Наибольшую угрозу для СНК в рассматриваемый период представляли силы, находившиеся на территории Донской области [37]. Во второй половине декабря 1917 года здесь сложилась следующая обстановка. Наиболее многочисленными являлись прибывшие с фронта строевые и находившиеся в области запасные и иные регулярные казачьи части. Они располагались во всех основных населенных пунктах, а основная их часть была выдвинута на границы войска навстречу двигавшимся советским войскам в районы Каменской—Глубокой—Миллерово—Лихой и вдоль железной дороги Воронеж—Ростов [38]. Общая численность их была довольно значительной. Вследствие постоянного прибытия с фронта новых полков, а также самороспуска и ухода казаков многих подразделений по домам установить их точную численность очень сложно. В одном из своих донесений в СНК в это время Антонов-Овсеенко указывал, что «у Каледина 50 тысяч войск наполовину не враждебных нам» [39]. Но указанная цифра представляется завышенной даже с учетом численности самовольно разошедшихся казачьих полков. Оставшиеся казаки не хотели воевать и с настороженностью относились как к действиям атамана и офицеров, так и командования советских частей. В их среде сильно проявлялись пацифистские настроения и наблюдалось возраставшее стремление урегулировать все вопросы с советским правительством мирными путями.
В такой ситуации реальной боевой силой противников советской власти являлись немногочисленные формирования Добровольческой армии и донских партизан. В Добровольческой армии находились отличные офицерские кадры под командованием высших военачальников старой армии генералов Л.Г. Корнилова, М.В. Алексеева, А.И. Деникина. К концу 1917 года в ней насчитывалось до 2 тысяч человек [40], в основном офицеров. Во время одного из докладов генерала Черепова, просмотрев предоставленные списки новых добровольцев, генерал Корнилов воскликнул: «Это все офицеры, а где же солдаты? ... Офицер хорош на своем месте. Солдат дайте мне» [41]. Но рядовых солдат, за исключением определенных рядовыми добровольно записавшихся студентов и других штатских лиц, не было. Поэтому рядовыми с винтовками шли капитаны и поручики, а во главе рот стояли полковники. Добровольческая армия действовала самостоятельно и войсковой администрации не подчинялась.
В распоряжении войскового правительства непосредственно находились 16 добровольческих партизанских отрядов, которые возглавляли казачьи офицеры: есаул Бобров, есаул Боков, есаул Власов, войсковой старшина Гнилорыбов, кубанец сотник Греков, полковник Краснянский, подъесаул (позже – есаул) Лазарев, войсковой старшина Мартынов, хорунжий (позже – есаул) Назаров, подъесаул (позже – есаул) Попов, войсковой старшина (позже – полковник) Семилетов, есаул Слюсарев, сотник Хоперский, полковник Хорошилов, есаул (позже – полковник) Чернецов и есаул (позже – полковник) Яковлев [42]. Точные данные относительно их численности отсутствуют, а имеющиеся сведения противоречивы. Например, по данным воевавшего в Добровольческой армии Р. Гуля, отряды Чернецова, Семилетова и Грекова вместе взятые насчитывали едва ли 400 человек [43]. Некоторые белоэмигранты говорили, что в самых больших партизанских отрядах Чернецова и Семилетова не набралось бы и пятисот душ [44]. Авторы двухтомной «Гражданской войны в СССР» численность одного чернецовского отряда определили в полторы тысячи бойцов [45]. На самом же деле в этот отряд входило, по свидетельствам его членов, вначале всего 120 человек, а позже около 250 [46]. В остальных партизанских отрядах счет шел на десятки бойцов. Некоторые из них имели по 30–40 человек [47]. (В отряде Грекова было всего 30 чел., у Лазарева – 50 и т.д.) Их малочисленность в значительной мере компенсировалась большой мобильностью и внезапностью действий, высоким боевым настроем. Общая численность всех этих отрядов, также постоянно менявшаяся, составляла около 1,5 тыс. бойцов.
