В 2002 году «Межрегиональный общественный благотворительный христианский фонд великой княжны Анастасии Николаевны Романовой» выступил в поддержку Натальи Филатовой-Билиходзе как «урожденной царевны Анастасии Николаевны Романовой» – тридцать первой по счету. Проживавшая в Грузии и недавно скончавшаяся «царевна» верила в принадлежность ей сейфов с царскими деньгами в западных банках. Директор Государственного архива Российской Федерации С. В. Мироненко рассказывал в одном из интервью, как во время работы правительственной комиссии по изучению вопросов, связанных с исследованием и перезахоронением останков российского императора Николая II и членов его семьи, «имел счастье видеть нескольких представителей различного рода спасшихся чудесно Анастасий, Ольг, Алексеев и т. д.».[543]
Но этот интересный психологический феномен уже больше похож не на трагедию российского самозванства с массовыми народными ожиданиями истинного, доброго, «природного» государя и готовностью пойти за ним, а на фарс с современным «пиаром». Так, некий Василий Середонин в Челябинске в 2005 году провозгласил себя 112-м «папой римским Петром II» и зарегистрировал в инспекции Федеральной налоговой службы так называемую «Единую христианскую церковь», объединяющую православных и католиков. Но даже когда нынешние самозванцы в духе времени претендуют на глобальный размах, они не угрожают существованию общественного порядка; поэтому, кстати, и не требуется вмешательство компетентных органов.
Серия европейских войн XVIII столетия вызвала необходимость создания крупных армий, а наряду с ними породила более-менее регулярно поставленную разведывательную деятельность. Конечно, шпионаж существовал всегда, но в более ранние века отечественной истории, как правило, не выходил за пределы приграничной полосы и находился в ведении русских, литовских или шведских пограничных властей. Ситуацию изменили войны Петра I и вторжение России в большую европейскую политику. Теперь планы петербургского двора и его военные возможности представляли большой интерес для иностранных дипломатов и их агентов; их российские коллеги занимались тем же в европейских столицах и Стамбуле.
В 1723 году началось дело монаха-капуцина Петра Хризологуса, который якобы по поручению австрийского двора «изыскивает идти для свидания с его высочеством» – будущим императором Петром II. Хризологус прибыл в Россию для служения «в католицой кирке» и сразу же попал под наблюдение полиции. Монах, которому было приказано выехать за рубеж, пытался из Ревеля через камер-фрейлину Екатерины Яганну добиться возвращения в Петербург, поскольку «римская императрица» «рекомендовала» ему маленького Петра. Угодивший в Тайную канцелярию монах на допросах стоял на своем: ему поручено было только молиться за «племянника» австрийского императора, а к нему самому он «идти не искал».[544]
Поначалу Тайная канцелярия к подобным акциям прямого отношения не имела и только выполняла соответствующие распоряжения. Так, в 1726 году был тайно заточен в Шлиссельбурге шведский шпион капитан Цейленбург с приказанием держать его в строжайшей изоляции; спустя 15 лет сыскное ведомство даже не смогло объяснить причин ареста узника.[545]
Настоящих же российских агентов-предателей в ту пору найти было труднее. Большинство «изменных дел» были откровенными расправами с политическими противниками или касались вольных и невольных оскорблений величества, недоразумений с присягой и оскорбительных отзывов о государственной политике. Выявление реальных шпионов находилось в ведении дипломатической службы и полевого военного командования, которые, надо сказать, не всегда с этой задачей справлялись. В июне 1738 года русский посланник в Швеции М. П. Бестужев-Рюмин сообщил Остерману об успехе тамошних противников России – «военной» партии: особая секретная комиссия шведского риксдага приняла решение направить туркам в счет долгов Карла XII 72-пушечный линейный корабль и 30 тысяч мушкетов. Шведский агент майор Синклер выехал в Турцию с депешами к великому визирю, содержавшими предложение о военном союзе. Бестужев, назвав Синклера «великим злодеем и поносителем всей российской нации», незатейливо предложил «его анлевировать, а потом пустить слух, что на него напали гайдамаки или кто-нибудь другой».
Главнокомандующий российской армией фельдмаршал Миних поручил капитану Кутлеру и полковнику Левицкому «перенять» Синклера на обратном пути из Турции. На территории Австрийской империи, в Силезии, в июне 1739 года офицеры убили Синклера и забрали все бумаги, но при этом так «наследили», что свалить гибель майора на разбойников не было никакой возможности. Смерть агента вызвала в Швеции взрыв негодования и стала одним из поводов для начала войны с Россией 1741–1743 годов.
