На этом прекратились переговоры с английским послом; из них мы видим, что Иоанн готов уступить англичанам право исключительной торговли, что, по его собственным словам, было тяжелее дани, лишь бы только приобрести деятельный союз европейского государства против главных своих недругов, отнявших у него Ливонию. Понятно, что он искал союза и с Австрийским домом против Батория, но и в этом искании он не имел никакого успеха. Сын и наследник Максимилиана II, Рудольф II, прислал известить царя о смерти отцовской, изъявляя надежду, что Иоанн не убавит к нему и двору Австрийскому того верного, доброго, прямого, родственного расположения, какое оказывал к Максимилиану; но тут же обращался с просьбою, чтоб царь не велел бедных ливонцев войною обижать. Царь отправил к Рудольфу посланника Квашнина с объявлением, что хочет быть с ним в таком же братстве и любви, как и с отцом его, и стоять на всех недругов заодно. Рудольф отвечал: "Надеемся, что мы с вами будем в любви; а до приезда наших послов вы бы на убогую Ливонскую землю меча и огня не посылали". Когда война с Баторием приняла невыгодный оборот царь весною 1580 года отправил к Рудольфу с гонцом грамоту, в которой писал: "Послы твои, брата нашего дражайшего и любезнейшего, к нам до сих пор, неизвестно почему, не бывали. Ты бы к нам отписал, для чего послы твои позамешкались, и послов своих к нам отправил бы не мешкая и договор бы с нами утвердить велел, чтоб стоять нам на всякого недруга заодно". Гонцу был дан наказ: "Если спросят, как теперь царь с литовским королем, отвечать: как я поехал от своего государя, гонец литовский был у него и отпущен в Литву, а государя нашего гонец к королю Стефану поехал; дел больших я не знаю, я паробок у государя своего молодой, большие дела между государей как мне знать можно? А если спросят про Полоцк, каким образом король литовский у государя вашего Полоцк взял, то отвечать: были у государя послы литовские и перемирье заключили на три года, и государь наш, на то оплошась, больших прибылых людей в Полоцке не держал; если крестное целование не крепость, то чему верить? Король к Полоцку пришел нечаянно, через крестное целование, да и взял; но кто через правду и крестное целование что сделает, когда крепко бывает?" В августе того же года, когда Баторий подошел к Лукам, царь послал нового гонца к императору и в грамоте писал: "Послы твои, брата нашего дражайшего и любезнейшего, к нам до сих пор, неизвестно, по какому случаю, не бывали. А Стефан Баторий, воевода седмиградский, теперь на Короне Польской и на Великом княжестве Литовском укрепился по присылке султана турецкого и, сложась с ним и с другими мусульманскими государями вместе, кровь христианскую разливает и вперед разливать хочет. А стоят все мусульманские государи и посаженник турецкого султана Стефан Баторий на наше государство и на нас за то, что мы с твоим отцом и с тобою пересылались, желали всем христианским государям прибытка, хотели, чтоб, кроме вас, никто в Польше и Литве государем не был. И ты бы, брат наш, нам против них способствовал и братскую любовь с нами утвердил; а к Стефану королю отписал бы о таком его безмерстве, и о разлитии крови христианской, и о складке с султаном турецким, чтоб Стефан-король таких дел вперед не делал. Писали к нам из Любека бурмистры и ратманы, что ты не велел в наше государство возить на кораблях товары разные: медь, свинец и олово; не желая ли нас с тобою поссорить, распускают такие слухи? Ибо я никак не думаю, чтоб ты такой приказ дал". Рудольф отвечал с первым гонцом: "До сих пор мы все прилежно помышляли, как бы отправить к вам послов для убогих лифляндцев, но люди, которые были для этого посольства назначены, одни померли, а другие больны. А Ливонская земля принадлежит Священной Римской империи; в нынешнем вашем письме о ней ни слова не сказано". Императорские придворные утешали московского гонца тем, что Баторию скоро нечего будет платить своим наемным войскам. С другим гонцом Рудольф отвечал: "Послы не отправлены потому что еще не было совещания с имперскими чинами насчет Ливонии, которая принадлежит империи; царь покажет свою дружбу к имперским чинам, если не будет вступаться в остальные ливонские города; возить в Московское государство медь, свинец и олово он, Рудольф, не запрещал, а запрещен вывоз из империи оружия и всего относящегося к ратному делу еще при императоре Карле V, и потом это запрещение подтверждено при императоре Максимилиане II: и ваша бы любовь себе то поразумели, меня в этом любительно очистили и на меня не сердились". По окончании войны с Баторием царь вместе с Поссевином отправил одного посланника, Якова Молвянинова, и к папе, и к императору; в грамоте к последнему изъявлял готовность приступить к союзу христианских государей против мусульманских, для чего император и все союзники должны отправить послов в Москву; и так как дело идет о союзе всех христианских государей, то император должен отменить запрещение вывозить оружие в Московское государство.
Мы видели, что Иоанн в разговоре с английским послом назвал и датского короля Фридриха своим недругом. В 1578 году последний прислал в Москву Якова Ульфельда решить дело об Эстонии, на часть которой Дания предъявляла свои права. Но царь не хотел признать этих прав, и Ульфельд принужден был заключить пятнадцатилетнее перемирие на следующих условиях: король признал права Иоанна на всю Ливонию и Курляндию, за что царь уступал ему остров Эзель; король обязался не помогать Польше и Швеции в войне их с Московским государством; обязался не задерживать немецких художников, которые поедут в Москву чрез его владения. Фридрих не был доволен этим договором, осердился на Ульфельда и начал обнаруживать вражду свою к Москве тем, что требовал пошлин с английских купцов на пути их к Белому морю, объявлял свои притязания на некоторые пограничные с Норвегиею места.
