волокита, сводили на нет все усилия президентов коллегии.
Александр Матвеевич руководил коллегией с 1772 г., на нем же ее история и благополучно закончилась в 1788 г. К этому времени усадьба на Тверской уже была отстроена, был возведен и главный каменный дом в три этажа. Частым гостем хозяина дома был его младший брат – Михаил Матвеевич Херасков, поэт, драматург, государственный деятель. Он‑то и прославил сие здание еще до того, как оно приютило под своей крышей Английский клуб. С легкой руки стихотворца Михаила Хераскова здесь собирались московские масоны.
Литературный дар обнаружился у юного поэта Хераскова в Сухопутном шляхетном кадетском корпусе в Петербурге, куда его отдали учиться в 1743 г. Это было одно из лучших учебных заведений империи. И готовили там не только будущих офицеров, но чиновников. Обстановка в корпусе способствовала проявлению творческих устремлений, чему подспорьем были организованные там же Общество любителей российской словесности и один из первых русских любительских театров. Неудивительно, что за три года до поступления Хераскова корпус окончил Сумароков.
«В основу воспитания этого замечательного учебного заведения, – отмечал современник, – было положено очень мудрое правило не мешать детской натуре развиваться самостоятельно. Военными экзерцициями занимали кадет только один день в неделю; таким образом «военного» в корпусе было немного, только форма да название. Руководясь словами именного указа, данного Сенату при учреждении корпуса: «понеже не каждого человека природа к одному воинскому склонна», учителя в последнем классе корпуса занимались с кадетами лишь теми науками, к которым каждый из них оказывал более склонности в младших классах. Склонность эта определялась советом педагогов очень осторожно. Немудрено, что при таких порядках корпус выпускал людей не обезличенных, а с известными вкусами и интересами; если успехи в науках иногда были и не блестящи, зато люди даровитые могли беспрепятственно развить свои способности. В корпусе процветала и любовь к словесности, в среде кадет существовало даже литературно‑драматическое общество. Таким образом, корпус, в особенности под влиянием деятельности Сумарокова, был средою самою благоприятною для юноши с писательскими наклонностями. Таким юношей и был Херасков. Он учился в корпусе посредственно: в графе – «изъявление изученного и уповаемой впредь надежды» – замечено под его фамилией: «имеет посредственное понятие».
Через восемь лет, в 1751 г., Хераскова выпустили подпоручиком в Ингерманландский пехотный полк. Однако трубный глас богини победы Ники был менее сладок для его уха, нежели трели Каллиопы, богини эпической поэзии. Потому Херасков решил выйти в отставку, найдя себе место в открывшемся в 1755 г. Московском университете, где в ранге коллежского асессора стал заведовать учебной частью, библиотекой и типографией.
К Хераскову потянулись не лишенные дара слова студенты. Как выразился Батюшков, он «ободрял возникающий талант и славу писателя соединял с другой славой, не менее лестной для души благородной, не менее прочной, – со славою покровителя наук». Образовался литературный кружок, в который вошли студенты Богданович, Фонвизин, Булгаков, Санковский, Рубан и многие другие. Для популяризации произведений молодых литераторов Херасков организовал ряд изданий, печатавшихся в университетской типографии – журналов «Полезное увеселение» (1760–1762), «Свободные часы» (1763), «Невинное упражнение» (1763), «Доброе намерение» (1764).
Параллельно Херасков занимался и поэтическим творчеством. В 1756 г. он начал публиковаться в «Ежемесячных сочинениях», первом в России научно‑популярном и литературном журнале, издававшемся Петербургской академией наук огромным тиражом – до 2000 экземпляров!
В 1761 г. он издал поэму «Храм Славы» и поставил на московской сцене героическую поэму «Безбожник». И в том же году ему было поручено начальство над русскими актерами Московского театра и заключение договоров с итальянскими певцами для концертов. В 1762 г. Херасков сочинил оду на коронацию Екатерины II и был приглашен вместе с Сумароковым и актером Волковым для устройства уличного маскарада «Торжествующая Минерва» по случаю коронации. Императрица осталась довольна.
А в 1863 г., к удивлению многих, тридцатилетний поэт становится директором Московского университета. В этой должности он осуществлял непосредственное управление университетом, а также должен был «править доходами Университета и стараться о его благосостоянии; учреждать вместе с профессорами науки в Университете изучение в гимназии». Выше Хераскова стоял только куратор университета.
Поговаривали, что своим стремительным продвижением по службе даровитый поэт был целиком обязан влиятельному отчиму – генерал‑фельдмаршалу Никите Юрьевичу Трубецкому, занимавшему массу разных должностей при восьми царствованиях (он успел даже побыть генерал‑губернатором Москвы в 1751–1753 гг.). Но именно в 1763 г. Екатерина II и отправила Трубецкого в отставку. Далее свою карьеру Херасков строил сам.
Считается, что в университете он «за время своего директорства ни в чем особенном себя не проявил: только в вопросе о введении русского языка в университетское преподавание он обнаружил некоторую настойчивость, пойдя даже против воли своего начальника. Такая решительность, вероятнее всего, объясняется воздействиями русской партии в среде профессоров Московского университета».
С началом царствования Екатерины II на братьев Херасковых (кроме Александра и Михаила был еще и Петр) пролился кратковременный золотой дождь. Они обратились к новой императрице с просьбой вернуть отцовские владения, конфискованные в казну после смерти Петра I. Екатерина в ответ велела выдать им 30 тысяч рублей каждому. Если Александр пустил деньги в том числе и на строительство усадьбы на Тверской улице, то Михаил проживал их, особо не стесняясь в средствах, посвящая себя литературе и друзьям.
Если поэт может управлять университетом, то почему бы ему не доверить горную промышленность? Императрица тоже так думала и забрала Хераскова к себе поближе, в столицу, назначив его в 1770 г. вице‑президентом Берг‑коллегии. И если верить тем, кто усматривает за этим назначением попытку избавить университет от вредного влияния Хераскова, все более погружавшегося в масонство, то получается, что стало только хуже. В Петербурге Херасков быстренько связался с местными масонами, развив бурную деятельность, опять принявшись что‑то издавать (литературный журнал «Вечера»). Не знаем, повлиял ли Херасков на развитие горного дела в России и когда он находил время заниматься своими прямыми обязанностями, но масоном он стал убежденным. В Петербурге он близко сошелся с Николаем Новиковым, просветителем не меньшего масштаба, досаждавшим чиновничьей России своими сатирическими журналами. Терпение Екатерины II лопнуло в 1775 г. Императрица уволила Хераскова в отставку, да еще и без сохранения жалованья.
Поэт возвращается в Первопрестольную, часто бывает в усадьбе на Тверской, читая свою «Россиаду», первую эпическую поэму русской литературы, начатую им еще в 1771 г. Написанная шестистопным ямбом, поэма была посвящена взятию Казани Иваном Грозным.
Пушкин был не самого высокого мнения об этом произведении. «Право, с радостью согласился бы я двенадцать раз перечитать все 12 песен пресловутой «Россиады», даже с присовокупленьем к тому и премудрой критики Мерзлякова, с тем только, чтобы граф Разумовский сократил время моего
