Кое-что Кедрину все же удалось сдѣлать. Наладилось функціонированіе гражданскихъ судовъ, для разрѣшенія частно-гражданскихъ интересовъ. Съ конструкціей этихъ судовъ читатель можетъ ознакомиться въ приложеніяхъ ко II главѣ настоящей книги. Заслуга выработки этого практичнаго проэкта цѣликомъ принадлежитъ псковской судебной магистратурѣ. Къ сожалѣнію, окружающая нервная и первобытная обстановка была крайне ненормальна для дѣятельности мировыхъ судей, и суды мировой юстиціи влачили почти жалкое существованіе.
Успѣшно работала организованная въ гдовскомъ уѣздѣ комиссія по разгрузкѣ тюремъ. Оказалась масса лицъ, засаженныхъ по самымъ нелѣпымъ основаніямъ, либо такихъ, о которыхъ никто не могъ сказать, за что они сидятъ. Ихъ выпускали пачками.
Въ повседневной практической работѣ Кедринъ, какъ й всѣ мы, на каждомъ шагу натыкался на своеволіе военныхъ властей. Притянуть ослушниковъ къ суду онъ не могъ: военныя власти упорно поддерживали другъ друга и его не слушались. Онѣ позволяли себѣ третировать слѣдственныя власти даже главнаго военнаго суда въ Нарвѣ. Памятно въ этомъ смыслѣ дѣло о загадочномъ убійствѣ въ гдовскомъ уѣздѣ мичмана Ломана.
Подозрѣніе въ убійствѣ падало на одного ротмистра, пріятеля впослѣдствіи весьма юнаго полковника и генерала Видякина — того самаго, о которомъ я упоминалъ въ связи съ оскорбленіемъ въ Гатчинѣ контролера Панина. По предложенію военнаго прокурора, военный слѣдователь далъ дѣлу ходъ, противъ ротмистра предполагалось возбудить обвиненіе въ предумышленномъ убійствѣ и требовалось лишь соотвѣтствующее согласіе военнаго начальства, такъ какъ убійство произошло въ предѣлахъ мѣстности, находящейся въ исключительномъ вѣдѣніи военнаго начальства,[161] и было совершено лицомъ воинскаго званія. Военный слѣдователь обратился за разрѣшеніемъ привлечь ротмистра къ командующему корпусомъ. Велико было изумленіе этого юриста, когда въ отвѣтъ на свою бумагу онъ получилъ отъ начальника штаба корпуса ротм. Видякина грозный запрос: «на какомъ основаніи вы опредѣляете, какъ убійство, случай, повлекшій за собой смерть мичмана Ломана, и вмѣняете въ вину ротмистру (такому-то)… Вмѣстѣ съ тѣмъ благоволите сообщить, въ какой мѣрѣ военный слѣдователь отвѣтственъ и какія мѣры взысканія могутъ быть на него налагаемы за лишенное всякихъ основаній, сообщаемое въ служебной бумагѣ, обвиненіе должностного лица въ преступленіи, симъ лицомъ несодѣянномъ, и можетъ ли быть означенное дѣяніе судебнаго слѣдователя квалифицировано, какъ преступленіе, совершенное имъ при исполненіи имъ служебныхъ обязанностей?» [162]
Слѣдственныя власти не рѣшились бороться съ всесильнымъ тогда молодымъ человѣкомъ и дѣло безъ движенія осталось у того же Видякина.
Министру писать подобныхъ бумагъ, конечно, не рѣшались, но прибѣгали къ волынкѣ, а въ промежутокъ расправлялись по-своему. Протесты и вмѣшательство членовъ правительства по большей части ни къ чему не приводили. Военные всегда находили какія-нибудь увертки, часто прикрываясь тѣмъ же ген. Юденичемъ. Укажу, напримѣръ, на знаменитый въ нашихъ анналахъ процессъ техника Садыкера, окончившійся смертной казнью.
Анатолій Садыкеръ, русскій бѣженецъ въ Финляндіи, былъ заподозрѣнъ военными кругами въ сношеніяхъ съ большевиками. Когда онъ, при содѣйствіи властей арміи, переѣхалъ въ Ревель и поступилъ на службу къ начальнику снабженія, то черезъ три недѣли его вызвали по «служебному поводу» въ Нарву, а тамъ контръ-развѣдка упрятала его въ тюрьму, отдавъ подъ военно-полевой судъ. Садыкеръ началъ молить о защитѣ Е. И. Кедрина и другихъ министровъ, прося вмѣшаться въ его дѣло, обставить судъ всѣми гарантіями для его защиты и дать ему возможность доказать свою невинность. У него въ Финляндіи оставалась жена и годовалый ребенокъ. Кедринъ предложилъ военному прокурору зорко слѣдить за слѣдствіемъ и о ходѣ его извѣщать.
Вскорѣ состоялся судъ. Свидѣтели, на которыхъ неоднократно ссылался Садыкеръ, опрошены не были, письмо нѣкоего Хаджетлаше, служившее, по мнѣнію военныхъ, уликой, на судъ представлено не было, и въ результатѣ былъ вынесенъ смертный приговоръ. Е. И. Кедринъ обратился телеграфно къ ген. Юденичу, прося его о пріостановленіи приговора и пересмотрѣ дѣла. Послѣдовалъ такой обмѣнъ телеграммъ:
Ревель, Нарвская 8, Министру Юстиціи Кедрину
Передана 4 ноября 1919 г.
