Безрадостной была и жизнь самого Тиберия в эти годы. «Его мятущийся дух жгли еще больнее бесчисленные поношения со всех сторон. Не было такого оскорбления, которого осужденные не бросали ему в лицо или не рассылали подметными письмами в театре. Принимал он их по-разному: то, мучаясь стыдом, старался утаить и скрыть, то из презрения сам разглашал их ко всеобщему сведению. Даже Артабан, парфянский царь, позорил его в послании, где попрекал его убийствами близких и дальних, праздностью и развратом и предлагал ему скорее утолить величайшую и справедливую ненависть сограждан добровольной смертью. Наконец, Тиберий сам себе опостылел: всю тяжесть своих мучений он выразил в начале одного письма такими словами: «Как мне писать вам, отцы и сенаторы, что писать и чего пока писать? Если я это знаю, то пусть волей богов и богинь я погибну худшей смертью, чем погибаю вот уже много дней».{601}
Это слова опустошенного, вконец разочарованного в себе и в самой жизни человека. Должно быть, такое состояние было характерным для Тиберия в последние годы его правления, и мысли подобные посещали его не раз. В то же время он находил в себе силы, когда возникала необходимость, быть прежним Тиберием, сильным, уверенным в себе правителем, принимающим верные решения на пользу Римской державе. Царю Артабану, направившему Тиберию оскорбительное послание, пришлось в этом вскоре убедиться.
В 34 г. скончался Зенон-Артаксий, римский ставленник на армянском престоле и Артабан решил, что настало время восстановить парфянское влияние в Армении. В новые цари этой страны он наметил своего старшего сына Аршака. Полагая, что дряхлый Тиберий более не является грозным противником, Артабан требовал вернуть в Парфию сокровища беглого царя Вонона, говорил о необходимости пересмотра границ Рима и Парфии в пользу последней, разумеется. Бахвалясь, парфяне вспоминали о временах Кира и Александра, когда весь нынешний римский Восток был частью империй этих великих завоевателей. Эллинизированные владыки Парфии мнили себя историческими преемниками, как персидских царей, так и эллинистических владык. Но не все в Парфии поддерживали Артабана. Один из знатнейших парфян Синнак и близкий к нему евнух Абд, возглавившие тайную оппозицию царю, отправили своих людей Рим. Они просили Тиберия отправить в Парфию для провозглашения его верховной владыкой царевича Фраата, сына бывшего парфянского царя Фраата IV. Тиберий немедленно дал на это согласие, понимая все выгоды для Рима парфянской смуты.{602}
Фраат по дороге в Парфию в Сирии заболел и умер. Но Тиберий немедленно нашёл ему замену в лице его внука Тиридата, а для отвоевания у парфян Армении, где успел воцариться Аршак, он привлёк на сторону Рима ибера Митридата, брата царствовавшего в Иберии царя Фарасмана. Для этого римскому императору пришлось помирить братьев — иберов. Во главе же всей восточной кампании Тиберий поставил Луция Вителлия, человека во многом сомнительных нравственных устоев, но умелого правителя провинций и толкового полководца.
Тиридат действовал сначала успешно и даже захватил Мессопотамию, где находился центр Парфянского царства. Но в 36 г. Артабан, опираясь на восточные владения Парфии, собрал многочисленное войско и отогнал Тиридата. Армению, однако, парфянам вернуть под своё влияние не удалось. Митридат с помощью Фарасмана утвердился там на престоле. В решающей битве за Армению Фарасман разгромил парфянское войско во главе с царевичем Ородом, сыном Артабана, коего он тоже в своё время намечал в армянские цари. Таким образом, Рим сохранил свои позиции на Востоке, утвердив на армянском престоле своего ставленника и ослабив Парфию междоусобицей. Успешно проведя свою миссию на Востоке в молодости, Тиберий и в глубокой старости умело проводил политику в этом сложнейшем регионе.
