Столь же решающим для будущего политического развития Америки был тот факт, что губернаторы не имели в своем распоряжении большого бюрократического аппарата. Отчасти это было продолжением традиций Англии, которая «недоуправлялась» по континентальным стандартам; но в основном это отражало желание сэкономить, чтобы сделать колонии выгодными для метрополии. Сыграли свою роль и размеры самой Северной Америки. Не имея соответствующей административной машины, волей-неволей губернаторы стремились воспользоваться помощью своих подданных, для чего учреждались представительные органы, набираемые из именитых американцев, в основном крупных землевладельцев и купцов. Первоначально члены такого рода советов назначались «сверху», позднее возникла тенденция делать их должности выборными. Постепенно советы сосредоточили в своих руках правительственные функции, включая законодательную власть, налогообложение и выплату жалованья чиновникам. Они также предоставляли населению определенные возможности для политической деятельности, что было необычно для того времени. Например, в колониях Чесапикского залива от 80 до 90% свободных взрослых мужчин имели право голоса.
К 1752 г., когда Джорджия избавилась от своих собственников (семьи Оглторпов) и получила своего первого королевского губернатора, все существовавшие в то время колонии уже освободились от частного владения. Английский парламент возложил ответственность за них на Министерство торговли, которое в основном стремилось использовать колонии для преумножения богатств Британской империи. С этой целью оно накладывало различные ограничения, включая в разные периоды времени запрет на морскую торговлю между колониями, обязанность продавать свои продукты исключительно на лондонском рынке и требование к судам, направляющимся в колонии, останавливаться в Лондоне и платить таможенный сбор. Подкрепленные адмиралтейскими судами ― в то время как сама Великобритания уже управлялась общим правом ― так называемые навигационные акты не могли не вызвать возмущение колонистов, численность и богатство которых росли. С чуть более 50 000 человек в 1650 г. население выросло почти до 2 млн за 60-е годы XVIII в. Все больше и больше колонистов были не англичанами, а выходцами из Шотландии, Франции, Германии, Голландии и Швеции. Каждая из этих групп прибывала с собственными религиозными идеями и, в случае с ирландцами, с сильным предубеждением против всего английского.
До тех пор пока французы и испанцы представляли угрозу своим присутствием в Канаде и Флориде соответственно, союз между Британией и ее североамериканскими колониями сохранялся, несмотря на периодические трения. Но как только угроза была устранена в результате войны с французами и индейцами, эта напряженность привела к взрыву, тем более что колониальное народное ополчение сыграло важную роль в частности в завоевании Квебека и, следовательно, было убеждено в собственной военной доблести[721]. Нет нужды подробно рассматривать здесь различные споры о налогах, представительстве, праве Великобритании держать свою регулярную армию на территории колоний и т.д., которые в конце концов привели к революции. Достаточно будет сказать, что, возможно, впервые в истории (или по крайней мере со времен тираноубийств классической античности) восстанием руководили не будущие правители и их последователи, а избранные представители, действующие от лица зарождающегося абстрактного государства, или, точнее, государств, поскольку взаимоотношения между разными колониями и форма, которую должны были принять их совместные институты, еще никоим образом не были разработаны даже к тому времени, когда война окончилась и колонии получили независимость от Британской короны.
Отражая свое происхождение из различных колоний, раскинувшихся на обширной территории ― если исключить отданную Испании Флориду, протяженность колоний с севера на юг равнялась расстоянию между Стокгольмом и Палермо, ― США после принятия своей первой конституции представляли собой крайне рыхлое образование. Мало того, что в статье II в «Статьях Конфедерации» (1781) четко говорилось о сохранении суверенитета штатов, этот документ даже предусматривал возможность одного штата объявить войну третьей стороне без обязательного обращения к остальным штатам. Понимаемые как форма не «только правительства, сколько союза суверенных политических образований, Статьи могли быть пересмотрены только с согласия девяти из тринадцати штатов, в то время как любое крупное изменение требовало согласия всех. Центральная власть была столь слабой, что правительства отдельных штатов вскоре стали выпускать собственную валюту (бумажные деньги, выпускавшиеся Континентальным конгрессом, за время войны обесценились на 99%) и использовать свои ресурсы для выплаты своим гражданам долгов, взятых Конгрессом. К середине 80-х годов XVTII в. штаты даже начали устанавливать таможенные границы между собой. Поговаривали о распаде конфедерации на три или четыре региональные группы, которые, возможно, когда-нибудь смогут выступить друг против друга в войне за новые земли, открывающиеся на западе.
