На строительстве космических кораблей разнообразно и гибко пользуются всемогущим инструментом коллективизма. В сложнейших организмах космических ракет возникают иногда загадочные явления, нуждающиеся в быстром диагнозе. И вот по поводу одной из трудноразрешимых загадок был создан общественный совет, состоявший из сотни работников самых разных специальностей. Было бы наивным представлять этот совет как некое подобие Новгородского веча. То был умно организованный коллектив, разделенный на секции, комиссии, подкомиссии, сплетенные друг с другом, как извилины мозга. И свежая зоркость сотен глаз разрешила затруднения.
В рядах безымянных героев находятся творцы двигателей ракеты. Мощность всех двигателей космического корабля Ю. Гагарина составляла 20 миллионов лошадиных сил. Это значит, что в колесницу советского космонавта впряжено все поголовье лошадей царской России конца прошлого века. И опять-таки в этом сравнении интересно не количественное совпадение, а качественное расхождение. Как известно, даже шесть лошадей в одной упряжке начинают мешать друг другу. Никакой табун лошадей никогда не сравняется мощью с ракетным двигателем.
Современная машина характеризуется не только мощью, но и гибкостью управления. Слон силен не только тем, что способен вырвать с корнем дерево, но и тем, что может поднять иголку. Можно образно сказать, слегка сгущая краски, что огненная буря, вырывающаяся из сопел ракеты, так же чутко поддается управлению, как дыхание флейты пальцам флейтиста. Волшебную уздечку для огненных коней создали работники точной механики, приборостроения, электронной автоматики. Впрочем, можно ли сравнить даже со щедро инкрустированной уздечкой 10 тысяч деталей реактивного двигателя!
Мы находим в рядах героев и строителей грандиозных наземных сооружений, без которых невозможен полет ракеты, в том числе исполинских радиотелескопов, радиоприемных и передающих антенн, межпланетной дальнобойности, радиопередатчиков и радиоприемников и опять же вычислительных центров, ведущих обработку наблюдений. Это целая симфония радиоволн, исполняемая оркестром электроники, а серые пульты управления, перемигивающиеся разноцветными огоньками, похожи на листы партитуры этой симфонии, испещренные огненными знаками.
Особое слово надо сказать об испытателях, работающих на громадных испытательных стендах, сооружениях размером с гостиницу «Москва» и столь же тесно, как гостиница постояльцами, заполненных разнообразными приборами. Испытатели трудятся часто в нелегких условиях, подолгу живут с семьями в отдаленных от центров местностях. Они вносят черты героической самоотверженности в коллективный портрет безыменного героя.
В конструкции ракеты как бы воплотился и новый облик рабочего космической эры, когда все больше и решительнее стираются грани между физическим и умственным трудом, когда слесарь превращается в скульптора, монтажник — в хирурга, фрезеровщик — в математика, управляющего электронно-программным станком. Кто возьмет на себя смелость определить: интеллектуальным или физическим напряжением дышит облик рабочего, лелеющего деталь, как Страдивариус скрипку? Кто ответит: физический или умственный труд преобладает в цехе, где рабочий запросто совещается с ученым и пламенный отблеск общего вдохновенья играет на их сосредоточенных лицах?
Под высокими фермами космических верфей кристаллизуются новые моральные нормы человеческих отношений. Дружеское разъяснение и убеждение служит здесь наиболее действенной мерой поддержания коммунистической дисциплины труда. Был такой случай. Один рабочий, монтировавший сложный и замкнутый отсек космического корабля, явился к руководству в величайшем смятении. Ему показалось, что он обронил в отсеке болт. Отсек немедленно разобрали. Составили новый график сборки.
Но монтировать поручили тому же рабочему, который совершил ошибку. Позаботились прежде всего о том, чтобы восстановить доверие к человеку. Надо ли говорить, что повторный график был выполнен отлично и досрочно! В ходе строительства второго спутника Земли конструкторы и рабочие постановили: «За недостатком времени работать без брака». И свое обязательство сдержали.
Барабанщики «холодной войны» пытаются клеветать, что советские победы в космосе достались ценой безудержной траты денег, не знающих счета. Какой вздор! Инженеры, ученые, рабочие — изобретатели космических верфей сочетают полет фантазии и твердый расчет, проявляют большую заботу о народной копейке. За немногие годы после пуска первого спутника стоимость космических объектов понизилась во много раз. Зарубежные техники, похваляющиеся тем, что находятся далеко от политики, далеко от идеологии, удивляются совершенству и надежности советской технологии. Им, далеким от политики, трудно разъяснить, что у нас в стране идеологический фактор превратился и в фактор технологический. Когда руку токаря направляет высокая идея, то и качество деталей высоко.
