В этом сборнике имени Сильвестра не встречается.
Если б какой-нибудь печерский монах сделался михайловским игуменом, а затем и переяславским епископом, его биография непременно попала бы в патерик.
Значит, Сильвестр не из печерских монахов.
Значит, печерский черноризец — не Сильвестр.
И Карамзин составляет о двух «претендентах» мнение, вполне определенное, то есть ответ четвертый: многие считают, что Сильвестр был нашим первым летописцем, потому что сей игумен заявил, что «написал книги сии». Но слово «написал» тут значит «списал». Иначе говоря, Сильвестр — простой переписчик и как таковой может быть удостоен внесения в примечание номер 213 ко II тому «Истории государства Российского»…
Где-то в глубине сознания мелькает мысль: как-то странно, что игумен большого столичного монастыря, то есть персона важная, был простым переписчиком… Но Карамзин не собирается углубляться дальше в эти дебри…
Поместив Сильвестра в примечание, он хочет погасить свечу и прервать работу до' утра.
Потом задумывается и, счастливо посмеиваясь, пишет: «Множество сделанных мною примечаний и выписок устрашает меня самого. Счастливы древние: они не ведали сего мелочного труда, в коем теряется половина времени, скучает ум, вянет воображение: тягостная жертва, приносимая достоверности, однако ж необходимая!..»
В жизни ученого и писателя главные биографические факты — книги, важнейшие события — мысли.
В. О. Ключевский
Хлебников был большой любитель древних рукописей. Когда он умер, дали знать Карамзину.
«В 1809 году, осматривая древние рукописи Петра Кирилловича Хлебникова, — записал историк, — нашел я два сокровища в одной книге: летопись Киевскую, известную единственно Татищеву, и Волынскую, прежде никому не известную».
Старинная лощеная бумага и характерный почерк говорили о том, что Хлебниковская летописная книга — отнюдь не старейшая: XVI век.
Текст ее почти буквально совпадал с текстом Ипатьевской летописи. Заглавие, например, отличалось только одним словом:
ИПАТЬЕВСКАЯ ЛЕТОПИСЬ
Се повести временных лет черноризца Федосьева монастыря Печерского, откуду есть пошла Русская земля, кто в Киеве нача первее княжити и откуду Русская земля стала есть.
ХЛЕБНИКОВСКАЯ ЛЕТОПИСЬ
Се повести временных лет Нестора, черноризца Федосьева монастыря Печерского, откуду есть пошла Русская земля, кто в Киеве нача первее княжити и откуду Русская земля стала есть.
В сотнях списков повторяется: «черноризца Федосьева монастыря Печерского…», «черноризца…», «черноризца…» И только в одном имя: Нестор.
Может быть, имя случайное, ошибочно попавшее в летопись XVI века?.. Целое семейство летописей, подобных Лаврентьевской, называет автором Сильвестра. Ипатьевская и ее «последователи» — воздерживаются. И только одна Хлебниковская объявляет первым летописцем какого-то Нестора.
Где доказательства в пользу этого Нестора?
Однако это имя Карамзину не ново. Он привычно открывает толстую книгу в крепком желтом переплете — «Историю Российскую» Василия Никитича Татищева.
Татищев изумлялся: просвещенный киевский митрополит Петр Могила не ведал, кто был зачинателем летописи. «Разве потому, рассудил историк, — что имя Несторово в надписании или заглавии летописи не было положено».
Значит, Василий Никитич Татищев считал, что первый летописец — Нестор, хотя в летописных заглавиях это имя обычно не встречается.
Отчего же Татищев судил столь уверенно?
В 1721 году он ехал из уральских горных заводов в Сибирь, по дороге, как обычно, не упуская случая побеседовать с интересными людьми всякого рода и звания. Узнав, что большой начальник интересуется летописями, один раскольник показал ему «список на пергамене весьма древнего издания».
В первой строке стояло: «Повесть временных лет Нестора черноризца…»
Летопись эта, к несчастью, затерялась при неясных обстоятельствах.
Через несколько лет Татищев был гостем у Дмитрия Михайловича Голицына, богатейшего аристократа и влиятельного государственного человека. Тот показывал приобретенные манускрипты, и среди них Татищев отыскал летопись, где опять же «имя Нестора объявлено и в заглавии положено».
Но, видно, над рукописями с этим именем тяготеет злой рок.
Голицына арестовывают по приказу всесильного Бирона.
