Молокане отдали должную часть и мистическим изданиям Александровского времени; особенно понравилась им «Победная повесть» Ю. Штиллинга, в которой они «применяли к православной церкви то, что Штиллингом было сказано о церкви латинской, а к себе — его восторженные речи о духовных христианах Фиатирской церкви».
IX. МАСОН СПЕРАНСКИЙ И РЕЗУЛЬТАТЫ ПРОИЗВЕДЕННЫХ ИМ РЕФОРМ
Вспомним характеристику Сперанского, сделанную Л. Толстым во II томе «Войны и Мира».
«Неприятно поражало князя Андрея еще слишком большое презрение к людям, которое он замечал в Сперанском, и разнообразность приемов в доказательствах, которые, он приводил в подтверждение своих мнений. Он употреблял все возможные орудия мысли, исключая сравнения, и слишком смело, как казалось князю Андрею, переходил от одного к другому. То он становился на почву практического деятеля — осуждал мечтателей, то на почву сатирика и иронически подсмеивался над противником, то становился строго логичным, то вдруг поднимался в область метафизики (это последнее орудие доказательств он особенно часто употреблял). Он переносил вопрос на метафизические высоты, переходил в определения пространства, времени, мысли и, вынося оттуда опровержения, опять спускался на почву спора. Вообще главная черта ума Сперанского, поразившая князя Андрея, была несомненная, непоколебимая вера в силу и законность ума. Видно было, что никогда Сперанскому не могла прийти в голову та обыкновенная для князя Андрея мысль, что нельзя все-таки выразить всего того, что думаешь, и никогда не приходило сомнение в том, что не вздор ли все то, что я думаю, и все то, во что я верю».
А многое из того, во что верил Сперанский и то, что он делал, веря в этот вздор, было совершенно неприменимо в России, то есть в конечном смысле оказывалось утопическим вздором.
«Сперанский, — пишет профессор Шиман в своем исследовании «Александр Первый», — был франкмасон и возымел странную мысль воспользоваться организацией ложи для близкой его сердцу реформы русского духовенства. Его план состоял в том, чтобы основать масонскую ложу, которая имела бы филиальные ложи по всему русскому государству и принимала бы в братья наиболее способных духовных лиц».
Выходец из духовной семьи, учившийся в духовной семинарии, Сперанский был врагом православного духовенства. В одном из своих революционных стихотворений декабрист Рылеев с восторгом писал:
«Сперанский попов обдает, Как клопов, варом.» М. М. Сперанский имел связь с руководителем Петербургской ложи Иллюминатов немецким профессором Фесслером, которого он выписал из Германии. Австрийский дипломат Сен-Жюльен в письме от 1 апреля 1812 года писал австрийскому правительству, что высшие представители русского духовенства возмущены покровительством, оказываемым Сперанским выписанному из Германии члену ордена Иллюминатов проф. Фесслеру, открыто высказывавшемуся против христианства.
Это самый Фесслер и посвятил Сперанского в масоны. В близких отношениях был Сперанский и с видными русскими масонами.
Известный масон Лопухин просвещал его в духе ордена Розенкрейцеров. Прежде, чем стать «гениальным» русским государственным деятелем, Сперанский был домашним секретарем у главы русских масонов князя А. Б. Куракина, занимавшем после вступления Александра I на престол, пост генерал-прокурора. Когда Сперанский прошел достаточную тренировку в масонском духе, Куракин постарался обратить на Сперанского внимание Александра I.
Так что связи Сперанского с масонами и то, что он сам был масоном — это неоспоримые исторические факты.
Сперанский был мистиком в масонском духе, поклонником теософии. Наиболее даровитых представителей православного духовенства он хотел сделать слугами масонства, этой задаче и был посвящен план создания широко разветвленных масонских лож, в которые принимались бы только представители русского духовенства.
Благодаря стараниям Сперанского Фесслер был назначен в Петербургскую духовную академию профессором философии и еврейского языка.»
