Отношение правительства Ивана IV к Старицкому княжеству было лишь наиболее ярким образцом антиудельной политики царя Ивана.
Ту же судьбу, что и князь Владимир, испытали и «служилые» князья. Во время опалы 1571 г. потерял свои обширные вотчины в Епифани и Веневе князь И.Ф. Мстиславский. Тогда же в казну попали г. Лух с волостями, оказавшиеся выморочным владением после смерти И.Д. Бельского. М.И. Воротынский (владелец Новосиля) и Н.Р. Одоевский (владелец вотчин в Одоеве и Перемышле) погибли не в опричнину, а в 1573 г. Но судьба их владений не очень многим отличалась от истории Старицкого княжества: правительство неоднократно отнимало владения у опальных князей (в 1562 г. временно были забраны владения И.Д. Бельского и М.И. Воротынского, последнему позднее на некоторое время был пожалован Стародуб), но возвращало их, прежде чем ликвидировать вотчины-княжения этих виднейших членов Боярской думы. Только беспрекословное подчинение царской воле на некоторое время давало крупнейшим княжатам видимость гарантии от опалы и казни[2406].
Прослеживая эту в целом твердую линию политики Ивана IV, нужно, конечно, учесть, что правительство ее придерживалось не всегда последовательно. Уже выделение опричнины было созданием своеобразного удела. Иван Грозный охотно давал небольшие княжения своим близким сподвижникам, прежде всего из числа казанских и кавказских князей («уделы» были у Михаила Темрюковича, Симеона Бекбулатовича и некоторых других). В 1572 г., составляя свое завещание в обстановке надвигавшегося похода Девлет-Гирея и грядущей отмены опричнины, царь Иван IV щедро наделял уделами своих родичей и сподвижников, как бы стремясь воскресить «старинные» порядки, против которых он сам же боролся в опричные годы. Но победа при Молодях временно стабилизировала положение на южных границах Руси, а отмена опричнины была осуществлена без резкого поворота к «удельной старине». Поэтому завещание царя никогда не было реализовано, а борьба с удельной децентрализацией продолжалась.
Ликвидация удела Владимира Старицкого и разгром Новгорода подвели финальную черту под длительную борьбу за объединение русских земель под эгидой московского правительства в годы опричнины. Сильный удар нанесен был и по феодальной обособленности русской церкви, окончательное включение которой в централизованный аппарат власти после столкновения Ивана Грозного с митрополитом Филиппом было делом времени. Вызванная коренными интересами широких кругов господствующего класса феодалов, эта борьба в какой-то мере отвечала потребностям горожан и крестьянства, страдавших от бесконечных междоусобных распрей феодальной аристократии.
Вместе с тем опричнина была очень сложным явлением. Новое и старое переплетались в ней с удивительной причудливостью мозаичных узоров. Ее особенностью было то, что централизаторская политика проводилась в крайне архаичных формах, подчас под лозунгом возврата к старине. Так, ликвидации последних уделов правительство стремилось добиться путем создания нового государева удела — опричнины. Утверждая самодержавную власть монарха как непреложный закон государственной жизни, Иван Грозный в то же время передавал всю полноту исполнительной власти в земщине, т. е. основных территориях России, в руки Боярской думы и приказов, фактически усиливая удельный вес феодальной аристократии в политическом строе Русского государства.
Варварские, средневековые методы борьбы царя Ивана со своими политическими противниками, его безудержно жестокий характер накладывали на все мероприятия опричных лет зловещий отпечаток деспотизма и насилия.
Здание централизованного государства строилось на костях многих тысяч тружеников, плативших дорогой ценой за торжество самодержавия. Усиление феодально-крепостнического гнета в условиях растущего разорения страны было важнейшим условием, подготовившим окончательное закрепощение крестьян. Бегство на южные и восточные рубежи государства, запустение центра страны были также ощутимыми итогами опричнины, которые свидетельствовали, что крестьяне и посадские люди не желали мириться с возросшими поборами и «правежами» недоимок. Борьба угнетенных со старыми и новыми господами из опричной среды постепенно и непрерывно усиливалась. Россия стояла в преддверии грандиозной крестьянской войны, разразившейся в начале XVII в.
В первом издании монографии A.A. Зимина приложение содержало два документа с нашим кратким введением. Предполагалась более объемная публикация и лишь по техническим обстоятельствам задуманное не было выполнено. Позднее большинство текстов было издано в журнале Советские архивы (1968 г. № 3 и 1969 г. № 2). По этой ли причине или же по другим мотивам опубликованные грамоты далеко не сразу и до сих пор не полностью вошли в арсенал источников по истории опричнины Ивана Грозного.