Решающим фактором, который в конце концов вынудил правящие элиты разных штатов отложить в сторону свои разногласия, по-видимому, стал страх перед революцией, которую могут устроить ущемленные в правах слои населения ― страх, который только усилился после восстания фермерской бедноты под руководством Шея в 1787 г. Изначально целью Филадельфийского Конгресса, который собрался в мае 1788 г., было просто внесение поправок в «Статьи Конфедерации», но вместо этого появился гак называемый Вирджинский план, в котором предусматривалось создание более централизованного политического сообщества, от которого, по словам Джона Маршалла, зависели «богатство и счастье» народа. Конституция, принятая в 1788 г., была основана прежде всего на идеях Локка и Монтескье. У первого было позаимствовано представление о правительстве, основанном на согласии, чьей главной функцией была защита индивида, включая, в частности, неприкосновенность его свободы и право иметь собственность и пользоваться ею без какого-либо вмешательства извне. Благодаря влиянию второго мыслителя США стали второй страной в истории (после Великобритании), принявшей принцип разделения властей, причем в форме, крайне похожей на ту, которую французский philosophe предложил в своей книге. Но хотя ми Монтескье, ни Локк не говорили о необходимости демократии ― к примеру, Локк мыслил в терминах права голоса, предоставленного лишь владельцам собственности, ― США пошли гораздо дальше, введя принцип «один человек (мужеского пола, белый, платящий налоги) ― один голос».
В условиях, когда вся политическая власть в конечном счете имела своим источником всеобщие выборы, новообразованное политическое сообщество, хотя, разумеется, и жило под Богом, гнило обязано Ему меньше, чем любое из его предшественников. Изначально разные штаты имели разные религиозные взгляды и политику: например, Массачусетс и Коннектикут близко подошли к тому, чтобы устроить гонения как на квакеров, так и на баптистов. Когда они, наконец, сошлись на том, чтобы объединиться, среди колоний возникла сильная тенденция к преодолению этих различий путем разделения правительства и религии. Возможно, важнее всего было то, что американская система правления была построена не поверх уже существующих политических оснований, но сознательно сконструирована почти ex nihilo[722]. Это придало ей некую искусственность, которую люди, посещавшие страну в то время, прекрасно осознавали[723] и которая с тех пор и до наших дней была отнюдь не самой последней ее отличительной особенностью. Если в США что-то идет не так, граждане объединяются в движения, «растущие от корней травы», и пытаются решить проблему. И если они не могут достичь совершенства и построить рай на земле, то, возможно, в большей степени, чем граждане любой другой страны, они должны винить в этом только самих себя.
Принятие Конституции, так же как первых десяти поправок к ней, введенных в 1791 г., не прекратило споров между защитниками прав штатов, с одной стороны, и сторонниками федерального правительства, с другой. Как обычно, в центре конфликта оказались деньги: иными словами, должен ли существовать единый национальный долг (и, следовательно, центральный банк, который бы им управлял), либо каждый штат должен сам отвечать за свой долг. Первую точку зрения поддерживали федералисты, которые численно преобладали на севере страны, им противостояли республиканцы и южные штаты. Во главе федералистов стоял Александр Гамильтон, нью-йоркский политик, бывший министром финансов при Джордже Вашингтоне, который заботился в основном о том, как бы «взять в долг подешевле» в случае еще одной войны с другими странами. В обмен на согласие перенести столицу республики из Филадельфии и заложить ее на северной границе Вирджинии, как того требовал Юг, Гамильтон смог провести через Конгресс Банковский акт и учредить Банк США. Таким образом, благодаря его усилиям появился единый национальный долг, хотя сейчас мало людей, глядя на электронный циферблат, отсчитывающий сумму государственного долга США, установленный в Нью-Йорке, разделили бы его точку зрения, что это стало «благословением для нации»[724].
