Выхожу из школы и не узнаю местность. Город интенсивно горел вновь. Везде новые развалины и новые пожары. Тушить уже было некому и бесполезно, все что могло гореть, выгорало, заполняя улицы дымом. Оставшиеся в живых легко раненые и отравленные люди разбредались по еще не очень дымным просветам улиц. Группа солдат национальной гвардии, в нелепых противогазах, на носилках пытались унести тяжелораненых куда то в дым.
- Николай, это ты?
- Эди?
Все в той же железный каске и грязным лицом, передо мной стоял мастер Эди.
- Видишь. Я говорил, что два парохода набиты селитрой и тоже взорвутся, так оно и есть. Лежал на здесь на матрасе и тут как грохнет. Представляешь, все небо заполнилось огнем и... мимо нас... на город. Мы оказались, как под зонтиком...
- Там, крышу школы пробил якорь с одного из пароходов...
- Значит не смог перелететь, - философски заметил Эди.
- Нам надо выбираться от сюда.
- Опять в дым... Здесь какая-то женщина давала мне таблетки от головной боли, чуть сняло... Вон, военные оставили противогазы, пошли хоть их натянем.
Это были противогазы не военных, просто очищали классы и выкинули в окно школьные защитные средства. Хорошие маски уже разобрали, остались с рваной резиной, битыми очками и мятыми контейнерами для фильтрующего элемента. Эди выбрал две попорченные маски, вывернул из них фильтры и один протянул мне.
- На. Дыши через эту железяку. Больше ни чем помочь не могу. Ну, тронулись. Эта школа загорится нескоро, каменная стена временно сдержит огонь, но мы ждать не будем. Каждый час промедления грозит опасностью. Если пожар разгорится во всю в городе, нам вообще не выйти.
Горели все дома в городе, это был жуткий факел. Жара, дым, развалины, все встало на нашем пути. Несколько неподвижных фигур лежало на дороге, но мы их даже не проверяли, живы они или нет. Все брели, и брели на север. Попадались живые, лица у многих обмотаны тряпками, у некоторых противогазы. Военные и добровольцы несли раненых на носилках и руках. Толи мы присоединились к ним, толи они к нам, но вся эта толпа неравномерной цепочкой, двигалась в одном направлении, огибая развалины и горящие стены. Вышли на более или менее свободные от кирпичей и мусора окраины города. Здесь уже было много военных и полиции. Первая, увиденная нами, пожарная машина с эмблемой соседнего города уже развернулась и пыталась сбить пламя с трехэтажного дома. Наши фильтры мало помогали. Вернее помогали, но всю дрянь горевших улиц, мы все же вдохнули и уже брели как в беспамятстве. Я крепился из последних сил и когда передо мной мелькнул костюм гвардейца, рухнул перед ним на асфальт.
Очнулся в больнице. Рядом десятки коек. Негритянка в белом халате, склонилась надо мной.
- Ну как себя чувствуете, больной?
- Где Эди?
- Не знаю, о ком вы?
- В каске такой...
Она растеряно пожимает плечами.
- Нет... не видела. Вы очень здорово отравились от угарного газа... Вас с трудом откачали.
- У меня был товарищ, вместе выходили из порта...
- Я же говорю, не знаю. Лучше скажите, как ваше имя и фамилия...
- Сколько я лежу здесь?
- Уже четвертый день. Говорите фамилию.
- Николай Кушелев.
- Кушелеф?
- Пишите как угодно.
- Где работаете, где живете?
Начались нудные вопросы. Негритянка от меня отстала, только тогда, когда ее позвали в дальнем углу комнаты. Чуть саднило лицо, я пошевелил рукой и дотронулся до него. Куча бинтов и ничего больше.
Эди так и не появился. Я расспрашивал всех врачей, больных, но никто не мог сказать, куда делся человек в армейской каске. Зато меня нашла Катя. Она пришла через два дня утром, села на край кровати и тихонько позвала.
- Коля...
- Катя?
- Лежи, лежи...
- Как ты меня нашла?
- По спискам. В газетах опубликовали списки, всех больных, раненых и тех, кто зарегистрировался... Там твоя фамилия.
- С тобой все в порядке? Как ты вышла из города?
- Вместе с классом. Нас учили, что делать в случае нападения противника, вот мы без паники, дружно и спаслись. Все вышли из школы, а тут подоспели полицейские, прямо на автобусах вывезли из города.
- А я был в той школе, что вы покинули. Там открыли госпиталь, а потом после второго взрыва на нее упал якорь...
- Это ужасно. Как ты себя чувствуешь?
- Ничего. Поправляюсь. Слишком здорово отравился от дыма, но теперь ничего... Вот еще лицо...
- Мне говорил врач, что у тебя все будет нормально. Лицо заживет, но будет в шрамах.
- Что же теперь ты будешь делать дальше? Где жить?