Во время Русско-турецкой войны в октябре 1737 года в селе Архангельском, принадлежавшем воронежскому епископу, был пойман подозрительный человек, ни слова не понимавший по-русски. На допросе в Воронежской губернской канцелярии с помощью солдата Еремея Малякова, знавшего татарский язык, иноземец показал, что его направила в Россию турецкая разведка «для присмотру городовых крепостей и для зажогов городов, сел и деревень»; вместе с ним было заслано 11 человек, которые разошлись по разным пограничным местам. Срочно был отправлен запрос в Военную коллегию, определившую: «В Воронежской и Белгородской губерниях и во всех донских казачьих городках оных шпионов где как возможно накрепко сыскивая ловить и злые их намерения пресекать, и во всем крепкую осторожность иметь». Но на допросе у фельдмаршала Миниха выяснилось, что арестованный – молдаванин («волоской нации») крестьянин Тимофей Сергеев, взятый турками на работы в Очаковскую крепость и отпущенный после ее захвата русскими войсками, шпионом не был, а весь его рассказ был выдуман солдатом-»толмачом», ни по-молдавски, ни по-татарски не говорившим. Теперь уже в шпионаже стали подозревать «переводчика», который выдумал историю про свое пленение татарами и подвел под пытки бродягу-волоха; однако доказать связь Малякова с турками не удалось.[546]
Военные власти расследовали в 1741 году деятельность ревельского купца Иоганна Витте, связанного со Стокгольмом. В 1743 году велось следствие над шведскими дезертирами Ю. А. Ф. Гавони и И. Коконте, обвинявшимися в шпионаже. Шведский посол в России Нолькен и его французский коллега маркиз Шетарди пытались подвигнуть принцессу Елизавету Петровну на захват власти одновременно с началом шведского вторжения в Россию, чтобы будущая императрица в благодарность уступила завоеванную ее отцом Прибалтику.
Елизавета после воцарения в 1741 году дистанцировалась от такой «поддержки»; но Шетарди и прусский посол Мардефельд не жалели сил и средств, чтобы знать, что «в сердце царицыном делается», и свалить своего противника – канцлера А. П. Бестужева-Рюмина. Для этой цели предназначались «пенсионы» придворным дамам, врачу Елизаветы А. Лестоку и камергеру М. И. Воронцову, «проходившим» по донесениям дипломатов как «смелой приятель» и «важной приятель»; к этой группировке примыкали генерал-прокурор Н. Ю. Трубецкой и генерал А. И. Румянцев. Король Пруссии выделил Воронцову «подарок» в 50 тысяч рублей, ежегодный «пенсион» и даже лично инструктировал российского вице-канцлера в Берлине осенью 1745 года. Прусский посол в Петербурге докладывал, что Лесток «настолько ревностный слуга вашего величества, будто он находится на вашей службе».[547]
Канцлер Бестужев, спонсируемый дипломатами противоположной стороны – Австрии и Англии, уже в начале 1742 года организовал систематическую перлюстрацию почты аккредитованных в Петербурге дипломатов, создав для этого целый штат, включавший резчика печатей, копиистов, переводчика. Главным специалистом «черного кабинета» стал академик-математик Христиан Гольдбах: его усилиями через год были дешифрованы депеши Шетарди, и миссия маркиза завершилась полным провалом – в 1744 году он был выслан из России.[548]
Усиление угрозы шпионажа побудило Елизавету Петровну издать указ от 11 июня 1742 года об организации в России контрразведывательной службы – опять-таки под эгидой Секретной экспедиции Сената и Коллегии иностранных дел: учреждались должности тайных агентов, обязанных вести проверку паспортов, досмотр судов и карет, наблюдать за приезжими иностранцами.[549] Однако с этого времени дела о шпионаже уже передавались Тайной канцелярии, тем более что власти подозревали некоторых иностранцев в намерении освободить свергнутого Ивана Антоновича. Многие из сторонников шлиссельбургского узника, независимо друг от друга, рассчитывали на помощь из-за границы. О поддержке принца Пруссией и Австрией говорил Иван Лопухин, «магазейн-вахтер» И. Седерстрем верил в участие в его судьбе прусского и английского королей, на поддержку Фридриха II и Франции полагался П. Грамотин.[550]
