Письмо девятое Белокурова из Марокко, с поста Касбах в Прагу, А.А. Воеводину, 11 октября 1923 года: «Здравствуйте, дорогой коллега! Ни одной газеты, ни одного журнала за все время от Вас не получал, а между тем в своем письме Вы упомянули о высылке мне «Студенческие годы» и так далее. Значит, затерялись в пути. У нас это случается часто и систематически. Готовлю Вам кое-какой материал для рассказов и пришлю в самом непродолжительном времени. Мне хотелось бы знать, не пробовали ли Вы когда-нибудь рисовать сценарии для кинематографа. Я, как только вырвусь из Легиона, думаю заняться кинематографией. Вы, наверное, знаете, что это — моя специальность. У меня есть материалы для постановки картины. Задача теперь — обработать его и сделать сценарий. Может быть, попробуем? Пока посылаю Вам несколько фотографий, более удачных — и в ожидании Ваших милых и приятных известий жму дружески Вашу руку. Белокуров».
Письмо десятое Белокурова из Марокко, с поста Касбах в Прагу, А. А. Воеводину, 16 октября 1923 года: «Здравствуйте, дорогой коллега! Ну должен Вам сказать, что жизнь у меня на посту становится, как на вулкане. Нахальство «диссидентов» становится прямо-таки невыносимым. Среди бела дня подкрадываются, пользуясь сильно пересеченной местностью и благоприятными подступами, на 10–15 метров к посту и стреляют в упор. Вчера убили солдата моего поста — Лимезера,[465] когда последний вышел за 5 шагов от проволоки для отправления естественных нужд. А про ночь и говорить нечего. И трудно, чертей, заметить, почти голые, имеющие цвет местности, подползают, как змеи. Что ни день — то снимают часовых то на одном, то на другом посту. Жалятся, черти, как поганые осы! Вот почему до сих пор нет времени собраться хорошенько с мыслями, дабы обработать Вам обещанный материал для рассказов из жизни Легиона. А материала, дорогой коллега, непочатый край. К сожалению, масса энергии и времени уходит на более нужные материи, в связи с сохранением своей шкуры и жизни вверенных мне людей. Получил от Архипова письмо, полное комплиментов по моему адресу. Для характеристики присылаю таковое Вам. Кстати, что же Вы не прислали «Информации» с Вашим фельетоном? Это меня интересует. Вырежьте этот фельетон и положите в закрытый конверт, иначе — бандероли пропадают. За все время я от Вас ничего не получал — ни газет, ни журналов… Ну, дорогой коллега, нужно кончать письмо. Шестнадцать часов вечера. Часовые нервничают. Дует ветер… Темно… Ночь полна таинственных шорохов, а Вы знаете, что «напуганная ворона всего боится». Нужно ходить около часовых и «воодушевлять», хотя бы кулаком — иначе из-за одного араба поднимут такую стрельбу, что наутро получишь нагоняй от командира батальона за чрезмерный расход боеприпасов. Мы будем стоять здесь, на постах, до июня будущего года, и никакого подвоза не будет. Надо беречь каждый патрон и работать больше штыком. «Пуля — дура, штык — молодец». А солдаты мои — все-таки дрейфят порядком, и только одно сдерживающее начало — это мой кулак. Пока, всех благ. Пишите. Белокуров».
Одиннадцатое письмо Белокурова из Марокко, пост Касбах в Прагу А.А. Воеводину, 18 октября 1923 года: «Здравствуйте, дорогой коллега! Посылаю Вам несколько грубых штрихов, как материал для рассказа. Обработайте, как Вам заблагорассудится. К сожалению, я не могу собрать, как следует, свои мысли, и эти мои наброски Вам покажутся бредом сумасшедшего. Не судите меня строго. Если бы Вы побывали в моей шкуре, были бы не лучше. Посылаю Вам также несколько фотографий. Найдите между Вашими знакомыми какую-нибудь милую девушку, чтобы она со мной переписывалась, русскую обязательно. Дайте ей мой адрес, хоть на бумаге, пусть немножко согреет женской лаской, а то я сделаюсь форменным дикарем… С сердечным приветом Вам, Белокуров».