«У сего весьма любопытного министра, — вспоминал о Голицыне Татищев, — многое число таких древних книг собрано было, из которых при описке[6] растащено; да и после описки многих не нашел и увидел, что лучшие герцог Курляндский[7] и другие расхитили».
Татищев видел имя Нестора в нескольких летописях, потом пропавших. Татищеву следует, конечно, верить.
А как же Сильвестр?
Он тоже Татищеву встречался.
Историк решает вопрос довольно просто.
В одной из летописей под 1093 годом он находит запись, кончавшуюся словом «аминь». Значит, на этом месте и остановился Нестор, черноризец Печерский, заключает Татищев, а дальше с 1093 по 1116 год уж писал игумен Сильвестр.
Но Татищев неправ. Ведь тогда получается, что про «огненный столп», взметнувшийся 11 февраля 1110 года над Печерским монастырем, тоже писал Сильвестр?
О Несторе кое-кто знал и до Татищева. Знали по преданиям или по каким-то книгам, позже пропавшим. В 1672 году Феодосий Сафонович, игумен Михайловского монастыря в Киеве, начал свой труд такими словами: «Хроника летописцев стародавних от святого Нестора Печерского и иных, также с хроник польских о Руси, отколь Русь началася, и о первых князьях русских…»
В этой записи Сильвестр, игумен того же Михайловского монастыря, вовсе не упомянут. Разве что он подразумевается среди «иных». Нестора же православная церковь даже приобщила к лику святых. В библиотеке Печерской лавры сохранилось описание портрета «преподобного Нестора-летописца», относящееся к началу XVIII века. «Нестор-летописец подобием сед, брада не раздвоилась, на плечах клобук, в правой руке перо, а в левой — книга и четки, ризы преподобнические».
Карамзин пытался разыскать этот портрет, но безуспешно.
Предания соединяют имя Нестора с летописью… Но ведь предания эти поздние: XVI, XVII и XVIII века.
Может быть, некоторые летописи вроде Хлебниковской, куда неведомым путем попало имя Нестора, и породили эти предания?
Ведь и Сильвестра один из летописцев XV века называл «великим Сильвестром, который все временнобытства показует».
Но Карамзин объявляет, что именно Нестор — это бессмертный автор «Повести временных лет» и отец русской истории. Примерно так же о Несторе писали и говорили Татищев, Шлецер и другие историки. Предание — за Нестора, и Карамзин-поэт внемлет гласу предания. Но Карамзин-историк несколько обеспокоен.
Если слепо верить преданию или утверждению самого автора, тогда…
Карамзин отлично знает, что библейскую «Песню песней» царя Соломона написал не царь Соломон, а какой-то неизвестный гениальный древнееврейский поэт, приписавший свой труд царю.
Карамзин знает, сколь зыбко и недоказанно, что именно слепец Гомер — автор «Илиады» и «Одиссеи». Он отлично помнит, какие восторги вызвали недавно появившиеся сочинения «Оссиана, шотландского барда третьего века» и как после доказали, что все нашумевшие песни древнего поэта сочинил ловкий стихоплет Джон Макферсон, отнюдь не в III, а в XVIII столетии…
Карамзин беспокоится и делает выписки из Киево-Печерского патерика, чтобы «подкрепить» Нестора новыми доказательствами, а свою «Историю» — новыми примечаниями.
Вот глава — «Слово о Никите-затворнике».
Монах Никита девять лет сидит в затворе, но все же бес обманывает, явившись в виде ангела, и чуть не похищает его душу. Монах падает в обморок, а собратья спешат к нему «изгонять нечистую силу».
До сих пор — обычный средневековый сюжет: бесы и ангелы, ведущие борьбу за праведные души. Но дальше следует перечень тех, кто кинулся помогать Никите-затворнику: «Ни-кон-игумен, Иван, который стал после него игуменом, Никола, который был после епископом Тьмутаракани, Феоктист, который был епископом Чернигова, и Нестор, который написал летопись». Так и сказано: «…который написал летопись».
Важнейшее свидетельство!..
Действительно, в конце XI века игуменом Печерского монастыря был Никон, а после него — Иван; действительно, монах Никола «был после епископом Тьмутаракани», а Феоктист — епископом черниговским. Теперь можно верить, что и Нестор, «который написал летопись», действительно существовал: печерские монахи, составители патерика, его не забыли.
