Брожение среди студенчества усиливалось. Стихийно создавались кружки, в которых горячо обсуждались идеи социалистов и анархистов, зачитывались различные прокламации. Идеи эти приходили с Запада: в России подобные сочинения были запрещены. Впрочем, это привлекало к ним особый интерес тех, кто желал объективно разобраться в текущей ситуации, как в своей стране, так и за рубежом, не удовлетворяясь официальными сообщениями.
В общем, не случайно член кружка Ишутина стрелял в Александра II. Каракозов убедился, что нет никаких шансов осуществить революционный переворот, а потому решился на цареубийство в надежде таким сомнительным способом потрясти государственные устои.
Александр II находился в трудном положении. Сохраняя или тем более укрепляя существующую государственную систему, можно было потерять авторитет среди «прогрессивных» кругов высшего российского общества, ориентированных на Запад и стремящихся установить в стране конституционную монархию на английский манер. А для революционеров будет веский повод совершить цареубийство как единственно возможный способ свержения самодержавия.
Однако при конституционной монархии придется уступить власть олигархической верхушке и тем, для кого главная цель деятельности — получение максимальной прибыли и связанных с ней привилегий. Отмена крепостного права отчасти проторила этот путь. Дальнейшие преобразования грозили установлением власти наиболее богатых и неизбежным господством иностранного капитала. Некоторая часть революционеров была бы этим удовлетворена, надеясь на установление буржуазной демократии как переходной формы на пути к социализму. Но террористы, стремящиеся к социализму или анархии, все равно оставались бы непримиримыми врагами царя.
На какие-либо существенные уступки революционерам царь не мог согласиться. Его бы тогда свергли или убили убежденные сторонники самодержавия на радость таким типам, как Ишутии или Нечаев.
Выбор у Александра II был невелик: либо продолжить демократические реформы, невзирая на конфликт со многими влиятельными лицами в государстве, либо постепенно свертывать реформы и начать «наведение порядка». И то и другое грозило ему смертью от рук революционеров-террористов. Он предпочел второй вариант. Пожалуй, он, в отличие от своего наследника, не боялся террористов. Больше всего он был озабочен судьбой страны (если не считать личных проблем: у него, по существу, было две жены, две семьи).
Между прочим, проекты либеральных реформ — весьма осторожных, конечно, — предлагали министры внутренних дел и шефы жандармского Третьего отделения. Они были осведомлены о росте революционных настроений и стремились им противодействовать не столько репрессиями, сколько реформами.
Монархия как система государственного управления сложилась в рамках феодальной системы, унаследовав жесткую иерархию типа пирамиды, на вершине которой находится самодержец, а в основании — трудящийся люд, почти исключительно крестьяне. В России основание было огромным (около 85% населения), а «промежуточные» слои — сравнительно невелики. Среди последних буржуа составляли малую часть. Поэтому реализация буржуазной демократии по западному образцу была весьма сомнительна (что доказало быстрое падение Временного правительства в 1917 году). За ограничение самодержавия выступало дворянство, желавшее получить свою долю государственной власти.
В 1863 году министр внутренних дел П. А. Валуев постарался реализовать свою программу, призванную несколько смягчить самодержавие или, как он выражался, «обновить формы его правления». Впрочем, подобные попытки делались и раньше. Так, еще в 1855 году историк и писатель М.П. Погодин написал графине А.Д. Блудовой (муж ее был главноуправляющим Вторым — законодательным — отделением царской канцелярии) о своем желании встретиться с императором и поделиться с ним своей тревогой за судьбу государства Российского. Она ответила: «Что касается до Вашего намерения просить аудиенции у Государя, чтобы сказать ему в общих выражениях, что положение опасно, что система дурна, что люди недостаточно умны, недостаточно учены… Всё это знает и Государь, и весь свет. Нужно знать, как и чем, и кем пособить горю».
По мнению Валуева, пособить этому горю можно, предоставив «образованным классам населения» возможность «некоторого участия в местных делах». Как писал В.И. Ленин: «Самый сплоченный, самый образованный и наиболее привыкший к политической власти класс — дворянство — обнаружил с полной определенностью стремление ограничить самодержавную власть посредством представительных учреждений».
