И потом, у «семьи» были еще заместитель шефа и первый консильере, люди настолько утонченные, отмеченные таким добросердечием, которое Бускетта называет врожденным, истинным, старинным благородством, какого больше не встретишь. Эти двое были совсем другого пошиба, чем те мелкие жулики, с которыми Томмазо Бускетте доводилось по большей части вести дела.
Первый, дотторе Маджоре, возглавлял клинику по лечению заболеваний мозга, прозванную Домом Солнца, если Бускетта, конечно, ничего не напутал в своих воспоминаниях. Второй, синьор Джузеппе Трапани, был дистрибьютором итальянского пива «Месина» на территории Сицилии; он частенько наведывался в мэрию Палермо, где занимал высокую должность, можно сказать ключевую, поскольку в его распоряжении были все муниципальные служащие и он определял экономическую политику города в этой сфере.
В противоположность тому, как все происходило в более поздние времена, «семьи» в ту пору были еще очень разборчивы в деле принятия в свои ряды новых членов. Число «бойцов» одной «семьи» не было ограничено: если основной состав в Корсо дей Милле тогда был самым значительным во всем Палермо, то «семья» Порто Нуовы со своими двадцатью членами выглядела рядом с Корсо дей Милле бедной родственницей. Бускетта довольно быстро обнаружил, что вокруг его «семьи» вращается неисчислимое количество людей, которые, хоть и не входят в ее состав, постоянно сотрудничают с мафиози, облегчая для последних проведение их операций, причем порой они частенько даже не подозревают об этом. Бускетта сообразил, что это и есть та самая «проницаемость», которая делает мафию столь могущественной.
Ад и рай «людей чести», тюрьма Уччардоне была местом, где завязывались самые надежные дружеские связи. У истоков всякой мафиозной дружбы стоял ритуал, чуть ли не основной в повседневной жизни «людей чести»: представление.
В тюрьме, как и вообще повсюду, «человек чести» никогда не обнаруживает своего истинного положения перед другими мафиози. Его всегда представляет некая третья сторона, то есть кто-то из тех, кого можно было бы назвать почетными членами «Коза ностры». Представление всегда проводится по одному и тому же сценарию, когда вслух произносится лапидарная фраза о том, что все присутствующие являют собой одно целое, то же самое (la stessa cosa). При этом подразумевается: все мы являемся частью одного и того же целого, «Коза ностры».
Из всех «людей чести», с которыми судьба свела его в Уччардоне, безусловно, наибольшее впечатление произвел на Томмазо Бускетту молодой Стефано Бонтате. После представления началась их неразлучная дружба, которая в конечном итоге и решила судьбу Бускетты.
Сын Паолино Бонтате, старого мафиози, который позволял себе прилюдно распекать депутатов парламента, не подчинявшихся его приказам, молодой Стефано в двадцать лет унаследовал от отца «семью», которая носит имя маленького поселка, притулившегося к берегу моря неподалеку от Палермо, Санта Мария ди Джезу. Его отец, которого скрутил диабет, вынужден был оставить пост главы «семьи», и именно на Стефано остановили свой выбор «люди чести», когда должны были избрать себе нового «крестного отца». Мудрый Стефано, который, если верить Бускетте, преданно заботился о больном отце и его брате, также страдавшем от диабета и даже лишившемся из-за этого зрения, в глазах закона оставался опасным торговцем героином, который возглавлял к тому же одну из самых могущественных «семей» острова.
Стефано Бонтате ни в чем не мог отказать Томмазо Бускетте. Сослужить ему службу было для него большой честью. И когда в 1975 году Бускетта подыскивал человека, который мог бы предложить его дочери Феличии подходящее свадебное платье, Стефано Бонтате не колеблясь направил ее к своему доверенному лицу, заместителю главы «семьи» Санта Мария ди Джезу — Пьетро Ло Джакомо, который в его отсутствие вел все дела.
Кроме того, что он был вторым человеком в «семье» после Стефано Бонтате, Пьетро Ло Джакомо еще владел несколькими магазинами готового платья, один из которых, расположенный напротив Центрального вокзала Палермо, специализировался на специфически сицилийских модных изделиях. Феличия отправилась в этот магазин, назвала имя своего отца, и Пьетро Ло Джакомо подарил ей роскошный свадебный наряд стоимостью миллион лир (около тысячи долларов), заплатить за который она бы не смогла, даже если бы очень захотела.
