Дверь комнаты распахнулась и в нее не вошел, а буквально влетел товарищ Дождева-Ласточкина по сцене, "рассказчик из народного быта" того же увеселительного заведения, Антон Антонович Легкокрылов.
- Дома и пирует... Ба, да ты Калифорнию, кажется, открыл, - увидал он лежавшие на столе деньги.
- Здравствуй, - подал Федор Николаевич руку приятелю, - садись... Сперва чаю или водки?
- Конечно, последней, - заявил Легкокрылов.
Федор Николаевич выпил налитую рюмку, закусил и, наполнив ее снова пододвинул к усевшемуся за стол Легкокрылову, а затем собрал со стола деньги и сунул их небрежно в боковой карман пиджака.
Легкокрылов выпил, закусил и уставился на хозяина.
- Да откуда тебе такая уйма денег свалилась, наследство, что ли, получил? - задал он вопрос после некоторого молчания.
- А помнишь, Кречинский сказал, что во всяком доме есть деньги, надо уметь только их найти.
- Так что же?
- Ну, я и нашел...
- Где же и как ты нашел?
- Как! Ум, брат, всему делу начало, ум, но работает он подлец, только в крайности, потому и полагаю я, что все великие открытия сделаны нищими.
- Да ты не философствуй, а расскажи толком, - приставал гость.
- Нет, ты погоди, - продолжал Федор Николаевич, - остался я к первому дню праздника в этой только паре, даже фрачную на страстной заложил, а без нее, ты знаешь, каждый из нас, как солдат без ружья, за квартиру три месяца не плачено, хозяйка изгнанием грозит и только ради великого праздника милость оказала; - за душой ни полтины и вдруг одна гениальная мысль и в кармане три радужных.
- Три, - подавился даже куском ветчины пораженный такой суммой гость.
- Да, три.
- Но откуда же, не томи, голубчик!
- Изволь, для приятеля расскажу, - заметил Федор Николаевич. Затем, выпив рюмку водки и наполнив ее для Легкокрылого, он встал, подошел к комоду, взял цилиндр и подал его ему.
- Видишь!
- Вижу, шляпа, - недоумевал тот.
- Шляпа, - передразнил его Федор Николаевич, - а что на дне тульи написано?
- Ф. Н. Дождев-Ласточкин, - прочел Антон Антонович вытесненную золотом надпись и удивленно поднял глаза на хозяина. - Но в чем же дело? Не понимаю!
- Вот эта-то шляпа и принесла мне сегодня доходу триста рублей словом, благоговей - это дорогая шляпа, - взял ее из рук Легкокрылого Федор Николаевич и бережно поставил на комод.
- Да не разводи бобы-то, расскажи! - не унимался Антон Антонович.
- Ты знаешь, что я с нашей шансонеткой Зюзиной разошелся, порвал все, она меня променяла на того восточного человека, который обыкновенно сидит у нас в первом ряду, то есть не на человека, а на ходячий набитый карман. Я ее не упрекаю, она сделала, подобно Периколле:
До гроба твоя Периколла.
Но больше страдать не могу...
Пропел Федор Николаевич и задумался.
Антон Антонович застыл в ожидании продолжения.
- Теперь ее удел - роскошь и блеск, а мой - нищета и страданье! меланхолически начал Федор Николаевич. - Одно, с ее стороны, подло: она, по настоянию своего восточного человека, который ревнив, как Отелло, порвала со мной всякое знакомство и я не могу даже прибегать к помощи моей бывшей подруги жизни. Наконец, как я тебе говорил уже, я дошел до крайности... Фрачная пара, понимаешь ли ты, фрачная пара и та заложена... Сегодня утром я решился идти к ней с визитом и - пошел!..
- Ну?..
- Звоню; отворяет горничная, я вхожу, "Дома?" спрашиваю. Смешалась. "Никак нет-с!" говорит. На столе в передней, стоит шляпа-цилиндр, - его шляпа, тоже с вытесненной золотом фамилией; я свою - поставил рядом. Я сперва хотел войти насильно, но вдруг гениальная мысль озарила меня! Я беру вместо своей его шляпу и - удаляюсь... Обрадованная горничная запирает за мной дверь.
Федор Николаевич снова умолк.
- Дальше, дальше! - прошептал Легкокрылов.
- Иду оттуда и прямо домой. Не проходит получаса, как ко мне является ее горничная с моей шляпой.
- Обменять изволили!
- Знаю.
- Позвольте получить?
- Триста рублей, ни копейки менее, - заявляю я и выпроваживаю вон с моей шляпой.
Проходит еще томительных полчаса, и горничная со шляпой и пакетом с тремя радужными является снова. Я возвращаю шляпу.
- Да ты, Федя, гений! - порывисто произнес Антон Антонович, - выпьем, ты мне плесни в чайный стакан - вместе хочу.