Некоторое расширение числа издаваемых грамот связано с тем, что дополнительные тексты открывают перед исследователями новые важные стороны, неизвестные ранее факты в том сложнейшем клубке событий, который современники, а вслед за ними историки обозначали странным, неожиданным термином — опричнина. Ознакомившись с текстами документов, читатель ощутит реалии тех мрачных лет в их живой непосредственности. И очень вероятно, что не искушенный в профессиональных тонкостях человек далеко не сразу поймет, почему, собственно, публикуемые грамоты связываются нами с опричниной. Ведь только одному документу знакомо само это слово. Необходимы, следовательно, некоторые предварительные разъяснения.
Первое из них, хорошо известное — подавляющая часть архивов погибла еще в XVI–XVII столетиях. Относительно полные собрания документов — большая редкость и эти исключения представляют владельческие архивы ряда крупных и средних монастырей, иных церковных организаций. Поэтому почти все издаваемые ниже тексты прямо или опосредованно восходят к церковным архивохранилищам далеких от нас веков. Второе пояснение — действительная ценность миогих источников заключена в попутной по отношению к главному содержанию информации. Ее ненамеренный характер придает фактам такого рода особую меру достоверности. Затруднение только одно — нужно уметь выявить подобную информацию. Наиболее яркий пример тому — публикуемая под № 2 закладная кабала Д.В. и Л.А. Нелединских М.В. Годунову на село Башарово в Бежицком Верхе.
Закладные кабалы на вотчины как тип поземельной документации, неплохо известен. Отдадим должное нечитаемой грамоте — среди остальных подобных текстов она выделяется рядом особенностей. К примеру, в ней налицо более поздние пометы (они относятся ко второй половине 80-х годов XVI в.), фиксирующие отказ нескольких представителей следующего поколения Нелединских от своих прав на заложенное имение. Заемная сумма, оказывается, принадлежала не М.В. Годунову, а его малолетней внучке, княжне Ульяне Федоровне Турениной. Скорее всего недолгая и потому вряд ли счастливая история ее замужества также отразилась в записях на обороте подлинного документа Но для нас сейчас важно другое — конкретная дата составления кабалы, место ее написания и состав свидетелей (послухов) сделки. Год назван в самой грамоте — 7064. Дата определяется указанием на двухлетний срок займа: два года начинались со дня «верховных» апостолов Петра и Павла. В подобных случаях время написания кабалы не мокю отстоять от начала исчисления срока займа более, чем на один-два дня. Иными словами, сделка состоялась между 27 июня и 1 июля 1566 г. (но старому стилю). Но именно в эти дни (с 28 июня по 2 июля 1566 г.) в Москве заседал знаменитый земский собор по самому важному тогда вопросу — продолжать ли войну за Ливонию с Великим княжеством Литовским или же соглашаться на литовские условия мирного соглашения. Участником Собора, как известно, был М.В. Годунов, и следовательно закладная писалась в Москве и именно в столице находились участники и свидетели займа под заклад вотчины. Не менее восьми человек (из десяти) входили в состав государева двора. В тысячной книге 1550 г. среди дворян третьей статьи записаны А.Ф. Кашкаров (по Торжку) и Г.Б. Погожево (но Бежецкому Верху). Они же фигурируют и в Дворовой тетради в соответствующих городовых разделах, причем помимо Г.Б. Погожево среди дворовых по Бежецкому Верху зафиксированы Д.В., H.H., И.М. Нелединские, A.B. Челюсткин, М.П. Рясин. М.В. Годунов в Дворовой тетради записан по Вязьме[2407].
Почему важны эти факты? Исследователи (подробнее других этим занимался A.A. Зимин) установили полное преобладание среди участников соборных заседаний членов земского (не опричного) государева двора. Б.Н. Флоря высказал предположение, что депутатами стали те дворовые дворяне из разных городов, которые оказались в Москве в дни соборных заседаний. Публикуемый документ доказывает ошибочность этой гипотезы. Никто из вышеназванных лиц в деятельности собора участия не принимал, помимо М.В. Годунова. По вероятному мнению A.A. Зимина Бежецкий Верх представляли М.А. Мономахов, Е.Т. Старого, Б.И. Дементьев и И.П. Рясин (старший брат одного из свидетелей грамоты). От Торжка присутствовали И.П., Е.П. Новосильцевы. Ни по происхождению, ни по уровню служб, ни по принадлежности к числу дворовых перечни депутатов собора, свидетелей и участников закладной сделки не отличаются чем-либо существенным[2408].