Мы видели также, как московские силы в войне с Баторием развлекались постоянным опасением крымских нашествий. Тщетно посол московский оказывал учтивости хану, бил ему челом, обещал ежегодные подарки - хан без Астрахани не хотел давать шерти; и если не было слышно о крымцах во все продолжение войны с Баторием, то этим Москва обязана была войне турок с персами, в которой и хан должен был участвовать. Истомленный этою войною, хан мог вредить Москве, только поджигая волнения между черемисами. "Тридцать один год прошел от покорения Казани, - говорит летописец, - и окаянные бусурманы не захотели жить под государевою рукою, воздвигли рать, пленили много городов. Царь, видя их суровость, послал в Казань бояр и воевод с приказом пленить их. Но поганые, как звери дикие, сопротивлялись рати московской, побивали московских людей то на станах, то на походах бояре и воеводы не могли их усмирить".
Глава 7
СТРОГАНОВЫ И ЕРМАК
Первые сношения с Сибирью. - Непрочность ее зависимости от Москвы. Первые известия о Строгановых. - Григорий Строганов получает земли по Каме и строит городки. - Строгановы получают право заводить селения и за Уральскими горами. - Усиление козачества на Дону. - Враждебные столкновения его с государством. - Козацкий атаман Ермак у Строгановых и отправляется ими за Уральские горы. - Гнев царский на Строгановых за это. - Успешные действия Ермака в Сибири. - Он извещает об них Иоанна. - Отправление царских воевод для принятия сибирских городов у козаков. - Преждевременная дряхлость Иоанна; причины ее. - Браки царские. - Убийство сына. - Болезнь и смерть Иоанна. Объяснение его характера и деятельности.
В то время как на Средней Волге и Нижней Каме дикие народцы делали последние отчаянные усилия, чтоб высвободиться из-под русского подданства, в то время как на Западе Польша и Швеция благодаря личным достоинствам Батория успели соединенными силами оттолкнуть Московское государство от моря, успели отнять у него возможность ближайшего, непосредственного сообщения с Западною Европою, возможность пользоваться плодами ее образованности, необходимыми для скорейшего и окончательного торжества над Азиею, - в то время движение русского народонаселения на северо-восток не только не прекращалось, но усиливалось все более и более, и русский человек перешел наконец через Уральские горы.
Мы видели, как после завоевания Казани князья ногайские сами предложили московскому царю овладеть Астраханью, как потом мелкие владельцы прикавказские стали обращаться в Москву с просьбою о помощи друг против друга, просились в подданство, чтоб иметь сильного покровителя и надежную помощь. Точно так же поступил и владелец Сибири, татарского юрта, лежавшего в средине нынешней Тобольской губернии, юрта очень незначительного самого по себе, но значительного в той пустынной стране, где на громадных пространствах редко разбросаны были малочисленные роды разноплеменных и разнообычных жителей. В генваре 1555 года пришли говорит летопись послы к царю от сибирского князя Едигера и от всей земли Сибирской, поздравили государя с царством Казанским и Астраханским и били челом, чтоб государь князя их и всю землю Сибирскую взял в свое имя и от всех неприятелей заступил, дань свою на них положил и человека своего прислал, кому дань сбирать. Государь пожаловал, взял князя сибирского и всю землю в свою волю и под свою руку и дань на них положить велел; послы обязались за князя и за всю землю, что будут давать с каждого черного человека по соболю и по белке сибирской, а черных людей у себя сказали 30700 человек. Царь отправил в Сибирь посла и дорогу (сборщика дани) Дмитрия Курова, который возвратился в Москву в конце 1556 года вместе с сибирским послом Бояндою. Дани Едигер прислал только 700 соболей, об остальной же посол объявил, что воевал их шибанский царевич и взял в плен много людей, отчего и мехов собрать не с кого. Но Куров говорил, что дань было можно собрать сполна, да не захотели, вследствие чего царь положил опалу на Боянду, велел взять у него все имение, самого посадить под стражу, а в Сибирь отправил служивых татар с грамотою, чтоб во всем исправились. В сентябре 1557 года посланные татары возвратились с новыми послами сибирскими, которые привезли 1000 соболей да дорожской пошлины 106 соболей за белку; привезли и грамоту шертную с княжею печатью, в которой Едигер обязывался быть у царя в холопстве и платить каждый год всю дань беспереводно. Но такая зависимость Сибирского юрта от Москвы была непрочна: Едигер поддался с целию иметь помощь от русского царя против своих недругов или по крайней мере сдерживать их страхом пред могущественным покровителем своим; но помощь трудно было получить ему по самому отдалению его владений от областей московских, и та же отдаленность отнимала страх у врагов его, которые надеялись безнаказанно овладеть Сибирским юртом и потом в случае нужды умилостивить московского царя обязательством платить ему такую же дань, какую платил прежний князь. В Сибири понимали хорошо свое положение, характер отношений своих к Москве; так, сибирский князь говорил одному из русских людей: "Теперь собираю дань, к господарю вашему послов отправлю; теперь у меня война с козацким царем (киргиз-кайсацким); одолеет меня царь козацкий, сядет на Сибири, но и он господарю дань станет же давать". Действительно, мы видим в Сибири перемены: князья изгоняют, губят друг друга; Москва, не принимая никакого участия в этих переменах, требует одного - дани; князья то соглашались платить ее, то отказывались, надеясь на безнаказанность вследствие той же отдаленности; так, последний князь или царь, утвердившийся в Сибири, Кучум, обязался было платить дань Иоанну, а потом убил московского посла. Прочное подданство Зауралья Москве могло утвердиться только вследствие известного движения русского народонаселения на северо-восток, когда русские промышленные люди приблизили свои селища к Каменному Поясу и потом задумали перейти и через него.