Федор Николаевич начал наливать водку.
Чековая книжка
(из жизни петербургского темного люда)
Встретился на днях с приятелем, который знает чуть не пол-Петербурга и посвящен почти во все закулисные тайны, как крупных, так и мелких столичных "дельцов".
Разговорились о том, о сем и между прочим о частых крахах петербургских банкиров.
- Конечно, заметил я, платится одна легкомысленная провинция...
- Нет, не скажи, - перебил он, - многие держат деньги у этих, с позволения сказать, банкиров и на вкладах и на текущем счету, соблазняясь высоким процентом, а иные имеют от них чековые книжки для разного рода кунштюков... С ними они обделывают свои делишки и пускают пыль в глаза...
- То есть как?
- Да так... Вносите вы, положим, в такую банкирскую контору тысячу рублей, вам контора выдает квитанцию в этой сумме и чековую книжку, на которой не обозначена сумма вашего вклада... Квитанцию вы запираете в ваш письменный стол, а книжку чеков кладете в карман и вы... капиталист... Вы берете по чекам деньги, выбираете даже все, но квитанция, а главное, чековая книжка остается у вас и вы все-таки... продолжаете быть капиталистом...
- Даже когда по этой книжке не выдадут больше ни гроша?..
- Даже когда не выдадут ни гроша... Да вот, вы знаете Z?
- Это комиссионера?.. Знаю, видал... он живет на Стремянной...
- Он самый, но вы ошибаетесь, он не может называться комиссионером в обыкновенном значении этого слова, он, поднимайте выше, делец... у него что месяц, то один проект грандиознее другого, он всегда окружен если не большими капиталистами, то во всяком случае состоятельными людьми, месяц-два безусловно верящими в его финансовый ум вообще и в его проекты: "Товарищество на паях для добывания олова на Мурманском берегу" и "Акционерное общество копчения свиных туш в Тамбовской губернии для экспорта за границу", в особенности... Но это между прочим... Я отвлекся от нити рассказа...
Вот у этого самого Z всегда есть чековая книжка какой-нибудь банкирской конторы и на нее он зарабатывает хорошие деньги... Пригласит к себе обедать какого-нибудь еще не разочаровавшегося в нем будущего "пайщика" в деле "добывания олова" или "копчения свиных туш". Обед - надо отдать справедливость - всегда хороший, с шампанским, в седьмом часу вечера. Вдруг за обедом подает лакей, - пройдоха тоже парень, телеграмму, всегда одну и ту же - тщательно ее сохраняют... Z развертывает и читает: "Немедленно выезжайте курьерским, Москва, жду". Z за бумажник, там оказывается каких-нибудь двадцать-тридцать рублей...
- Каково, положение! - восклицает он. - Надо сейчас же ехать в Москву, а денег нет... Дайте, голубчик, триста - четыреста рублей, а я вам напишу чек на банкирскую контору - завтра в 10 часов получите... Приди телеграмма, - будь проклята наша почта, - двумя-тремя часами ранее, получил бы сам, а теперь контора закрыта...
Еще не разочаровавшийся гость, будущий "пайщик", вынимает деньги... Z вырывает чек из книжки и пишет сумму и, выпроводив гостя... остается дома, приказывая лакею несколько дней говорить обедавшему с ним, что он уехал в Москву...
Через известное количество дней он, наконец, принимает своего нового кредитора, бросается к нему навстречу и не дает выговорить слова...
- Простите, ради Бога, мою рассеянность, чек с вами...
- Со мной, по нему ничего не выдали, так как деньги ваши уже все получены, - подает кредитор чек.
Z быстро рвет его.
- Из ума вон... совсем из ума вон, что денег там нет... Просто от этих дел голова идет кругом... Уж вы меня извините, голубчик, что заставил вас понапрасну проехать в контору...
- Ничего, ничего... - заставляет тот, думая, что сейчас получит свои деньги... Ничуть не бывало.
- Завтра завезу вам с благодарностью, - заставляет Z, и это завтра продолжается до последнего "судного дня"... Так и живет... да еще как живет - припеваючи... Только частные крахи контор вводят его в хлопоты: приходится добывать и вносить деньги на время в другую контору для получения чековой книжки... - заключил рассказчик.
Выигрышный билет
(Петербургская быль)
Павел Петрович Маслобойников был вдовец.
Человек еще далеко не старый он служил бухгалтером в одной из петербургских банкирских контор и получал обеспечивающее его содержание.
Имея, кроме того, небольшой капиталец, он жил припеваючи.
Детей у него не было. Жениться второй раз он не намеревался, хотя среди знакомых, и маменек, и дочек, он считался завидным женихом, и его в силу того еще радушнее принимали.
Павел Петрович посмеивался себе в ус и пользовался выгодами своего положения.
Двумя отличительными чертами характера моего героя были деликатность и скопидомство.
