Тут у основания передней мачты этого черного призрака вспыхнуло пламя, метнулось на фок, взобралось выше, охватило марсарею, лизнуло натянутое полотно верхних парусов. И тут же оранжевый столб огня взметнулся над форштевнем; громовой раскат раскатился вокруг и крыша носовой надстройки взлетела в воздух, сорванная мощным взрывом.
Вопль ужаса разнесся над главной пристанью Кале и смолк, словно у людей перехватило дыхание. На миг воцарилась мертвая тишина. Бласко де Рамирес, окаменев от страха, уставился на огненный призрак, который миновал "Санта Крус" в треске пламени и шуме рассекаемой воды. Сердце его замерло от потрясения, а в памяти всплыла ужасная картина того, что он уже пережил однажды во время пожара, устроенного Яном Мартеном в порту Руэда на побережье перешейка Техуантепек в Мексиканском заливе. Тогда он потерял свой флагманский корабль "Санта Мария" и едва уцелел сам. Неужели тут повторится то же самое?
И вдруг он вскочил, словно уколотый ножом. На палубе пылающей каравеллы он увидел Мартена!
"- Не может быть! - подумал он. - Ведь это испанский корабль!"
Но в эту самую минуту тот человек - или дьявол (как полагали моряки с "Санта Крус"), который отдавал громогласные команды своим полунагим демонам с дикими, бородатыми физиономиями, закрепив руль, стал торопливо поднимать на мачте длинный черный флаг.
- Черный флаг! - вскричал де Рамирес. - Это он!
Выхватил из-за пояса пистолет и выстрелил. Промазал, но пуля просвистела возле уха Мартена, который обернулся и, увидев своего врага, расхохотался во все горло.
- У меня нет для тебя времени, кабальеро! - крикнул он. Лучше сматывайся отсюда. Мы ещё встретимся!
Бласко, несмотря на охватившую его волну гнева и ярости, понял, что совет вполне разумный: покинуть порт, прежде чем начнется всеобщая паника вот что он должен сделать, чтобы спасти "Вера Крус".
Он заорал на офицеров и боцманов, чтобы немедленно поднимали якоря, и видя, что те занялись этим не слишком рьяно, метнулся к кабестану и принялся обхаживать их шпагой. Благодаря этому вмешательству корабль медленно подался вперед, а когда якорь встал и пошел наверх, набрал достаточный ход, чтобы начать слушаться руля, и, дрейфуя по течению, развернулся носом к выходу из бухты.
Тем временем в паре сотен ярдов за его кормой разразился настоящий ад. Пылающий брандер с разгону втиснулся среди каравелл, топя по дороге шлюпки, ломая реи и мачты, сея пожары и разрушения, пока не увяз в путанице цепей и канатов, сцепившись бушпритом с вантами и штагами какого-то четырехпалубного гиганта. Гул и треск огня, глухой грохот сталкивающихся бортов, треск ломающихся мачт, грохот взрывающихся бочек с порохом и крики перепуганных людей сливались в поистине дьявольский хор, от которого мороз пробегал по спинам команды "Санта Крус", поспешно поднимавшей паруса. Низкие свинцовые тучи багровели от зарева, а ослепительные молнии пульсировали внутри них, как неровные удары сердца.
Командор Бласко де Рамирес только теперь с поразительной ясностью осознал, что Непобедимая Армада оказалась в ловушке: с одной стороны ей грозил пожар в переполненном порту, с другой - буря, надвигавшаяся от Северного моря и нидерландских берегов. Но от бури можно было ещё укрыться за мысом Грис Нез, в Булони или даже в глубоком заливе в устье Соммы; от огня спасения не было.
Это наконец понял и герцог - адмирал, и почти все капитаны. Кто мог, на чьем борту ещё не бушевал пожар, рубил лини и реи, срывал якоря и вместе с отливом мчался к выходу в море. Но теперь, в темноте, при сильном боковом ветре, в панической спешке, им трудно было миновать мели и рифы. То один, то другой натыкался на них, распарывая днище корабля и преграждая дорогу остальным. Каравеллы тонули, экипажы в панике спускали шлюпки, матросы дрались за места в них, перегруженные лодки переворачивались и шли на дно. Прежде всего и любой ценой все хотели выбраться из проклятого Кале.
Только одна маленькая, верткая шлюпка под косыми парусами мчалась с попутным ветром в противоположную сторону, вглубь порта, ловко лавируя среди огромных корпусов и проскальзывая под торчащими бушпритами испанских кораблей. Никто её не задержал и не спросил, куда она направляется. Никто не знал, что на её руле сидит человек, который вначале захватил "Двенадцать апостолов", а потом, превратив эту каравеллу в брандер, поджег с её помощью Непобедимую Армаду. И вот он, опаленный, черный от дыма и копоти, как и шесть сопровождавших его сорвиголов, во всю смеялся среди того пожара, который они устроили.
