В районе с. Хорошево я оказался несколько раньше условленного времени и снова стал просматривать план предстоящей операции. Примерно через 10 минут на легковой машине подъехал молодцеватого вида генерал-майор в форме пограничных войск и сообщил, что Верховный главнокомандующий на месте в с. Хорошево и ожидает меня.
Небольшое село, куда мы через несколько минут въехали, прижималось к крутому оврагу и, пожалуй, ничем не выделялось среди других сел Калининской области. Несколько улиц с деревянными домиками, а перед ними палисадники, зеленевшие черемухой, березой и липой. Мы подъехали к небольшому двору, в центре которого стоял домик с карнизами, украшенными резьбой. Миновав крошечные сени и комнату с русской печью, я вошел в горницу и доложил Верховному главнокомандующему о своем прибытии и кратко о ходе боевых действий войск фронта. Он поздоровался со мной и пригласил сесть, сразу же задав несколько вопросов и прежде всего о противнике и о снабжении войск фронта продовольствием и боеприпасами.
Выслушав мои ответы, Верховный главнокомандующий повел речь об общих вопросах военно-политического характера. Затем И. В. Сталин подошел к карте Смоленской операции, прикрепленной мной к стене, и сказал: «Докладывайте, как вы спланировали боевые действия».
Я охарактеризовал операционное направление и состояние обороны противника перед Калининским фронтом, а затем подробно остановился на соотношении сторон и возможностях фронта; главный упор сделал на то, что для успешного проведения операции нам недостает снарядов и что плотность артиллерии на участке прорыва составляет не более 140 орудий на 1-й километр фронта. Этого было недостаточно, особенно при учете прочности и многочисленности оборонительных сооружений противника. Основываясь на этом, я попросил Верховного главнокомандующего помочь нам авиацией, артиллерией и снарядами.
После этого мною был коротко изложен план операции, вытекавший из поставленной Ставкой задачи фронту. Операцию намечалось осуществить силами двух фронтов – Западного и Калининского. Действия смежных флангов двух фронтов должны были слиться в единый удар…» [29] (Такие доклады Верховный каждый день принимал в Ставке, в своем кремлевском кабинете, и ему не было большой надобности эти данные от Еременко принимать в деревне Хорошево, тем более что наступление планировалось значительно позже момента встречи. – В. М.)
Тверской журналист М. Страхов:
«Доклад Еременко был прерван стуком в дверь. Вошел генерал Серов и радостно сообщил важную новость: “Нашими войсками взят Белгород!”. – “Замечательно! Очень хорошо! На рассвете взяли Орел, теперь вот – Белгород. В один день освободить два города… Замечательно!” – сказал разгоряченно Сталин. Настроение у Сталина сразу улучшилось…
Подойдя к столу, он обратился к Еременко: “Как вы смотрите на то, чтобы дать салют в честь тех войск, которые взяли сегодня Орел и Белгород?” Вопрос для генерала оказался столь неожиданным, что Еременко не смог ответить. Сталин повторил вопрос. Генерал ответил, что, на его взгляд, найдена новая замечательная форма благодарности войскам. Иосиф Виссарионович радостно улыбнулся и подошел стремительно к телефону.
Подняв трубку, он произнес: “Молотова. (Тут же последовал ответ.) Вячеслав, ты слышал, что наши войска взяли Орел и Белгород? Так вот. Прикажи приготовить в Москве салют из 100 пушек, но без меня давать не смейте, чтобы ни в коем случае не испортить никому это мероприятие. Мы сейчас пообедаем, и я уеду в Москву”.
Так 5 августа 1943 года, в 15 часов в небольшом домике в Хорошеве, селе под Ржевом, родилась идея проведения первого салюта, которые до сих пор гремят по нашей стране в дни праздников». (Выделено мной. – В. М.) [30]
5 августа. Из воспоминаний сопровождающего полковника Н. Кириллина:
«Сталин вооружился биноклем и отправился с Еременко на крутой берег Волги. С места разбитого монастыря Сталин ознакомился с разрушениями города Ржева. В это время он нам заказал чай. Иван Дубинин во дворе раздувал голенищем сапога трубу самовара, а я глазел, как вылетали искры из поддувала…»
После обеда Сталин вышел в отличном настроении на крыльцо и поманил пальцем заместителя коменданта Ближней дачи И. М. Орлова с Кириллиным, налив им из бутылки по стопке перцовки. Счастливцы сперва оробели, но все-таки дружно опрокинули рюмки, разом гаркнув:
– За ваше здоровье, товарищ Сталин!
