Поскольку в залоге находилось подавляющее большинство крепостных - это означало, что в обозримом будущем они должны были перейти в разряд государственных крестьян.
К числу должников относилось подавляющее большинство помещиков из той основной группы, что владела от 1 до 1000 крепостных душ. То есть, подавляющая масса дворянства лишь номинально оставалась собственниками своих поместий и крепостных душ, что заметил даже классик коммунизма.[35]
Доля крепостных в общем числе крестьян снижалась с нарастающей скоростью, с половины в начале правления Николая I до менее 40% в конце.
Императорский указ от 1846 г. обеспечивал крепостным крестьянам право выкупаться на свободу вместе с землей, если поместье, к которому они были приписаны, продавалось за долги с торгов. А указ, изданный в следующем году, давал крестьянскому обществу, приписанному к такому поместью, первоочередное право купить его целиком. "Оказалось, что крепостные были вполне готовы к этому и действительно стали скупать поместья одно за другим", - писал Ключевский. Указ от 15 марта 1848 г. распространил право покупки поместья на каждого крепостного в отдельности.
Ключевский указывал: "Помещичьи хозяйства... падали одно за другим; имения закладывались в государственные кредитные учреждения... Поразительны цифры, свидетельствующие о таком положении помещичьего хозяйства... состояло в залоге с лишком 44 тыс. имений с 7 млн ревизских душ с лишком, т. е. в залоге - больше двух третей дворянских имений и две трети крепостных крестьян, т. е. закладывались преимущественно густонаселенные дворянские имения... Надо вспомнить все приведенные цифры, для того чтобы видеть, как постепенно сами собой дворянские имения, обременяясь неоплатными долгами, переходили в руки государства. Если бы мы предположили вероятность дальнейшего существования крепостного права еще на два-три поколения, то и без законного акта, отменившего крепостную зависимость, дворянские имения все стали бы государственной собственностью. Так экономическое положение дворянского хозяйства подготовило уничтожение крепостного права, еще в большей степени подготовленное необходимостью нравственною."
К разорению помещичьих имений подталкивала аграрная перенаселенность в центральных районах страны. Несмотря на развитие отхожих и кустарных промыслов, крестьянство испытывало все больший недостаток удобной пахотной земли, и помещику приходилось кормить "лишние" рты.
В регионах с благоприятными климатическими условиями крепостные становились обузой для помещиков из-за специализации хозяйств. Землевладельцы расширяли посевы картофеля, сахарной свеклы и других технических культур, вводили травосеяние, основывали предприятия по первоначальной обработке земледельческого сырья. Хозяева таких имений нуждались в более малочисленной и сезонной рабочей силе. Для них пролетарий-батрак являлся более удобным работником, чем крепостной крестьянин. Перед батраком у помещика не было никаких социальных обязательств, предписанных законом. Батрака гнал на работу страх голодной смерти и это принуждение было посильнее любого другого.
Свои проблемы владельцы специализированных хозяйств нередко решали путем захвата крестьянских наделов. Несмотря на противодействие правительства, обезземеливание крестьян в таких регионах приобретало широкий размах.
Крепостное право в многих поместьях Нечерноземья, зоны рискованного земледелия, нередко было фикцией еще при предшественниках Николая I. Землевладелец довольствовался оброком (денежной рентой) от своих крестьян, многие из которых обосновались в близких и далеких городах в качестве ремесленников, мастеровых, купцов, торговцев.
В нечерноземных областях процент оброчных крестьян среди крепостных неуклонно возрастал. Так в первой трети века он увеличился в Владимирской губернии с 50% до 69%, в Московской с 36 до 67,9%, в Рязанской с 19% до 38,1%. В северных губерниях, Ярославской, Костромской, Вологодской, где крепостных было немного, оброчных среди них уже оказывалось 85-90%. К середине 19 в. процент оброчных в нечерноземных губерниях увеличился еще больше. Отмирание грубых форм зависимости от землевладельца создавало новые возможности для проявления экономической активности формально еще крепостных крестьян.
Правительство делало всё необходимое для поощрения крестьянской торговли. Были максимально облегчены правила выдачи паспортов и учреждена сословно-податная категория торгующих крестьян.