В брошюре Т. Сократовой «Наполеон в России», изданной в 1912 году в связи с 100-летием Отечественной войны, указывается, что М. М. Сперанский старался во время бесед с Александром I «пополнить образование своего царственного собеседника и прямо таки давал ему уроки по государственному праву». В каком же духе масон Сперанский вел эти «уроки»? «Хотя Сперанский, — указывает С. Платонов, — и отрицал свою приверженность к Франции и Наполеону, однако в глазах всего общество его близость к французским влияниям была неоспорима».
Столь прославленные русской «прогрессивной» печатью «гениальные государственные реформы» М. Сперанского покоятся на идеях французской революции. Идеи эти следующие:
1. Источником власти является не наследственная власть монарха, а источником власти является народ.
2. Основой законов должна быть не воля монарха, а воля народа.
3. Верховная власть должна быть ограничена конституцией.
4. Если верховная власть перестает выполнять условия, на которых народ предоставил ей власть — то действия ее становятся незаконными и т. д.
Власть царей должна быть ограничена конституцией — таков был смысл задуманных Сперанским реформ. А это, как мы знаем, была затаенная мечта русского масонства с первых дней его существования. Замена принципов самодержавия принципами европейского абсолютизма, что было уже большим отступлением от принципов классической формы монархии, уже не устраивает русских масонов и они хотят еще больше подорвать монархическую власть в России, введением в ней конституционной монархии. Они ясно понимают, что конституционная монархия это самый верный путь к республике.
Сперанский также, как и другие масоны, прекрасно сознавал это.
Ведь далеко не случайно, именно его, Сперанского, декабристы прочили в первые президенты русской республики, после свержения Николая I.
Настоящим автором государственных реформ, приписываемых М. М. Сперанскому, был Наполеон. В монографии «Александр I» профессор Шиман указывает, что во время свидания с Александром в Эрфурте Наполеон «не преминул обсудить с ним в подробных беседах различные вопросы управления». Результатом этих разговоров явился целый ряд выдающихся проектов реформ, из которых важнейшим был проект конституции в России.
Петр I в своей революционной деятельности, при разрушении исторически сложившейся в Москве системы управления, исходил из революционного совета философа Лейбница, советовавшего ему одним ударом сломать существовавшие органы управления.
«Такой совет Лейбница, — пишет известный знаток русского государственного права Казанский в своей работе «Русское государственное право», — который своей верой во всесилие учреждений и своими воззрениями на политический строй, как на механизм, имел несомненно большое влияние на направление реформ Петра, был прямым отрицанием исторических и национальных основ государственной жизни».
Верную оценку деятельности «гениального» Сперанского дает известный монархический идеолог Л. Тихомиров в своем исследовании «Монархическая государственность»:
«…исключительный бюрократизм разных видов и полное отстранение нации от всякого присутствия в государственном управлении, делают из якобы «совершенных» петровских учреждений, нечто в высшей степени регрессивное, стоящее по идее и вредным последствиям бесконечно ниже московских управительных учреждений».
«При Александре I стройная французская бюрократическая централизация, созданная Наполеоном на основе революционных идей, пленила русский подражательный дух. Для России это явилось «последним словом» совершенства и Сперанский, поклонник Наполеона, вместе с Императором, поклонником республики, создали новый строй управления, который в существе своем прожил до Императора Александра II.
Учреждения Александра I завершали абсолютистское построение правительственного механизма. До тех пор, самое несовершенство управительных учреждений не дозволяло им освободиться от контроля.
Верховная власть сохраняла характер направляющий и контролирующий. При Александре I бюрократия была организована со всеми усовершенствованиями.
…Способность бюрократического механизма к действию была доведена до конца строжайшей системой централизации. Но где при этих учреждениях оказывалась нация и верховная власть?
Нация была подчинена правящему механизму. Верховная власть, по наружности, была поставлена в сосредоточии всех управительных властей. В действительности она была окружена высшими управительными властями и отрезана ими не только от нации, но и от остального управительного механизма. С превращением Сената в высший судебный орган, верховная власть теряла в нем орган контроля».