Восхищение, которое вызвал Бускетта у Стефано Бонтате, уважение, которое испытывали по отношению к нему другие «люди чести» в Уччардоне, в равной мере относились как к его харизме, так и к его славному прошлому. В 25 лет Томмазо Бускетта быстро поднялся по мафиозной лестнице от простого «бойца» до «командира отряда» и уже обзавелся отличной репутацией в кварталах Порта Нуовы. Репутация тем больше упрочилась за ним, что после более чем десяти лет подпольной деятельности полиция смогла инкриминировать ему лишь несколько мелких незаконных сделок (одна из которых — контрабанда трех тонн сигарет в 1956 году); подозревался он также в совершении двойного убийства, но никаких доказательств у полиции не было.
Чтобы составить представление о том, какой значительной фигурой был в «Коза ностре» в начале 50-х годов Томмазо Бускетта, следует заметить, что будучи простым «бойцом» он уже в ту пору часто посещал самых видных «людей чести». О его дружбе с Сальваторе Греко по прозвищу Пташка, главой «семьи» Чакулли и секретарем Капитула в начале 60-х годов, было известно даже в полиции. Примерно в то же время Томмазо Бускетта познакомился с главой очень влиятельной нью-йоркской «семьи», депортированным в Италию Сальваторе Луканья, или Счастливчиком Лучано.
Для Томмазо Бускетты было честью так близко общаться в течение десяти лет с человеком, ставшим живой легендой. Счастливчик Лучано возглавлял американскую «Коза ностру» в безумные времена сухого закона и был приговорен к пятидесяти годам тюрьмы накануне Второй мировой войны. Его освободили в 1947 году за услуги, оказанные союзникам: Счастливчика Лучано отыскала в тюрьме разведка военно-морских сил и попросила его помочь разоблачить сеть нацистских саботажников, действовавших в порту Нью-Йорка, а кроме того, содействовать успешному проведению высадки союзнических войск на Сицилии 10 июля 1943 года. В начале 50-х годов Счастливчик Лучано устроился в Неаполе, откуда он и организовал действовавшую бесперебойно более десяти лет контрабандную поставку сигарет и наркотиков.
Всякий раз, когда Счастливчик Лучано оказывался в Палермо, он обязательно встречался с неким Томмазо Бускеттой, который, можно в том не сомневаться, гордился оказываемой ему честью. Счастливчик Лучано во время этих встреч смог объяснить Томмазо Бускетте, в чем организация сицилийской мафии совпадает с организацией мафии американской. Разница была лишь в мелочах: если в Палермо двадцать «семей» ссорились из-за каждого клочка земли, то на весь гигантский Нью-Йорк приходилось всего пять банд, а на остальной территории Соединенных Штатов в каждом большом городе орудовало вообще по одной банде. В те времена между этими двумя организациями существовало единственное принципиальное различие: у американской мафии было правительство, у сицилийской — нет. Если Томмазо Бускетте не изменяет память, именно по инициативе Счастливчика Лучано и еще одного босса из американской мафии, Жозефа Бонанно по прозвищу Джо Бананас, сицилийская «Коза ностра» в начале 60-х годов обзавелась своим правительством. Что до остального, то обе мафии развивали свою деятельность в полной, а потому одинаковой безнаказанности.
Томмазо Бускетте практически незачем было опасаться «сбиров» (так на языке мафии называются полицейские), однако ему приходилось всегда быть настороже с такими, как он сам. В начале шестидесятых черные тучи нависли над горизонтом «Коза ностры», и Палермо, уже скандализованный серьезными разоблачениями в делах по продаже недвижимости, оказался на пороге первой «большой войны» между различными кланами мафии.
Долго потом журналисты старались вызнать как можно больше подробностей об этой войне, обагрявшей кровью улицы Палермо и его окрестностей на протяжении трех лет. В качестве причины начала войны называли историю с грузом наркотиков, частично разворованным до прибытия в порт Нью-Йорка к получателям из американской мафии. Бускетта и его подручные оказались одними из первых, кого затронули начавшиеся военные действия. События натолкнули его на невеселые размышления.
Глубинные корни «большой войны», проходившей в 60-е годы, как считает Бускетта, протянулись из недр самой мафии, а точнее, ее Капитула, заседания которого проходили все более и более бурно. В правительство «Коза ностры» в качестве представителей трех «семей» Палермо-Чентро вошли молодые волки, которые изо дня в день теснили своих старших собратьев, желая уничтожить их во что бы то ни стало.
