…Выйдя из зоны огня зенитной артиллерии, Петров перевел «ишачка» в набор высоты с тем, чтобы, маскируясь облачностью, незаметно пересечь линию фронта. И когда ему уже казалось, что полет прошел благополучно и важные данные о противнике будут своевременно доложены командованию, под самолетом разорвался вражеский зенитный снаряд. Была изуродована приборная доска, пробит бензобак, сильно повреждено хвостовое оперение. Один из осколков, отскочив рикошетом от бронеспинки, попал старшему лейтенанту Петрову в голову. Теряя сознание, летчик интуитивно взял ручку управления «на себя», и истребитель скрылся в облаках.
Вскоре штопорящий И-16 вывалился из облаков, и казалось, уже ничто не остановит его падения. Но на малой высоте летчик, придя в себя, вывел машину из штопора. «Во что бы то ни стало надо в кратчайший срок доставить командованию важные сведения о противнике» — эта мысль помогла воздушному бойцу собрать все физические и моральные силы. Превозмогая острую боль в голове, временами теряя сознание и зрение, он все-таки довел плохо слушавшийся рулей самолет до своего аэродрома. У границы летного поля он выключил зажигание и, с трудом различая землю, по какому-то, только летчикам присущему чутью сумел посадить машину. Подбежавшие летчики и техники помогли боевому товарищу выбраться из кабины, а потом с нескрываемым удивлением рассматривали фюзеляж, крылья, хвостовое оперение, изрешеченные осколками. Из пробоин в баке неровными струйками стекал на землю бензин.
Старший лейтенант Петров плохо видел: все как в густом тумане. Он попросил немедленно отвести его к командиру.
После доклада его тотчас же отправили в госпиталь. Заботами врачей Николай Константинович вскоре поправился. Как рады были мы встретить его через месяц на аэродроме!
25 августа перед истребителями была поставлена новая, не менее сложная задача: найти места скопления войск противника на участке железной дороги Кунья — Великополье — Назимово. Я подчеркнул, что эти данные ждут в штабе фронта На основе их будут приняты важные решения. Оценив обстановку, дал еще одно указание — наблюдение вести с бреющего полета.
И вот три истребителя в воздухе. Прижимаясь к земле, они проносятся вдоль полотна железной дороги, стремительно пересекают линию фронта. И почти сразу же видят большое скопление войск. Немецкие части движутся по железной дороге, по полям, по проселкам. Снизу бьют зенитки. Снаряд попал в самолет лейтенанта П. Н. Орлова Отважный летчик погиб на глазах у своих друзей. Попов и Мотылев продолжают разведку. Осколок снаряда заклинивает мотор на машине младшего лейтенанта В. И. Мотылева. Летчик ранен в голову, плечо и ногу. При вынужденной посадке на пашню его самолет капотирует и загорается.
Превозмогая невероятную боль, Мотылев выбирается из-под пылающих обломков и, пользуясь наступившей темнотой, скрывается в лесу. Ночью он набрел на ручей, промыл раны, перевязал их разорванной рубашкой и стал пробираться к своим. Прибыв в часть, он с радостью узнал, что их командир звена младший лейтенант Попов благополучно закончил полет на разведку войск и доставил ценнейшие сведения.
Мы с командиром полка решили дать отдохнуть Попову, выполнившему подряд несколько тяжелейших заданий. Но на следующий же день, узнав о том, что восточнее Великих Лук попала в окружение и нуждается в установлении связи с нашим командованием большая группа советских войск, младший лейтенант сам попросил послать его на разведку.
— Вы же ранены, — пытался я отговорить его.
— Рана пустяковая. А я в этом районе рос и каждую тропинку знаю.
Пришлось уступить. Попов полетел. Когда вернулся, доложил:
— Товарищ полковник, ваше приказание выполнил, свои войска нашел, сбросил вымпел, красноармейцы подняли его, я сделал два виража и в этом убедился.
Через два часа связь с окруженными частями была восстановлена, и они 26 августа вышли из окружения.
Всего за полтора месяца боев летчик Попов совершил 150 вылетов, сбил лично и в составе группы 14 вражеских самолетов. Друзья не отставали от него: Муравицкий выполнил 105 вылетов и уничтожил 10 самолетов, Морозов 100 раз вылетал на боевые задания и имел на счету 12 сбитых фашистских самолетов. Высоких боевых показателей добились В А. Хитрин, В. В. Мигунов, Н. М. Дудин. Все они вскоре были удостоены звания Героя Советского Союза.
Противник рвался на восток. Ведя тяжелые бои, наши войска отходили. В августе дивизия переместилась на аэродромный узел Селы, Оленине.