Двенадцатое письмо Белокурова из Марокко, пост Касбах в Прагу А.А. Воеводину, 2 ноября 1923 года: «Здравствуйте, дорогой коллега! Представьте себе мою радость, вчера до меня докатился журнал «Студенческие годы», номер пятый. Прочел его в два счета, вернее, проглотил, не отрываясь. Сразу видно, что журнал процветает — много объявлений, масса материала. Вижу, что Вы от слов перешли к делу и начали серьезную кампанию против французов и против вершителей судеб над легионерами за освобождение студентов из Легиона. В добрый час! Уверен, что капитан Тихонравов был очень недоволен этим. В особенности за опубликование цифр относительно потерь. Будет их опровергать и у Вас допытываться о фамилии автора. Не выдавайте! Ибо если начнется полоса репрессий, то не будут пропускать ни одной русской газеты, письма и другое. А этого бы не хотелось! Хотя капитан все равно догадается, откуда дует ветерок. Мое упрямство ему известно больше, чем кому другому. Ну что же! Будем отбиваться. После двухмесячного перерыва я снова приступаю к изданию нашего нелегального легионерского рукописного журнала «На чужбине». Первый номер рассчитываю выпустить на Рождество. Дело в том, что некоторые русские сержанты настолько смирились со своей ролью французского унтер-офицера, что хотят продлить свои контракты до пятнадцати лет! Настолько разочаровались, опустились, отупели или уснули,[466] что хотят совершенно похоронить себя заживо в Африке. Вот против таких-то «красавцев» я и открою поход. Правда, материальное положение сержанта — неплохое, но все же продаваться за деньги и умирать за «красивую Францию», как ходили умирать «за родную Кубань», можно было лишь в течение первых пяти лет, когда подмахнули контракт, не зная Легиона, и в крайне тяжелой обстановке, тогда добровольно и не отдавая себе отчета — сквозь землю готовы теперь провалиться… В этом журнале я документально опишу ход операций и помещу полные именные списки всех убитых и раненых русских легионеров, с указанием их бывшего положения в России. Будет помещена масса интересных фотографических снимков. Безусловно, один номер Вам перешлю, в котором Вы почерпнете бездну материала. К участию в его выпуске стягиваются сотрудники всего Марокко, Алжирии, Туниса и Сирии. Пока я жив — руки не опущу. Вот и сейчас борьбу приходится вести на три фронта. Арабы — враги внешние. А внутренних — гораздо больше. Немцы-сержанты завидуют, что я занимаю должность начальника гарнизона и коменданта поста, им обидно, что я сурово и жестоко обращаюсь с их соотечественниками. Строят мне гадости на каждом шагу, но все их козни пока разбиваются вдребезги, как волны о гранитный утес. Уж если я захочу чего-нибудь, то меня трудно свернуть с дороги. Я люблю борьбу до результата. У меня такой характер — положи мне палец в рот — я откушу всю руку. Начальство пока ко мне относится хорошо, но, когда узнает о моей пропаганде против переподписания контрактов русских в Легион, безусловно, ответит репрессиями. Трудно, конечно, пока предугадать, в какую форму эти репрессии могут вылиться. Во всяком случае, я знаю, на что иду, и к борьбе готов. Ну вот пока и все, что я хотел Вам, дорогой коллега, сказать в этом письме. Еще раз спасибо за журнал. Присылайте еще. Крепко и дружески жму Вашу руку, Белокуров».
Тринадцатое письмо Белокурова из Марокко, пост Касбах в Прагу А.А. Воеводину, 19 ноября 1923 года: «Дорогой друг Александр Александрович! Большое спасибо за книги «Начало» и «Неупиваемая Чаша» и газеты. Получил вчера. Здоров и жив. Прилагаю Вам письмо казака Чибисова Кузьмы. На мой взгляд, оно очень характерно и может послужить Вам материалом, когда Вам придется опять коснуться жизни в Легионе. Жму крепко руку. Ваш Белокуров».
Четырнадцатое письмо Белокурова из Марокко, пост Касбах в Прагу А.А. Воеводину, 5 декабря 1923 года: Дорогой друг Александр Александрович! Вчера мне принесли Ваше милое письмо от 8 ноября 1923 года с четырьмя журнальными вырезками, которое мне лишний раз доказывает, что обещаний своих Вы на ветер не бросаете. Все Ваши статьи об Африке — идеальны. Слов нет, как говорят французы… А потери все продолжаются, и арабы сдаваться не думают. Падает дождь и снег, снег и дождь…Ревет и ревет ветер. Ночи стали чертовски длинными: с половины шестого — уже темно и до семи утра. Четырнадцать часов ночи! Ночи темные, как чернила. Ни звезд, ни луны… Все небо — в тучах. И так каждый день все та же «дурацкая звериная жизнь в борьбе за культуру и цивилизацию», за чьи-то чужие интересы… Вот идет уже четвертый месяц, как я командую этим постом; есть много офицеров и адъютантов, но все сидят при штабе и меня пока не сменяют. Почему? В данное время — опасно. Вот подождите, начнется «перемирие», арабы сдадутся — тогда, я уверен, кто-нибудь явится принимать командование постом «на законном основании». В общем, как и следует ожидать, все в порядке вещей. Итак, дорогой Александр Александрович, пока посылаю Вам это короткое письмо, а на днях постараюсь дать Вам «факты» по всем пунктам. Приближается конец года, и надо делать чертову уйму отчетности, а я — и писарь, и бухгалтер, и комендант поста — все вместе. А канцелярщина у французов — в тысячу раз больше нашей. Даже нужно делать особый список на количество слов, переданных в телефонограммах за «триместр», вот и извольте их высчитывать! Я в одном из своих посланий отправил Вам письмо казака Чибисова; прилагаю Вам второе. Тоже характерное. Разберете ли Вы его почерк? Однако, Вам лишний материал для «Казачьих информаций». Спасибо за милую девушку, которую обещаете. Ваш друг Белокуров».
