Помимо интенсификации собирательства, последние пять тысяч лет стали свидетелями возникновения нового инструментария. Небольшие рубила и остроконечники отличались от предшествующих крупных орудий лучшей пропорцией длины заостренной кромки и веса инструмента. Топорики со шлифованными каменными краями, когда-то присутствующие лишь в отдельных районах, распространились по всей Австралии. За последнее тысячелетие у аборигенов появились и рыболовные крючки из раковин.
Почему в Австралии не возникли металлические орудия, письменность и сложная политическая организация? Главной причиной было то, что аборигены оставались охотниками-собирателями, а, как мы знаем из глав 12–14, подобные новации возникали только в густонаселенных и экономически специализированных обществах производителей продовольствия. Кроме того, засушливость, неплодородность и климатическая непредсказуемость Австралии удерживали численность ее охотничье-собирательского населения в пределах нескольких сотен тысяч человек. Если вспомнить о том, что в Мезоамерике или Китае проживали десятки миллионов, это означало, что Австралия имела очень скудную базу потенциальных изобретателей и слишком мало обществ, способных экспериментировать с инновациями. К тому же ее несколько сотен тысяч населения не были организованы в сеть тесно взаимодействующих обществ. Демографический ландшафт аборигенной Австралии состоял из практически безлюдной пустыни и нескольких разделенных ею экологически благоприятных «островов», на каждом из которых обитала лишь часть совокупного населения континента и взаимодействие между которыми было тем слабее, чем дальше они были удалены друг от друга. Даже в пределах относительно влажного и плодородного востока Австралии максимальный масштаб обмена между аборигенными обществами ограничивался дистанцией в 1900 миль — расстоянием между тропическими дождевыми лесами Квинсленда на северо-востоке и субтропическими дождевыми лесами Виктории на юго-востоке, что географически и экологически эквивалентно расстоянию между Лос-Анджелесом и Аляской.
Некоторые известные случаи технологического регресса в региональном и общеконтинентальном масштабе, которые имели место в Австралии, возможно, объясняются изоляцией и относительной малонаселенностью ее популяционных центров. Обитатели северо-восточного полуострова Кейп-Йорк в какой-то момент отказались от главного атрибута Австралии — бумеранга. Аборигены юго-запада ко времени первых контактов с европейцами уже исключили из своего рациона моллюсков. Назначение заостренных микролитов пятитысячелетней давности, обнаруженных австралийскими археологами, остается неясным, однако проще всего предположить, что это были наконечники и зубцы стрел, поскольку они подозрительно схожи с каменными наконечниками и зубцами, найденными в других частях мира. Если это действительно была их функция, загадка присутствия лука и стрел на Новой Гвинее и отсутствия их в Австралии и без того усложняется: возможно, лук и стрелы на Австралийском континенте все-таки были освоены на какое-то время, а затем забыты. Все эти примеры напоминают нам об отказе от огнестрельного оружия в Японии, отмирании лука и стрел и гончарного производства почти по всей Полинезии, а также несчастливой участи некоторых технологий в других изолированных обществах (см. главу 13).
Наибольший убыток во всем Австралийском регионе технологии понесли на острове Тасмания, лежащем в 130 милях от юго-восточного побережья континента. В период плейстоценового падения уровня океана мелкий Бассов пролив, разделяющий Австралию и Тасманию, был участком суши, а люди, обитавшие на тогдашней территории острова, являлись частью населения всего континента. Когда около 10 тысяч лет назад дно пролива ушло под воду, тасманийцы и австралийцы оказались абсолютно отрезаны друг от друга, поскольку ни те ни другие не владели плавательными средствами, способными его преодолеть. Дальнейшее существование четырехтысячного охотничье-собирательского населения Тасмании проходило в отсутствие контакта с любым другим народом на Земле — в изоляции, знакомой нам лишь по фантастическим романам.