На усиление к нам прибыл 198-й штурмовой полк во главе с подполковником М. И. Горлаченко, ставшим в дальнейшем генералом, командиром штурмового корпуса. Здесь я впервые увидел в деле штурмовики Ил-2, или «горбатых», как их называли на фронте. Внушительно выглядели они на земле и в воздухе.
Броня делала этот самолет похожим на крылатый танк. Имея надежную защиту, летчик-штурмовик разил врага с малой высоты бомбами, пушками, реактивными снарядами. Немцы боялись наших Ил-2 и называли их «черной смертью».
Поразительный эффект давали залпы реактивных установок «илов». В сентябре, когда противник предпринял наступление на город Белый, именно из этого оружия штурмовики наносили врагу наибольшие потери в живой силе и технике. Один наш «ил» так ударил по немецкому танку двумя реактивными снарядами, что тот перевернулся.
Если штурмовики шли эскадрильей и давали залп реактивными снарядами, то все обстреливаемое на земле пространство закрывалось сплошным бушующим облаком огня, дыма и пыли. Казалось, там не оставалось ничего живого.
Всем летчикам понравилось реактивное оружие. Бомбы, пушки, пулеметы — все это давно стало привычным. Эти снаряды поразили не только новизной, но и результативностью. Дело дошло до того, что наши оружейники предложили приспособить их для стрельбы по самолетам с земли. Стали готовить пусковую установку, чтобы при появлении противника над аэродромом прицеливаться и бить по нему этими снарядами. Как мы ни охлаждали пыл, они все же попробовали и убедились: попасть эрэсом в летящий самолет очень трудно.
Штурмовой полк, действовавший слаженно и решительно, вскоре завоевал уважение среди авиаторов нашей дивизии. Его летчики делали ежедневно по два-три вылета, несмотря на то что наступила осень, а с ней и короткие дни и ненастье. Они выработали свои боевые приемы. Своевременной разведкой выявляли скопление живой силы и техники врага, например, у переправ. Туда направлялись группы «илов». В первом заходе они наносили удар по головным машинам, чтобы остановить движение, потом громили остальные.
Именно так был организован боевой вылет двух эскадрилий на штурмовку автоколонн противника западнее города Белый. Водил группу майор Б. И. Кобрин, заместитель командира полка.
Нужно сказать, что штурмовики, как правило, возвращались без потерь, в этот же раз с задания не вернулся летчик Орел. Товарищи уверяли — его видели при выходе из атаки. Что с ним произошло дальше, никто не заметил. Фашисты вели сильный зенитный огонь.
Через некоторое время командир полка Горлаченко сообщил по телефону, что Орел нашелся.
— Где? — спрашиваю.
— Во Ржеве.
А аэродром штурмовиков находился от Ржева в три раза дальше, чем от фронта. Я подумал: летчик оторвался от строя, потерял ориентировку и шел «в общем направлении на восток».
К вечеру Горлаченко сообщил, что летчик доставлен. Я сам решил с ним побеседовать. Уже в темноте прилетел на аэродром штурмовиков. В большой землянке Орел, невысокий худощавый летчик, оживленно беседовал с товарищами.
— Доложите, как все произошло? — спрашиваю я. Летчики, слушая его рассказ, едва удерживались от смеха.
«Мы атаковали, — говорит, — раз, два, три и, перед тем как возвращаться домой, нанесли последний удар. С бреющего, конечно, и когда уже кончили атаку, стали набирать высоту, горкой, чтобы дальше идти над лесом. Когда я переводил самолет в горизонтальный полет, в хвосте разорвался снаряд, машину дернуло. Товарищи стали разворачиваться, и я, значит, ручку отклоняю и ногу даю. А самолет идет прямо, не реагирует. В чем дело? Ручка, педали работают, нигде управление не заклинило. Значит, тросы управления перебиты, соображаю. „Ил“ идет по прямой, устойчиво, направление держит на восток от линии фронта. Думаю, что же делать? Пусть идет. А там буду что-то предпринимать, сяду где-нибудь, все же как-нибудь заставлю его слушаться. Пока же сесть прямо-таки некуда Кругом лес. Подходящей полянки не видно. Стал уже беспокоиться: скоро и горючее кончится. А места для посадки никак не подберу.
Пробовал свернуть «ил» — не хочет. Потом вижу: впереди большое-большое поле — вроде аэродром. Приглядываюсь — знакомый: Ржев.
Но как садиться? Я немного газ приберу — самолет опустит нос, скорость увеличится, газ прибавлю — машина нос задирает, скорость падает. Так, с помощью газа и управлял «илом» при снижении. И посадил его. Отрулил к границе аэродрома. Вылез из кабины, глянул и испугался. Хвоста-то нет совсем! Киль и рули высоты разбиты. И я впервые подумал: на этой машине можно летать и без хвостового оперения».