Перси Барнс, прозванный Славном по причине врожденного отвращения к мытью и стирке своих лохмотьев, обладал пронзительным голосом и страстью к пению. Когда на палубе "Зефира" или в портовом кабаке раздавалось нечто среднее между пронзительными криками осла и блеянием козла, можно было ручаться, что это Перси завел любовную песенку или рыцарскую балладу. Обычно слушатели тут же затыкали уши и перебирались в места потише, либо коллективно протестовали, подкрепляя свои протесты угрозами макнуть исполнителя в море. Однако в тот вечер весь экипаж "Зефира" с нетерпением ожидал его вокальной партии, которая должна была уведомить про возвращение Мартена. Ведь Барнс был выслан Уильямом Хагстоуном на берег бухточки, в которой "Зефир" стоял на якоре в соответствии с распоряжениями своего капитана.
Ожидание затянулось, темный, заросший берег молчал и только ветер раз за разом пролетал над заливом, гоня по небу все более мрачные тучи. Корабль неподвижно застыл посреди гладкой полосы воды, прикрытый скалами, люди разговаривали шепотом, а Хагстоун и Броер Ворст плечо к плечу расхаживали по настилу юта, вновь и вновь поглядыая на восток и тщетно стараясь скрыть терзавшую их тревогу.
Тут издалека со стороны порта донесся раскатистый гулне то пушечный выстрел, не то удар грома. Багровая вспышка озарила небо, погасла и вспыхнула снова.
Ворст и Хагстоун как по команде остановились, шепот стих, все взгляды устремились в одну точку. В полумиле, может быть в миле от залива, за узким перешейком, что-то произошло; что - то начиналось. Волнистый черный контур скал почернел ещё больше, контрастируя с небом, которое все ярче озарялось заревом, а ветер доносил оттуда смесь криков и взрывов, какие бывают в самой гуще битвы.
- Началось, - вздохнул Хагстоун.
Ворст переступил с ноги на ногу, почесывая редкую рыжую щетину, скрывавшую побитые оспой щеки.
- Ja, recht, началось - подтвердил он и взглянул на матросов, которые собрались на шкафуте по правому борту.
- Приготовиться ставить паруса? - спросил он помощника капитана.
- Можно, - согласился Хагстоун, хоть знал, что пройдет ещё немало времени, прежде чем понадобится поднять якорь, и добавил: - Прихвати несколько парней к кабестану.
Плотник вполголоса отдал команды и зашагал на нос, чтобы проследить за маневрами, как только подойдет нужный момент. Подумал, что Мартен может прибыть и парусной шлюпкой, которую забрал с "Зефира". Жаль было бы её потерять...
И тут же укорил себя за эту мысль: пусть черти заберут все шлюпки, лишь бы Мартен вышел невредимым из этого рискованного приключения.
"- Наверняка вернется берегом, - подумал он, - так ближе да и надежнее..."
Взглянул на небо. Сверкали молнии, ветер все крепчал, отблески кровавого зарева падали на темную гладь моря. Шум в порту все нарастал, раз за разом гул взрывов сотрясал воздух и разносился эхом, отраженным от скал за кормой корабля.
"- Ну, - думал Ворст, - сейчас там жарко! Пожалуй, зарево видно даже в Дувре!"
Полез в карман, достал оттуда комок прессованного табаку, отломил приличный кусок и принялся неторопливо его пережевывать. Это была отличная темно-коричневая португальская махорка, жгучая, как перец. Он приберегал её только для минут крайнего напряжения: никотин и размеренные движения челюстей действовали успокоительно, снимали тревогу, умеряли нетерпение.
Но на этот раз и проверенное средство подвело, ожидание в бездействии, казалось, тянется до бесконечности.
В какой-то миг взор одноглазого плотника заметил тень темнее, чем гладь моря, белевшая гребнями волн у выхода из бухты. Тень, а точнее две тени, двигались параллельно в полумиле от берега.
"Ибекс" и "Торо", - подумал Ворст.
Погнал одного из юнг к Хагстоуну с этим известием, и тот примчался прежде, чем два корабля миновали вход в бухту.
- Да, это наверняка Уайт и Бельмон, - согласился он, взглянув в указанном направлении. - Мы должны присоединиться к ним.
- А что же будет с капитаном? - спросил Ворст, заталкивая комок жвачки за щеку.
Помощник заколебался, потом неохотно буркнул:
- Он сам так приказал. Видно, им что-то помешало, раз до сих пор его нет.
Плотник тяжело ворочал мысли в голове, а жвачку во рту, все ещё не убежденный до конца.
- "Зефир" должен был выйти в море только когда они возьмутся за свое, - промямлил он, переступая с ноги на ногу.