Торгующие крестьяне определялись, как юридические лица, и могли, наравне с купечеством совершать, крупные торговые сделки. Крестьяне со свидетельствами 1 и 2 разряда допускались к оптовому торгу, внутреннему и заграничному, а также к сделкам на бирже, наряду с купцами и 1 и 2 гильдии, могли заниматься операциями с ценными бумагами. Крестьяне со свидетельствами 3 разряда приравнивались к купцам 3-ей гильдии. Они могли приобретать товары у купцов 1 и 2 гильдии и у крестьян, имеющих свидетельства 1 и 2 разрядов.[36]
Крепостные крестьяне активно занимались крупным оптовым торгом, что так поразило маркиза-русофоба де Кюстина, побывавшего на Нижегородской ярмарке. Мужики совершали устные сделки и били по рукам, даже когда сумма доходила до десятков тысяч рублей (в современных ценах это многие миллионы.) Он отмечает, что крепостными "заключаются сделки на слово на огромные суммы".[37]
Историк-марксист Покровский, хоть и клеймил "империализм" Николая I, однако удачно называл его "ситцевым".
Действительно, самый бурный рост происходил в текстильной промышленности, не слишком капиталоемкой и ориентированный на массовый внутренний спрос. В ее развитии важнейшую роль играли крестьяне нечерноземных областей, в т.ч. и крепостные. Знаменитый текстильный центр Иваново вырос из одноименного села, где крестьяне графа Шереметева перешли от надомного ткацкого производства к фабричному.
Уже в конце 1820-х гг. действовало немало число ситцепечатные и бумаготкацких фабрик, принадлежавших крепостным крестьянам. У некоторых крепостных фабрикантов трудилось по 700-800 работников из числа отхожих крестьян. У крепостного фабриканта Гарегина было 1407 рабочих, у Ямоловского - 1500.
Бывший крепостной крестьянин Петр Елисеев из Борисоглебского уезда основал торговое товарищество "Братья Елисеевы", которому принадлежали огромные магазины в Петербурге и Москве и шоколадно-конфетная фабрика в Петербурге.
А крестьянин Филиппов основал сеть пекарен и булочных, которая вытеснила в столицах немецкие пекарни и булочные, отличавшиеся, кстати, хорошим сервисом и чистотой.
Крестьянин Мальцов создал в Гусь-Хрустальном мощное производство стекла и изделий из стекла, а затем основал железоделательное производство. Его инициатива по изготовлению рельсов получила поддержку казны.
В Нечерноземье крестьяне активно переходили на технические культуры. Снабжали льном ткацкие фабрики Ярославля, Костромы, Владимира, Москвы, производили коноплю, которая шла на пеньку для экспорта и для нужд собственной парусно-полотняной промышленности. Сами при этом нанимали рабочих. Так в Михайловской вотчине Дмитровского уезда графа Шереметева в надомных мастерских, веревочных и сапожных, у крепостных трудилось по 8-12 наемных работников. Кстати, российскому помещику по закону не дозволялось присваивать доход крепостного крестьянина, как то было во многих европейских странах. Если последний занимался кустарной промышленностью, то крепостные отношения сводились к тому, что землевладельцу уплачивался фиксированный денежный оброк.
С развитием сахарной промышленности и малоземельные курские крестьяне переходили к специализированному хозяйству. Крепостные и государственные крестьяне заводили свекловичные плантации, куда на каждые 7 дес. нанималось до 200 работников.[38]
Вместе с ростом хозяйственной активности простонародья в эпоху Николая исчезают помещичьи (вотчинные) фабрики, использующих труд крепостных крестьян.
В 1834 г. было принято положение для помещиков, держащих вотчинную фабрику, которое фактически ставило крест на такого рода промышленности. Помещики более не могли обращать пахотных крестьян в фабричных рабочих. Для работников, имевших земельные наделы, труд на фабрике не мог составлять более трех дней в неделю. Работа в воскресные и праздничные дни запрещалась. Теперь труд крепостного оказывался для помещика-предпринимателя слишком дорог.
И если в 1804 г. 90% всех суконных фабрик работало на крепостном труде, то в 1850 г. лишь 4%. Помещичьи предприятия вынуждены были переходить на использование вольнонаемной силы и, как правило, разорялись, не выдерживая конкуренции с купеческими и крестьянскими мануфактурами.