- Пока осталась при школе. Ее разместили в спортзале здешнего городка, а потом посмотрим... Сенат штата обещал найти жилье для учителей, но с условием, что все вернуться в Техас-Сити.
- Но этого города уже нет...
- Построят. Американцы умеют быстро строить.
- Ты про Самохиных чего-нибудь слышала?
- Глаша с девочкой живет со мной. Когда в порту раздался первый взрыв, их нашли в полуразрушенном доме военные и привезли сюда, но позже нас. Приезжих не знали где разместить, а я случайно ее увидела на скамейке парка, где пока временно поместили всех. Забрала к себе, вот теперь вместе. С ними все в порядке, а вот где Петр, не знаю.
- Если жив, найдет вас. Мне больные говорили, что всех кто выбрался из Техас-Сити, раскидали по городам штата. Во всех больницах штата полно раненных.
- Про тебя есть заметка в газете...
- Что ты говоришь? И что там пишут?
- Знаешь такого Джона Клинтона? Этот репортер сумел сделать великолепные кадры последних минут "Гранкана". Он там пишет, что последнего кого видел в порту, это тебя на погрузчике.
- Да, действительно так.
- Но в газете есть и другое. Там написано, что из людей работавших в порту никого не осталось в живых.
- Это уже врут. Я и Эди вышли.
- Кто такой Эди.
- Мастер. Руководил докерами при погрузке парохода.
- Какое ужасное событие произошло с нами.
- Ты права. Теперь все надо начинать с начала.
Удивительная вещь, я оказался только одним живым свидетелем трагедии в порту. Эди пропал и его не могли нигде найти. В больницу зачастили корреспонденты, представители комиссии по расследованию, полиции, прокуратуры. На первых страницах газет замелькали мои бинты на физиономии, но эти же и газеты помогли еще одной встрече.
- Николай, привет.
- Петр... здравствуй.
Живой и невредимый Самохин уже сидел на стуле и с интересом рассматривал мое лицо.
- Нормально, видно скоро все заживет.
- Где ты болтался столько времени?
- Ясно где, удрал из города, когда раздался первый взрыв, мотался по штату в поисках семьи и вот наконец нашел все же тебя.
- Как Машенька, обрадовалась, увидев тебя?
- О чем ты говоришь, я же не нашел ни Глаши, ни дочки.
- Они живут здесь в этом городе, вместе с Катей.
Самохин подскочил и вцепился в одеяло.
- Ты их видел, где они?
- В спортивном зале городка разместились ребята из школы, где преподавала Катя, там и Глаша.
Самохин отшвырнул одеяло и понесся от меня по коридору.
Часть бинтов с лица сняли и в зеркало можно было видеть молоденькие шрамы голубоватого цвета. Доктор рассматривая лицо заметил.
- Раньше шрамы украшали воина.
- К сожалению, я не воин.
- А мне сказали, что вы боксер, чемпион Европы. Можно считать, что воин.
- Кто же это сказал?
Доктор обернулся к старшей сестре.
- Про какую газету вы говорили?
- Вот она, док.
Женщина вытаскивает из пачки бумаг газету и передает врачу, тот мельком взглянув на нее, протягивает мне. Я чуть не онемел. Опять на первой странице я в боксерской форме, на ринге, правда это снято со старой фотографии и поэтому все как-то размыто. Быстро охватываю взглядом текст. Что же за идиот это писал?
"... Штат Техас готов выставить своего боксера на чемпионат Америки Николая Кушелева. Бывший чемпион Европы, один единственный выживший из всей трагедии в порту города Техас-Сити, несмотря на свои раны и ушибы, после лечения готов сразится на ринге со своими противниками..."
Подписал это дерьмо какой то Эрио Пальме.
- Какой говнюк это накатал?
- Простите, господин Кулешоф, - говорит док. - Я не знаю автора статьи, но очень люблю спорт и как врач могу вам сказать. Через неделю вы выпишетесь и если начнете интенсивно тренироваться, то через четыре месяца сможете выступить от нашего многострадального штата. Вы теперь гордость штата, его знамя, человек, который несмотря на все невзгоды, все же будет биться от его имени. Ваши кожа вполне к этому времени окрепнет и выдержит все удары перчаткой.
Я сдержался, чтобы не наговорить ему гадости. Вроде до трагедии в городе все успокоилось, так на тебе, Техас -Сити сгорел, а какой-то идиот поднимает меня, как национального героя. Док отвалил к следующему больному, а я почувствовал, что с этого момента за моей спиной будут происходить непонятные вещи.
Меня поселили в отдельную палату и тут же с кучей газетчиков в комнату нагрянул губернатор штата. Этот устроил театральное представление, заставив меня сниматься во всех позах, как знаменитую модель. Он меня и полу обнимал, и жал руки, и на моей кровати вел дружескую беседу.
