Глава вторая Европейская дипломатия в годы Французской буржуазной республики (1789 ― 1794 гг.)
1. БУРЖУАЗИЯ И ДИПЛОМАТИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ МОНАРХИИ НАКАНУНЕ РЕВОЛЮЦИИБуржуазия и дипломатия абсолютных монархий XVI―XVIII веков. Французская революция 1789–1794 гг., вспыхнувшая в результате резкого обострения борьбы буржуазии с феодализмом и абсолютизмом, нанесла решительный удар дворянско-династической дипломатии французской монархии.
Дипломатия французского абсолютизма и вся его внешняя политика вызывали глубокое недовольство французской буржуазии еще задолго до 1789 г. Окрепшая буржуазия не нуждалась уже в опеке абсолютизма: она не желала более сносить преобладание дворянских и династических интересов во внешней и внутренней политике. Против представления о божественном происхождении королевской власти и самовластия абсолютных монархов радикальная философия буржуазного «просвещения» XVIII века выдвинула идею суверенитета нации. Конечно, под «нацией» подразумевалось тогда третье сословие. Исходя из идеи нации, понимаемой в этом классовом смысле, буржуазия требовала национальной внешней политики вместо политики дворянской и династической. Необходимой частью буржуазной революции стало поэтому подчинение буржуазии всех средств управления внешней политикой государства. Оно последовательно осуществлялось в ходе революционных событий и было завершено в годы термидорианской реакции и Директории.
В Других странах континента Европы накануне революции 1789 г. дипломатия абсолютных монархий была также подчинена в основном интересам дворянства и правящих династий. Но в Австрии, Пруссии и особенно в России в отличие от Франции еще не было сильной буржуазии, способной бороться за политическую власть. Лишь в Англии, которая уже пережила буржуазную революцию в XVII веке, благодаря перевесу парламента над королевской властью, интересы буржуазии во внешней политике находили более полное осуществление, чем в государствах континента Европы.
Кризис дипломатии французского абсолютизма к 1789 г. Главной основой французской дипломатии второй половины XVIII века был французско-австрийский союз 1756 г., скрепленный браком наследника престола (будущего Людовика XVI) с австрийской принцессой. Первоначально этот союз должен был прикрыть тыл Франции со стороны австрийских владений и от нападения Пруссии и дать возможность бросить все французские силы на борьбу с Англией за колонии. В период Семилетней войны 1756–1763 гг. французский двор из-за семейных связей с Австрией поставлял для нее слишком много войск и денег и тем ослабил собственную страну. Австрия сделала Францию орудием своей политики. Ошибки династической дипломатии Людовика XV способствовали победе Англии в Семилетней войне и потере Францией Канады и других колоний. «Австрийская система», которую приписывали ненавистной «австриячке» — королеве, — вызывала жесточайшие нападки со стороны буржуазии. Последняя видела в Австрии своего врага и надеялась в будущем покорить австрийские Нидерланды. Союз с Австрией стал резко противоречить интересам французской буржуазии и принес Франции одни неудачи.
Второй основой французской внешней политики был союз с Испанией: он направлен был против колониального преобладания Англии. Этот союз был более популярен, чем австрийский. Но буржуазия смотрела и на него, как на дань династическим интересам. По самой форме то был «фамильный договор» между испанской и французской ветвями Бурбонской династии. К тому же французские короли не старались использовать этот союз, чтобы добиться облегчения ввоза французских товаров в испанские колонии, что сделало бы «фамильный договор» более выгодным для буржуазии. Писатели, критиковавшие дипломатию французской монархии, с точки зрения интересов буржуазии (Мабли, Фавье, Мирабо и др.), негодовали на то, что общее бессилие французской монархии, стесненной финансовым и политическим кризисом, делало ее неспособной к решительной внешней политике и поддержанию престижа Франции.
Несмотря на ослабление монархической Франции, борьба между ней и Англией за торговое и колониальное преобладание оставалась до 1789 г. главным вопросом международной политики.
Французская монархия вынуждена была итти на уступки Англии, несмотря на частичный успех, достигнутый в 1778–1783 гг., когда Франция и Испания помогли Соединенным штатам отстоять свою независимость. Наиболее значительной из уступок в пользу Англии, сделанных в это время французской дипломатией, был торговый договор 1786 г. Он облегчил широкий доступ во Францию британским мануфактурным изделиям, подрывал французскую промышленность, но был выгоден дворянам-землевладельцам. В те же годы, слишком слабая для самостоятельной борьбы с Англией, Франция сблизилась с Россией. Она перестала поддерживать Турцию против России и торговым договором 1787 г. закрепила за собой все выгоды от торговли с новыми русскими черноморскими портами. Торговый договор 1787 г. с Россией был единственным крупным успехом французской дипломатии накануне революции. Наконец, французское купечество добилось от Турции доступа в Красное море и развернуло свои операции в Египте а путях к Индии. Таким образом, на Ближнем Востоке Франции удалось еще сохранить свою торговую гегемонию, но Англия упорно ее подрывала.