К Валуеву поступали сведения о состоянии российского общества. 22 сентября 1861 года он представил царю всеподданнейшую записку, где показал, как относятся к правительству дворяне, крестьяне, духовенство, студенты и чиновники. Вывод был неутешительный: «Меньшинство гражданских чинов и войско суть ныне единственные силы, на которые правительство может вполне опереться». Александр II отметил здесь же на полях: «Грустная истина».
Валуев полагал, что пришла пора самодержцу пойти на уступки, а в обществе разрешить более откровенный и широкий обмен мнениями. В своей записке он подчеркнул: «Мыслям, даже ложным, надлежит противопоставлять мысли». Сослался на «общеизвестные европейские события», намекая на революционные выступления. Но царь не желал давать послаблений, понимая, что так можно дойти и до конституции. Он писал: «Прежде всего, я желаю, чтобы правительственная власть была властью и не допускала никаких послаблений и чтобы всякий исполнял свято лежащую на нем обязанность. Второе же: стремиться к постепенному исправлению тех недостатков в нашей администрации, которые все чувствуют, но при этом не касаясь коренных основ монархического и самодержавного правительства».
Однако обстановка в стране летом 1862 года накалялась, распространялись революционные прокламации, назревал конфликт в царстве Польском. В своем дневнике Валуев сделал запись: «Мне порою приходит на мысль: не погибли ли мы окончательно? Не порешена ли судьба Российской империи?»
Да, теперь мы знаем, что судьба ее была решена… через полвека. Может показаться, что срок слишком велик. Но гигантский общественный организм обладает значительной инерцией, у него свои масштабы времени, тогда как каждый наблюдатель невольно оценивает его по своим человеческим обыденным меркам, не всегда это осознавая.
Свое упорное отстаивание самодержавия Александр II объяснял просто: не только народ, но и высшие классы России еще не достигли культурного уровня, необходимого для представительного правления. Именно так он высказался 31 августа 1863 года в беседе с одним из «либералов», разработчиком крестьянской реформы 1861 года Н.А. Милютиным.
Пожалуй, царь был прав, отклоняя всяческие предложения о создании «всероссийской говорильни» (именуемой парламентом, думой или как-то иначе). Однако московское дворянство, а затем петербургское губернское земское собрание, рязанское и петербургское губернские дворянские собрания выступили с предложениями ограничить самодержавную власть. 11 января 1865 года московское дворянство утвердило большинством (272 против 36) голосов адрес на Высочайшее имя.
Один из участников этого собрания вспоминал:
«Начались замечательные прения. Многие из говоривших обнаружили блестящие ораторские таланты, между прочим, молодой предводитель Звенигородского уезда Д.Д. Голохвастов. Речи М.А. Безобразова, графа Орлова-Давыдова, проникнутого благоговением к английским учреждениям и с виду походившего на английского лорда, и Голохвастова выслушивались с жадным вниманием.
Московская публика толпилась на хорах громадной залы Благородного собрания. Заседание имело необычайно оживленный вид. Нападки на бюрократию и министерство внутренних дел вызывали нередко шумные одобрения. Между ораторскими эффектами было презрительное произношение слов "министр" или "министерство внутренних дел" (припоминаю как очевидец, так как был в числе публики на одном из заседаний). "Предоставляется предоставить министру внутренних дел", — произносили с особой интонацией ораторы, вызывая смех. Немало эффекта произвело также слово "опричнина", приложенное молодым оратором к высшей бюрократии».
Москвичи писали: «Довершите же, Государь, основанное Вами государственное здание созванием общего собрания выборных людей от земли русской для обсуждения нужд, общих всему государству. Повелите вашему верному дворянству, с этой же целью, избрать из среды себя лучших людей. Дворянство всегда было твердою опорою русского престола».
Так влиятельные русские дворяне из «партии англоманов» желали учредить у себя в стране нечто подобное палате лордов. Дворянство и земство расшатывали устои самодержавного государства не меньше, чем революционеры. Но если последние боролись за власть народа (не всегда ясно сознавая, как это осуществить и, тем более, какие могут быть последствия), то в верхних слоях общества шла борьба за власть над народом. В случае их победы в стране воцарилась бы не буржуазная, а какая-то невиданная доселе дворянско-земская «демократия». Одним из лидеров такого направления был брат царя генерал-адмирал великий князь Константин Николаевич, занимавший многие ответственные посты.