Приговоръ обвинительный. Жена осужденнаго Садыкера умоляетъ немедленно возбудить дѣло о дослѣдованіи, ибо дѣло не выяснено.
Предсѣдательствующій Васильевъ.
Нарва, Главнокомандующему ген. Юденичу.
Передана 4 ноября 1919 г.
Узнавъ приговоръ Садыкера, считаю долгомъ поддержать ходатайство жены осужденнаго о пріостановленіи исполненія приговора. Предсѣдательствующій Васильевъ телеграфировалъ, что дѣло не выяснено. Въ виду этого отзыва, считаю необходимымъ произвести дополнительное разслѣдованіе, допросивъ свидѣтелей, на которыхъ ссылался обвиняемый и которые остались не допрошенными, вслѣдствіе пребыванія въ Финляндіи. Дополнительное разслѣдованіе представляется особенно необходимымъ, вслѣдствіе пропажи документа, который могъ бы уличить подсудимаго, почему содержаніе его приходилось установлять свидѣтельскими показаніями, что всегда сбивчиво и опасно. При такихъ обстоятельствахъ отказъ отъ дослѣдованія — будетъ отказъ въ правосудіи, почему считаю своимъ нравственнымъ долгомъ просить приказать пріостановить исполненіе приговора.
Министръ Юстиціи Кедринъ.
Министру Юстиціи сѣверо-зап. правительства Кедрину.
Изъ штаба арміи, 5 ноября 1919 г.
Согласно указанія въ опросномъ листѣ предсѣдательствовавшаго на судѣ Васильева, виновность Садыкера признана единогласно всѣмъ составомъ суда. Постановленія суда съ ходатайствомъ о помилованіи не представлено. Законныхъ основаній къ возобновленію дѣла не заявлено.
Главнокомандующій Юденичъ.
Былъ ли дѣйствительно невиненъ Садыкеръ въ приписываемомъ ему дѣяніи — судить не берусь, такъ какъ не знаю подробностей дѣла, но помню, что о казни Садыкера ходили потомъ весьма нелестные для Нарвы слухи. О вмѣшательствѣ Кедрина въ это дѣло знали многіе и въ Нарвѣ и въ Ревелѣ, и когда услышали, что Садыкеръ все-таки казненъ, нѣкоторые прямо стали говорить, что въ Нарвѣ испугались, какъ бы Кедринъ «не испортилъ» этого дѣла. Поспѣшность, которую проявилъ ген. Юденичъ, или стоящіе за его спиной, вовсе не вызывалась объективными обстоятельствами. Съ мнѣніемъ министра юстиціи во всякомъ случаѣ слѣдовало посчитаться и дать возможность обвиняемому защищаться на судѣ. Иначе — въ чемъ же была разница между краснымъ и бѣлымъ правосудіемъ?
Или вотъ другой образчикъ подозрительной «поспѣшности», когда по поводу смертнаго приговора вмѣшался министръ земледѣлія П. А. Богдановъ.
18 октября 1919 г. онъ получилъ изъ Гдова телеграмму слѣдующаго содержанія:
Правленіе гдовскаго союза кооператоровъ проситъ васъ оказать содѣйствіе о пріостановкѣ смертнаго приговора надъ членомъ нашего правленія Александромъ Федоровичемъ Моховымъ и служащимъ Иваномъ Ивановичемъ Соловьевымъ. Одновременно подаемъ просьбу на имя главнокомандующаго о помилованіи. Просимъ поддержать. Осужденные находятся въ гдовской тюрьмѣ. № 765.
Правленіе: Васильевъ, Епифановъ, Дмитріевъ, Евсѣевъ.
Въ тотъ же день Богдановъ огласилъ телеграмму въ совѣтѣ министровъ, и подъ этимъ числомъ значится въ журналѣ совѣта экстренное постановленіе:
XIII.
Слушали:
Вопросъ, внесенный Министромъ Земледѣлія, о приговорѣ военнаго суда, коимъ членъ правленія Гдовскаго Кооперативнаго Союза Александръ Жоховъ и служащій того же Союза Иванъ Соловьевъ присуждены къ смертной казни.
Постановили:
Просить Главнокомандующаго сдѣлать распоряженіе о пересмотрѣ дѣла Жохова и Соловьева, непричастныхъ къ большевизму по удостовѣренію нѣкоторыхъ министровъ.
На основаніи этого постановленіи, въ 4 1/2 часа того же дня Богдановъ послалъ срочную телеграмму ген. Юденичу, прося о помилованіи указанныхъ лицъ, телеграфировавъ одновременно о посылкѣ этой телеграммы правленію союза и гдовскому коменданту. Отвѣтъ получился только 23 октября (спустя пять дней):
Спѣшно (!).
Утвержденный главнокомандующимъ приговоръ по дѣлу Мохова и Соловьева приведенъ въ исполненіе девятнадцатаго октября.
Генералъ баронъ Вольфъ.