В 1787–1788 гг. международному престижу Франции был нанесен известный удар. Французская монархия вследствие своего финансового и политического бессилия отказалась выполнить союзные обязательства по отношению к Голландии. Еще в 1785 г. Франция заключила союз с Голландией против Англии и Пруссии. В то время в Голландии захватила власть враждебная Англии буржуазная партия «патриотов». Но в 1787 г. прусские войска вторглись в Голландию и восстановили правление дворян и придворной партии, которые были сторонниками союза с Англией и Пруссией и находили поддержку среди части голландской буржуазии, связанной торговыми отношениями с германскими государствами. Отказ Франции оказать помощь Голландии против прусской интервенции был бесспорной неудачей французской дипломатии и обнаружил перед всей Европой ее бессилие. Успех прусской интервенции подчинил Голландию влиянию Англии и Пруссии. Уже в 1788 г. Англия, Пруссия и Голландия заключили военный союз — тройственную лигу — против России, Франции и Австрии. Накануне революции 1789 г. эта англо-прусско-голландская лига, поддерживавшая Турцию и Швецию, была самой сильной группировкой держав. Ей противостояли разрозненные союзы — Австрии с Россией и Франции с Австрией и Испанией.
Критика дипломатии абсолютных монархий XVIII века идеологами буржуазии. Критика всех учреждений феодализмаи абсолютизма идеологами буржуазного «просвещения» XVIII века еще до революции 1789 г. распространилась и на дипломатию феодально-монархической Европы. Передовой буржуазии казалось недопустимым, что международные взаимоотношения абсолютных монархий рассматривались как отношения между монархами, а не между нациями. Буржуазия негодовала, видя, как дипломатия, подчиненная дворянско-династическим интересам приводила к бесчисленным войнам из-за «наследств», часто лишь разорявшим ее, но зато укреплявшим абсолютизм. Умеренная часть буржуазии хотела изменить направление французской дипломатии, уничтожить «австрийскую систему», устранить преобладание дворянских и династических интересов во внешней политике и упрочить престиж Франции. Монтескье, идеолог либерального чиновного дворянства, писал о том, что «огромность завоеваний порождает деспотизм», и что Францию «погубили люди войны». Вольтер едко высмеивал интриги дипломатов абсолютных монархий и нескончаемые династические войны из-за престолов, как «несправедливые» и «нелепые». Как рационалист он доказывал чисто логически, что если два государя, не решив дипломатического спора, начинают войну, то по крайней мере один из них, с точки зрения разума, ошибается. «Было бы нелепостью и варварством, — заключает Вольтер, — чтобы нации гибли из-за того, что один из государей, рассуждая, ошибся».
Гораздо дальше шли в своей критике дипломатии абсолютных монархий представители мелкобуржуазного радикализма во Франции — Мабли и Руссо. Мабли был ярым врагом «австрийской системы». Он нападал на династические союзы и писал, что дипломатическое искусство абсолютных монархий руководится не «великими принципами», а «частными мотивами, мелкими интересами и капризами государей». «Устройство наших правительств мешает прогрессу науки о переговорах», — говорил Мабли, так как случай или интриги ставят людей у власти.
Руссо дает не менее отрицательную оценку дипломатии абсолютных монархий. Советуя полякам произвести реформы в Польше, он писал им: «Не утомляйте себя тщетными переговорами, не разоряйтесь на посланников и представителей при других дворах, не считайте, что трактаты и союзы чего-нибудь стоят». Дипломатическая тайна представлялась радикальным идеологам буржуазии только как средство государей обманывать свой народ и скрыто вести антинациональную политику. Протестуя против тайной дипломатии абсолютизма, прикрывавшей захваты территорий для возвеличения династий эти идеологи приходили к отрицанию дипломатической тайны вообще, в любых условиях. Помысли радикальных представителей буржуазного «просвещения» территориальные присоединения не должны основываться ни на завоеваниях, ни на произволе государей, ни на династических притязаниях. Они допустимы лишь по волеизъявлению населения присоединяемых областей. Завоевания же, совершаемые монархами, только усиливают деспотизм. Государи ставят себе лишь две пели говорит Руссо: «расширять свои владения во-вне и становиться более самодержавными внутри». Все прочие мотивы, выдвигаемые ими в договорах и нотах, как, например, «общественное благо», «счастье подданных», «слава нации», по мнению Руссо, не более как лицемерные предлоги. Они нужны только для того, чтобы дипломатия абсолютных монархий могла прикрывать свои истинные цели. Руссо развил, далее, утопический проект установления вечного мира и полного прекращения войн, ясно намекая, что осуществить его можно, лишь уничтожив абсолютизм и господство династических интересов в дипломатии. Средство для уничтожения войн Руссо видит в федерации государств с общеевропейским сеймом. Всеобщая гарантия нерушимости государственных владений сделала бы невозможными завоевания и войны. Для решения конфликтов можно было бы учредить нечто вроде международного трибунала.