Когда в 1642 г. европейцы наконец повстречали тасманийских аборигенов, они застали самую примитивную материальную культуру современной эпохи. Подобно аборигенам материка, тасманийцы были охотниками-собирателями, не знавшими металлических орудий. В то же время у них отсутствовали многие технологии и артефакты, широко распространенные на большой земле: наконечники с зубцами, любые костяные орудия, бумеранги, шлифованные каменные орудия, орудия с рукояткой, крючки, заостренные копья, сети, а также навыки вроде добычи рыбы, шитья и разжигания огня. Некоторые из этих технологий могли быть заимствованы или изобретены жителями континента уже после разделения с Тасманией, и в этом случае мы можем заключить, что крохотное население острова не сумело изобрести их самостоятельно. Остальные попали на территорию Тасмании еще в ее бытность в составе Большой Австралии, после чего были утрачены за время культурной изоляции: например, археологические исследования свидетельствуют о исчезновении на острове рыболовства, шил, игл и других костяных орудий около 1500 г. до н. э. По меньшей мере еще на трех небольших островах (Флиндерсе, Кенгуру и Кинге), отрезанных от Австралии и Тасмании повышением уровня океана около 10 тысяч лет назад, тоже имелись человеческие популяции, от 200 до 400 человек, но все они со временем вымерли.
Можно сказать, что Тасмания и эти три острова представляют собой наиболее выраженную иллюстрацию закономерности, имеющей значение для всего контекста всемирной истории. Человеческие популяции, насчитывавшие лишь несколько сотен индивидов, оказались неспособными существовать неопределенно долгое время в полной изоляции. Популяция размером в 4 тысячи человек смогла просуществовать десять тысяч лет, однако с серьезными культурными потерями и упущенными возможностями развития, результатом которых стала исключительная примитивность ее материальной культуры. Триста тысяч охотников-собирателей материковой Австралии были более многочисленны и менее изолированы, чем тасманийцы, и тем не менее составляли самую маленькую и изолированную из континентальных популяций мира. Засвидетельствованные примеры технологического регресса на Австралийском материке в сочетании с примером Тасмании указывают на то, что скудость культуры коренных австралийцев по сравнению с народами других континентов может быть отчасти объяснена взаимосвязью изоляции и размера популяции с зарождением и развитием технологий — зависимостью, эффект которой в данном случае имел менее выраженную форму, чем на Тасмании. По той же логике, тот же самый эффект мог сказаться на технологических различиях между крупнейшим континентом, Евразией, и следующими за ней Африкой, Северной Америкой и Южной Америкой.
Почему более развитые технологии не проникли в Австралию через посредство ее соседей — Индонезии и Новой Гвинеи? Что касается Индонезии, она была отделена от Северо-Западной Австралии морем и экологически была совсем на нее не похожа. Кроме того, Индонезия сама оставалась регионом культурного и технологического застоя на протяжении периода, закончившегося лишь несколько тысячелетий назад. Не обнаружено ни одного доказательства того, что после первоначальной колонизации Австралии 40 тысяч лет назад сюда проникло что-либо новое из Индонезии — до появления собаки динго около 1500 г. до н. э.
Динго появились в Австралии на пике австронезийской экспансии, стартовавшей в Южном Китае и захватившей Индонезию. Австронезийцы заселили все Индонезийские острова, включая ближайшие к Австралии — Тимор и Танимбар (находящиеся соответственно лишь в 275 и 205 милях от ее побережья). Поскольку австронезийцы покрывали куда большие водные расстояния в ходе тихоокеанской части своей экспансии, мы обязаны были бы допустить, что они неоднократно высаживались на австралийском берегу, даже если бы у нас не было тому доказательств в виде динго. В исторические времена Северо-Западную Австралию ежегодно посещали парусные каноэ из области Макассар, что на индонезийском острове Сулавеси (Целебес), пока австралийские власти не прекратили эту практику в 1907 г. Судя по археологическим данным, начало этих визитов относится как минимум к 1000 г. до н. э., но вполне вероятно, что они имели место и раньше. Главной их целью была добыча морских огурцов (родственников морских звезд, также известных как трепанги) — макассарцы экспортировали их в Китай, где этот морепродукт ценили как афродизиак и ценный ингредиент для приготовления супов.
Вполне естественно, что торговые обмены, происходящие во время ежегодных визитов макассарцев, оставили немало следов в Северо-Западной Австралии. На местах стоянок макассарцы высаживали тамариндовые деревья, а аборигенские женщины рожали от них детей. В качестве предметов обмена сюда привозили ткань, металлические орудия, керамику и стекло, хотя ничего из этого аборигены сами изготавливать не научились, а переняли у макассарцев лишь несколько слов и ритуалов, а также плавание на долбленых каноэ с парусом и практику курения табачных трубок.
