было велено проводить через разборы – этих сразу отправляли в солдаты. Пытающиеся уклониться от службы попадали по указу от 11 января 1722 г. в страшнейшее положение:
