В избранность Распутина она поверила сразу. «Он очень интересно рассказывал о своей страннической жизни, а в разговоре подсказывал грехи слушателей и заставлял говорить их совесть», — показывала Лохтина на следствии. Через несколько дней после знакомства с Григорием она отправляется с ним в его село Покровское. Это не было спонтанное решение экзальтированной поклонницы — это было здоровое любопытство и желание узнать больше как о Боге, так и о жизни человека Божия.
«По его приглашению я отправилась к нему в гости в Покровское, где я пробыла с 15 ноября по 8 декабря 1905 года… Ехать с Распутиным большое удовольствие, ибо он давал жизнь духу… Дорогою он предсказал забастовку и все говорил: „Только бы доехать“. Как только доехали, она началась»[49].
В Покровском Лохтина познакомилась с бытом простой искренне верующей крестьянской семьи Григория: «Уклад его жизни мне очень понравился. Жена, встретив мужа, упала ему в ноги… Смирение его жены меня удивило. Когда я бываю права, я никому не сделаю уступки. И вот как-то жена Распутина в споре с мужем уступила ему, хотя было ясно — права она, а не он. На высказанное мной… удивление Распутина сказала: „Мужу и жене надо жить одним сердцем — где ты уступи, где тебе уступят“… Спали мы где придется, очень часто в одной комнате, но спали очень мало, слушая духовные беседы отца Григория, который как бы приучал нас к ночному бодрствованию. Утром, если я вставала рано, то молилась с отцом Григорием… Молитва с ним отрывала от земли… Дома проводили время в пении церковных псалмов и песнопений…»[50].
Следователи 13-й Комиссии пытались добиться от Лохтиной каких-либо признаний в сексуальной связи с Распутиным. Вот ее ответ: «Да, он имел обыкновение целоваться при встречах и даже обнимать, но это только у людей дурных появляются дурные и грязные мысли… Совершенно справедливо также, что при одном из посещений села Покровского я мылась в бане с Распутиным и его семьею — женою и двумя дочерями. При отсутствии дурных мыслей это никому из нас не казалось ни неприличным, ни странным… Что Распутин был действительно старец, убеждает меня и мое исцеление, и те предсказания, которые мне пришлось услышать и которые оправдались»[51].
В октябре 1906 года Распутин вновь приезжает в Питер. Он отправил государю телеграмму с просьбой принять его. И это после одной-единственной встречи! И государь его с радостью принял. Видимо тогда Распутин и увидел впервые мальчика, наследника престола. И тогда же исцелил его. Пришел, увидел, исцелил! Об этом можно предположить хотя бы уже из того письма, которое государь отправил 16 октября Петру Столыпину, пережившему в тот день покушение.
В доме Столыпина взорвалась бомба, и хотя сам он не пострадал, его дочь получила сильные ранения и ожоги. Столыпин сам вынес ее на руках из горящего дома. Теперь она при смерти лежала в больнице. Вот текст письма государя: «16 октября 1906 года… Несколько дней назад я принял крестьянина из Тобольской губернии… Он произвел на Ее Величество и на меня замечательно сильное впечатление… и вместо пяти минут разговор с ним длился более часа. Он в скором времени уезжает на родину. У него есть сильное желание повидать Вас и благословить Вашу больную дочь…»[52].
Столыпин не посмел ослушаться государя и вызвал Распутина к дочери. Тот помолился над нею, и она сразу пошла на поправку и в скором времени совершенно выздоровела. Для царя и царицы это было еще одним подтверждением того, что Григорий обладает даром чудотворства.
Сам же Столыпин так никогда и не поверил Распутину, за что в итоге и поплатился жизнью, когда пренебрег настоятельными увещеваниями старца не ехать в Киев на торжества. Григорий открыто говорил Столыпину, что его убьют, если он поедет, увещевал, но гордый премьер пренебрег словами необразованного крестьянина, которого всеми силами стремился удалить от государя.
Великая княгиня Ольга Александровна, которая не раз была свидетельницей молитв Распутина, хотя и не была в комнате царевича во время его первой встречи с Распутиным (ее представили Григорию только осенью 1907 года), интересно описывает последующие встречи, свидетелем которых она была. «Я сама не раз наблюдала чудесные результаты, которых он добивался, — рассказывала спустя много лет великая княгиня Ольга Александровна канадскому журналисту Ворресу. — Мне также известно, что самые знаменитые врачи того времени были вынуждены это признать. Профессор Федоров, самый знаменитый хирург, пациентом которого был Алексей, сам не раз говорил мне об этом. <…>
Какие только мысли не приходили, должно быть, Алики в голову — а ведь это был первый кризис из многих, которые затем происходили. Бедное дитя так страдало, вокруг глаз были темные круги, тельце его как-то съежилось, ножка до неузнаваемости распухла. От докторов не было совершенно никакого проку. Перепуганные больше нас, они все время перешептывались. По-видимому, они просто не могли ничего сделать. Прошло уже много часов, и они оставили всякую надежду. Было уже поздно, и меня уговорили пойти к себе в покои. Тогда Алики отправила в Петербург телеграмму Распутину. Он приехал во дворец около полуночи, если не позднее. К тому времени я была уже в своих апартаментах, а поутру Алики позвала меня в комнату Алексея.
Я глазам своим не поверила. Малыш был не только жив, но и здоров. Он сидел на постели, жар словно рукой сняло, от опухоли на ножке не осталось и следа, глаза ясные, светлые. Ужас вчерашнего вечера казался невероятным далеким кошмаром. Позднее я узнала от Аликс, что Распутин даже не прикоснулся к ребенку, он только стоял в ногах постели и молился. Разумеется, нашлись люди, которые сразу же принялись утверждать, будто молитвы Распутина просто совпали с выздоровлением моего племянника.
Во-первых, любой доктор может вам подтвердить, что на такой стадии недуг невозможно вылечить за какие-то считанные часы.
Во-вторых, такое совпадение может произойти раз-другой, но я даже не могу припомнить, сколько раз это случалось!»[53]
В дальнейшем царь и царица хотели вновь и вновь видеть Распутина. Но они были невольниками в собственном доме: они знали, что злые языки непременно заметят эту неравную дружбу и начнут жалить, хотя в ту пору еще ни царь, ни царица не могли себе представить, каким жестоким может оказаться это жало. Тем не менее Распутин снова и снова появляется во дворце, но обычно вместе с Феофаном, в скромной роли его ученика.
Царской семье пришелся по сердцу этот крестьянин, с которым так интересно было говорить о Боге, который принес в их дом и мир, и радость, и врачевание. Семья действительно обретала друга. Григорий Распутин привнес свежую струю в жизнь царской семьи и в жизнь сотен других людей, с которыми пересекался в Питере. Ему непонятны и неприязненны были вкусы и разговоры тогдашнего петербургского общества, и вместо того, чтобы приспосабливаться, он оставался самим собой. Впервые за много лет в самых высших кругах заговорили не о модных французских романах, не о новой, отрицающей Бога, школе немецкого богословия, не об английском оккультизме, а о Боге и Его Слове. Светские сплетни в присутствии Григория Ефимовича как-то сами собой умирали. Из далекой Сибири Григорий принес дух богоискательства в самое сердце России.
Несмотря на гостеприимность Лохтиных, Григорий не хотел обременять их своим долгим проживанием в их квартире. Он был очень беспокойный квартирант: ежедневно десятки и даже сотни людей приходили к нему со всевозможными просьбами. Но Григорий был человеком чутким и не хотел надолго причинять неудобство никакой семье, а потому долгое время скитался по друзьям. Но бóльшую часть времени он проводит в Покровском, где продолжает заниматься крестьянским трудом — ведь на нем заботы о поле, о доме, о семье. В Питер он приезжает снова и снова по просьбе Семьи. Императрица оплачивала Григорию дорогу, но никаких денег или подарков (кроме вышитых ее рукою рубашек) Григорий от нее не принимал. Да она, наверное, и не предлагала. По словам самого Григория, императрица была «скупа». Распутин не раз должен был одалживать у кого-нибудь из друзей несколько копеек, чтобы взять извозчика и доехать до дворца.
Одним из таких друзей, которому не раз придется одалживать Григорию по двадцать пять копеек, был Алексей Филиппов — банкир и издатель собственной газеты. Филиппов на момент знакомства с Распутиным уже много слышал о нем — в основном плохое — из газет, которые поливали старца грязью. (Интересно, что Филиппов отмечает: Распутин всегда возвращал взятые в долг деньги.)
Отвечая на вопросы Чрезвычайной комиссии в 1917 году, Филиппов говорил: «В 1912 году я поехал в Троице-Сергиеву Лавру. Когда… я садился в поезд, то увидел в вагоне какого-то мужика в поддевке с… поражающей внешностью — с глубоко лежащими в глазных впадинах мистическими глазами, с орбитами, окруженными коричневыми пятнами. Его провожала… дородная женщина в черном (оказалось потом его секретарша Акулина Лаптинская). В вагоне… он с детской наивной любовью рассматривал новый огромный кожаный кошелек, очевидно, только что кем-то подаренный.