В распоряжении Антонова-Овсеенко к этому времени имелись следующие силы. В направлении Гомель—Бахмач находился отряд Берзина (1800 человек при 4 батареях). В районе Орла—Белгорода сосредоточился «Северный летучий отряд» Сиверса (1300 штыков, 200 сабель, 60 орудий, 14 пулеметов). В самом Белгороде находился не подчиненный Сиверсу отряд Ховрина численностью 300 человек. (В своем первом докладе в Совнарком 19 декабря 1917 года Антонов-Овсеенко сообщал, что отряд Ховрина окончательно деморализован реквизициями [48].) Кроме этого, в Смоленске формировалась «вторая колонна» Соловьева (более тысячи человек), а в резерве находились брянский и великолуцкий отряды (свыше 300 штыков), смоленская батарея и некоторые не совсем надежные части XVII армейского корпуса. Из Москвы двигался отряд Саблина (1900 человек, батарея, 8 пулеметов) [49]. Одновременно к Царицыну подтягивались полки 5-й Кавказской казачьей дивизии. Также планировалось прислать с фронта несколько латышских полков [50]. Таким образом, первоначальная численность советских войск не превышала 6–7 тысяч человек при 30–40 орудиях и нескольких десятках пулеметов [51]. Эта основная группа постоянно пополнялась силами местных формирований Красной гвардии и частями просоветски настроенных солдат гарнизонов городов, через которые по направлению к Донской области продвигались революционные отряды [52]. К концу декабря все советские силы, располагавшиеся в районах Луганска, Горловки, Никитовки, Родаково, Лиски, Чертково и других местах, составляли свыше 17,5 тысячи штыков и сабель, при четырех бронепоездах, четырех бронеавтомобилях, 48 орудиях и 40 пулеметах [53]. Они были сведены в три колонны, которыми командовали прапорщик Р.Ф. Сиверс, прапорщик Ю.В. Саблин и Г.К. Петров.
В последней декаде декабря 1917 года на территории Кубанского войска находились уже весьма значительные воинские части, вернувшиеся с фронта. Они насчитывали три казачьи дивизии (1-ю Кубанскую, 2-ю и 4-ю Кавказские), пластунский корпус в составе двух бригад, некоторые отдельные полки других дивизий и ряд особых сотен [54]. (Прибывшая первой на Кубань 5-я Кавказская дивизия ввиду того, что ее начальник генерал Черный не ручался за благонадежность казаков, была распущена краевым правительством [55]). Кроме них в области располагался и Черкесский конный полк Туземной (дикой) дивизии [56]. Но казаки-фронтовики практически всех этих частей отказывались исполнять приказы войскового атамана и краевого правительства. Атаман А.П. Филимонов впоследствии отмечал, что «командиры прибывающих полков из Закавказья (т.е. с Кавказского фронта. – В. Т.) один за другим сконфуженно и грустно докладывали, что люди выходят из повиновения, открыто заявляют, что драться с братьями-солдатами не будут, и требовали роспуска по домам [57]. По его словам, верным правительству остался только один 1-й Черноморский казачий полк под командованием генерала Бабиева [58]. По свидетельству тогдашнего председателя краевого правительства Л.Л. Быча, правительство уже в конце декабря «с полной ясностью установило, что надеяться на регулярные (казачьи. – В. Т.) войска нельзя, а потому приступило к формированию Добровольческой Кубанской армии» [59]. Основные надежные силы правительства были сосредоточены в г. Екатеринодаре [60]. Здесь находились гвардейский казачий дивизион, запасной пластунский батальон, караульная команда, пехотная дружина и находившееся в стадии формирования юнкерское казачье училище [61]. Общая численность находившихся здесь верных правительству частей составляла примерно 1,5 тыс. чел. [62]. Но если этих сил вполне хватало для контроля над положением в кубанской столице, то их было явно недостаточно для противодействия возможному наступлению на область советских отрядов. Поэтому краевое правительство начало формирование добровольческих отрядов. Помимо отряда войскового старшины Галаева, насчитывавшего около 300 человек, в основном офицеров, и офицерского отряда капитана Покровского (первоначально до 20 чел.), полковником Лисевским формируется партизанский отряд из юнкеров и молодых казаков [63]. Краевая рада поручила полковнику С.Г. Улагаю начать создание новых добровольческих подразделений из казаков. Но Улагай уже в самом скором времени открыто заявил о своем неверии в успех данного предприятия, поскольку в добровольцы записывались одни офицеры, а рядовые казаки служить не хотели. По его мнению, чисто офицерские организации «...не будут встречать сочувствия у населения, и поэтому все дело обречено на гибель» [64]. К данному мнению присоединились первый командующий Кубанской армии генерал Черный и генерал Букретов [65]. Тем не менее Улагай приступил к формированию «1-го Кубанского казачьего отряда защиты казачества» [66].
Бывший комиссар Временного правительства К.Л. Бардиж начал бурную деятельность по организации из жителей Черноморья добровольческих отрядов так называемых вольных казаков [67]. (В обиходе их называли гайдамаками.) Первоначально они насчитывали до 3 тыс. чел. и несли службу по охране Черноморско-Кубанской железной дороги. Но эти формирования являлись практически небоеспособными. (Позже все они буквально разбежались при первом же столкновении с советскими отрядами [68].)