Один токарь, перешедший на завод космических ракет из авиационной промышленности, сказал как-то: «Раньше я был токарем во всемирном масштабе, а теперь я токарь в масштабе вселенском». Он теперь действительно токарь во вселенском, звездном масштабе, и недаром под планкой с багряными ленточками орденов Ленина на груди его золотится звезда Героя Социалистического Труда. Здесь и заключен величайший секрет советской технологии.
Историки техники, вероятно, будут подробно обсуждать предполагаемые технические причины неполадок на мысе Канаверал: и чудовищные взрывы горючего, и коварные неполадки зажигания, и расстройства «электронного мозга», выводившие ракеты на самоубийственную параболу, уходящую в океанские волны. Но лишь историки общественных отношений установят, что не слепота кибернетики и не безрассудная сила взрыва, а бесчинствующий вихрь противоречий капиталистической экономики разметал на части сложные тела многих американских космических аппаратов.
В сумму времени отставания американской космической техники войдут не только длительность препирательств конкурирующих монополий, но и 84 тысячи человеко-дней, потерянных, по данным американской печати, вследствие забастовок рабочих на базе Канаверал, протестующих против эксплуатации. Запрещение забастовок на ракетных полигонах не поможет делу. Принудительный труд никогда не станет трудом творческим.
Космический корабль у нас, в Советском Союзе, перестал быть отвлеченным понятием, рисуемым в воображении миллионов и доступным для обозрения немногим избранным. Документальный фильм продемонстрировал всем его внешний облик, и на воздушном параде в Тушине мощный вертолет осторожно поднял в железных лапах точный макет космического корабля и пронес его над головами тысяч изумленных зрителей. Спуск на воду даже самого обычного морского корабля является волнующим событием. Исполинский корпус медленно скользит по стапелям, постепенно набирая ход, и торжественно врезается в расступающиеся волны. Гремят аплодисменты сотен зрителей, среди которых нередко присутствуют даже королевские особы.
Но неизмеримо более волнует пуск космического корабля. Ему аплодирует все прогрессивное человечество. Правда, королевским особам еще не выпало счастья присутствовать при церемонии пуска по той простой причине, что государственный строй, возглавляемый королями — помазанниками божьими, неспособен обеспечить надлежащих темпов развития космической техники. Неспособен, и баста! — как бы тут ни гневались их королевские величества, как бы не постукивали они скипетрами.
Тут со всей силой проявилась одна роковая для досоциалистических формаций особенность космической науки и техники, характерная, впрочем, и для многих других новейших областей современной науки. В эру атомных реакторов, синхрофазотронов, исполинских радиотелескопов ученый-изобретатель не может скрыться от противоречий общественной системы за хрупким частоколом колбочек и реторт. Каждый, даже самый незначительный его опыт неизбежно приобретает индустриальный размах. Установки его циклопической лаборатории имеют промышленные масштабы. Вместе с ними в его лабораторию врываются все противоречия капиталистической индустрии и экономики.
Энгельс в свое время предсказывал, что уже с внедрением электричества производительные силы приобретут такой размах, при котором они перерастут руководство буржуазии. Можно ли теперь сомневаться в том, что космическая наука и техника переросли руководство коронованных и некоронованных королей, руководство капиталистов?
Силуэт безыменного героя — Теоретика космических полетов возникает из размышлений над особенностями развития теории во всем комплексе проблем завоевания космоса. Развитие теории подчиняется здесь великой практической задаче, стимулируется и координируется ею. Было время, когда «чистая» теория третировала практику, и нередко истоком высокомерия была грубая низменность практических задач. Ведь в условиях досоциалистических формаций практическая деятельность служила эксплуатации, наживе, разжиганию истребительных войн. Но в условиях социализма великие практические задачи, подобные завоеванию космоса, наполняют животворным содержанием теоретическую мысль, вдохновляют ученых на важнейшие исследования. У подножия космической ракеты происходит ярчайшее цветение теоретических дисциплин, происходит их перекрестное оплодотворение. Теоретики космонавтики — это прежде всего люди, научившиеся сочетать высокий полет теоретической мысли с практикой жизни. Уравнения этих теоретиков при всей самоценной, классической мощи их развития приводят к окончательным формулам, несущим важный государственный результат. Иногда эти формулы приходят на помощь в драматическую минуту и становятся поистине спасительными формулами. Теоретика можно сравнить с прорицателем будущего: в его формулах открываются очертания будущих деталей ракет, небывалых траекторий баллистических межпланетных полетов. Теоретик работает, спираясь на быстродействующие электронные машины, приспосабливая к их возможностям свои математические результаты.