Говоря о Тиберий и Востоке, нельзя не упомянуть о восприятии его личности христианами, тем более что великое это вероучение зародилось именно в последние годы его правления. Согласно христианскому преданию, Мария Магдалина продемонстрировала Тиберию чудо пасхального яйца, обретшего красный цвет, как доказательство истинности воскрешения Христа. Ряд раннехристианских авторов упоминает Тиберия в связи с известием о воскрешении Христа и появлении христианства. Юстин Мученик, видный деятель христианской церкви во II в., погибший во время гонений на христиан при императоре Марке Аврелии в 167 г., упоминал в своей «Апологии» о донесении прокуратора Иудеи Понтия Пилата Тиберию о деяниях Христа. В начале III в. о том же писал Тертуллиан в своей «Апологии христиан». В IV в. о Тиберий и христианах в связи с посланием Пилата подробно писал историк церкви Евсевий Памфил:
«Дивное Воскресение Спасителя нашего и Вознесение Его были известны уже многим. По издревле укоренившемуся обычаю областные правители должны были сообщать лицу, облечённому верховной властью, о всех местных новостях, чтобы ничто не ускользало императорского глаза. Пилат сообщил Тиберию, что во всей Палестине идёт молва о Воскресении Спасителя нашего, Исуса, что ему известны и другие Его чудеса и что в Него, воскресшего из мёртвых, многие уже уверовали как в Бога. Тиберий, говорят, доложил об этом сенату, но сенат отверг это известие под тем предлогом, что он не занимался предварительно его рассмотрением: по издревле укоренившемуся закону никто не мог быть признан у римлян богом иначе, как по голосованию и декрету сената. В действительности же спасительное учение Божественной проповеди не нуждалось в человеческом одобрении и покровительстве. Хотя римский сенат и отверг известие, сообщавшее о Спасителе нашем, но Тиберий сохранил своё прежнее мнение и не замышлял против Христова учения ничего несообразного.
Тертуллиан, превосходный знаток римских законов и вообще человек известный, один из наиболее прославленных в Риме, в своей «Апологии христиан», написанной на латинском языке и переведённой на греческий, говорит дословно так:
«Поговорим о происхождении таких законов. По древнему декрету император не может ни одного бога признать таковым без предварительного рассмотрения сенатом. Марк Эмилий и поступил так с неким идолом Альвурном. Что у вас божественное достоинство даруется по человеческому решению — это в нашу пользу. Если бы не понравился человеку, он не станет богом; человеку, оказывается, следует быть милостивым к богу.
Когда Тиберию, при котором имя христиан вошло в мир, пришло известие из Палестины (Палестина его родина) об этом учении, он сообщил о нём сенату, дав понять, что это учение ему нравится. Сенат, однако, отверг его как не рассмотренное заранее. Тиберий остался при своём мнении и угрожал смертью тем, кто доносил на христиан. Небесный промысел заронил в него эту мысль с особой целью, чтобы Евангельское слово вначале беспрепятственно прошло по всей земле».{603}
Близкие к этому сведения сообщает Павел Орозий в своей «Истории против язычников», написанной в 417 г. по просьбе Августина Блаженного:
«После же того, как претерпел страдания Господь Христос и воскрес из мёртвых и разослал учеников Своих для проповеди, Пилат, наместник провинции Палестины, сообщил Тиберию и сенату о страстях и воскрешении Христа и о произошедших чудесах, которые были явленны через Него самого, а также во имя Его совершены учениками Его, сообщил также о том, что уже многие уверовали в Него как в Бога. Тиберий обратился к сенату с мнением, полным благожелательности, о том, что Христа следует считать Богом. Сенат, придя в негодование от того, что ему не было сообщено об этом заранее, в результате чего Тиберий самостоятельно вынес решение о введение нового культа, отверг обожествление Христа и определил эдиктом, особенно Сеян тогда, префект Тиберия, весьма твёрдо выступал против введения этого религиозного почитания. Тиберий, однако, пригрозил в эдикте смертью обличителям христиан. И вот та достойная всяческих похвал умеренность Тиберия Цезаря обратилась в мщение вздумавшему перечить сенату».{604}
В современной науке нет единого мнения о подлинности Acta Pilati (послания Пилата) и, соответственно, о связанных с ним событиях в Риме. Некоторые историки полагают, что никакого послания Пилата вообще не было. Текст Acta Pilati опубликован.{605} Однако, по мнению специалистов, считается подделкой, относящейся к IV или V веку.{606}
Действительно ли посылал Пилат послание об Иисусе Христе и его учениках Тиберию, правда ли то, что император благосклонно отнёсся к новому вероучению — всё это остается неизвестным.
Известно нам доподлинно то, что последние годы Тиберия были для него безрадостны. Старик всё более ощущал свое одиночество, в коем ему некого было винить кроме самого себя. Очередным ударом стала для него смерть ближайшего его друга Кокцея Нервы, неизменного приближенного и спутника на протяжении долгих лет. В том же изобилующем трагическими событиями 33 г. Нерва решил покончить с собой, умертвив себя голодом. Это было тем более поразительно, что ему не грозила никакая опала, не страдал он и телесными недугами. «Когда это стало известно Тиберию, он посетил его, стал доискиваться причин такого решения, уговаривать; наконец признался, что тяжелым бременем ляжет на его совесть и добрую славу, если его ближайший и лучший друг, у которого не было никаких видимых оснований торопить смерть, безвременно расстанется с жизнью. Уклонившись от объяснений, Нерва до конца упорно воздерживался от пищи. Знавшие его передавали, что, чем ближе он приглядывался к бедствиям Римского государства, тем сильнее негодование и тревога толкали его к решению обрести для себя, пока он невредим и его не тронули, достойный конец».{607}