– Пейте не за мое здоровье, а за идеи великого Ленина и победу над врагом! – улыбнулся он.
Затем Кузьмичев подошел к И. Хрусталеву, который после трех бессонных ночей спал на траве во дворе. Кузьмичиев начал будить Хрусталева со стопкой в руках. Но Хрусталев послал Кузьмичева со стопкой к черту. Стоявший позади Кузьмичева Сталин произнес: «Оставьте его в покое. Сам проснется».
Э. Хруцкий:
«5 августа Серова вызвал Сталин. После разговора с Еременко он был явно не в духе. (Очевидно, старые дела по Ржеву, когда срывались наступления и Сталину приходилось особо переживать за свой замысел боевых действий – будет он выполнен или нет, сказались в этот момент на Еременко, которого он с некоторых пор, откровенно говоря, недолюбливал. – В. М.)
– Я уезжаю. А вы рассчитайтесь с хозяйкой. Дайте ей рублей сто.
Сталин плохо знал цены сорок третьего года. На сто рублей можно было купить полбуханки хлеба или пачку папирос «Пушка».
– Товарищ Сталин, зачем ей деньги, – сказал Серов, – может, мы ей продукты оставим?
– Очень правильно. Так и поступим.
Серов проводил Сталина до поезда, а когда вернулся в деревню, увидел расстроенного генерала Зубарева.
– Ты чего?
– Иван Александрович, неужели марочный коньяк и вино хозяйке отдашь?
– Ладно, бутылки можешь забрать себе.
Позвали хозяйку.
– Спасибо от меня и вашего постояльца, он вам все продукты оставляет.
Хозяйка вошла в кладовку. В ней лежали ящики консервов, шоколада, поленница сухой колбасы.
– Это все мне?
– Тебе, тебе, – засмеялся Серов.
– А кто ж это был у меня на хате?
– Товарищ Сталин.
Хозяйка ахнула и грохнулась об пол. Пришлось вызывать военфельдшера.
Когда все успокоилось, к Серову подошел Ефимов.
– А ты, Ефимов, как здесь? Почему со всеми не уехал?
– Сумел, Иван Александрович. Зубарев баньку обещал. Ты как? Если согласен, тогда пошли, Александрыч, кости попарим.
Банька была совсем рядом, за забором. Из нее валил пар.
Серов вошел в горячую влажную баню и заснул, впервые спокойно за эти дни…» [31]
Генерал А. Еременко:
«Мы поехали на железнодорожную станцию Мелихово. Поезд, на котором приехал Верховный главнокомандующий, состоял из нескольких товарных вагонов и платформ и одного салон-вагона, камуфлированного под основной состав. Я был приглашен на обед в салон-вагон. За обедом велась оживленная беседа. Наряду с обсуждением вопросов, связанных со Смоленской операцией, Сталин дал высокую оценку действиям войск Сталинградского и Юго-Восточного фронтов в ходе битвы на Волге, подчеркнув, что армии, входившие в эти фронты, отличились не только в обороне, но и в контрнаступлении. За обеденным столом прозвучала примерно та оценка битвы под Сталинградом, которая была дана Верховным главнокомандующим, когда он назвал Сталинград закатом немецко-фашистской армии.
Прощаясь, И. В. Сталин разрешил сообщить войскам о посещении им фронта.
В тот же день весь руководящий генеральский состав узнал, что Верховный главнокомандующий был на нашем фронте. Я рассказал о задачах, поставленных перед нами, и о том, что предстоят напряженные бои. Известие о посещении фронта Верховным главнокомандующим сыграло большую положительную роль в подъеме морального состояния войск. Теперь предстояло окончательно откорректировать план Духовщинской операции. Имея в виду изменение в плотности артиллерии, следовало несколько уменьшить запланированный для прорыва участок, а часть орудий привлечь со второстепенных участков и за счет этого создать необходимую плотность артиллерии, доведя ее до 170 орудий на 1-й километр фронта.
8 августа с группой офицеров штаба фронта я снова приехал на командный пункт 39-й армии и весь день работал над планом операции 39-й армии, пришлось его значительно поправить. На следующий день мы были в 43-й армии, здесь я также подробно рассмотрел план и утвердил его». [32]
