нем летописец мог слышать от стариков, участвовавших в самом походе; а вероятнее всего, он передал событие со слов известного боярина Яна Вышатича, который был сыном воеводы Вышаты; чем отчасти и объясняется такое видное место, отведенное последнему в летописном рассказе.
О связях с скандинавскими и другими европейскими династиями см. саги об Олаве Св., Магнусе Добром и Гаральде Смелом в Antiquités Russes. Acta Santrorum. Rerum Galiicarum et Francicarum scriptires. Lambert Aschaffenburg. Turoc Chronic. Hung. Снорро Стурлезон. Адам Бременский и пр. О родственных союзах и сношениях Ярослава с европейскими государями самое обстоятельное рассуждение с указанием на источники остается доселе то, которое принадлежит Карамзину. См. к т. II примечание 40–48 и 59. Французский король Генрих I присылал в Киев посольство с епископом Рожером Шалонским во главе, чтобы просить руки Анны Ярославны. См. также у Шлюмберже в Истории Зои и Феодоры. С. 560.
15 В позднейших летописных сводах, Софийском, Воскресенском и Никоновском, заложение Киевской Софии и Золотых ворот отнесено к 1017 году, тогда как в старейших сводах, то есть Лаврентьевском и Ипатьевском, оно упомянуто под 1037 годом. Отсюда возникли разные мнения и споры между учеными о времени основания Святой Софии. (Все эти мнения сопоставлены в «Описании Киева» Закревским, с. 760 и далее.) Мы принимаем год старейших сводов, который более согласен с обстоятельствами: до 1037 года место Софии было еще за чертою старого Киева, в поле. Свидетельство Дитмара, умершего в 1018 году, ясно указывает, что до построения этого храма Ярославом в Киеве уже существовал храм того же имени; Дитмар прибавляет, что он вместе со своим монастырем подвергся пожару в 1017 году.
Относительно построения старой и новой Софии в Новгороде источники также представляют некоторые разноречия. Так, в Ипатьевской и Лаврентьевской просто говорится о заложении каменного собора в 1045 году князем Владимиром. То же сказано и в Новгородской первой летописи с прибавкою известия о пожаре старой церкви: «В лето 6553 (1045) сгоре Святая София в субботу по заутрени в час 3-й, месяца марта в 15-е. Того же лета заложена бысть Святая София Новгороде Владимиром князем». В Новгородской второй стоит тот же год и прибавлено, что сгоревшая деревянная церковь была о 13 верхах, построена владыкою Иакимом и стояла 4 года; а положение ее определено так: «Конец Епископской улицы над рекою Волховом, где
ныне (то есть во время летописца) Сотко поставил церковь Бориса и Глеба». В Новгородской третьей летописи кончина владыки Иакима отнесена к 1030 году; следовательно, если он был строитель деревянной Софии, то последняя стояла не 4 года, а гораздо долее. В той же летописи прибавлено, что новую каменную церковь, заложенную в 1045 году, строили 7 лет, а расписывали ее иконные писцы, приведенные из Царьграда. Там же находится и сказание об образе Спаса с благословенною рукою. В Воскресенской, Софийской и Никоновской летописях закладка каменной Софии отнесена также к 1045 году, но освящение ее — к 1050-му; а между этими годами именно под 1049-м стоит известие, конечно ошибочное, о пожаре старой, деревянной церкви.
16 Распорядок уделов, приписанный самому Ярославу, очевидно, в этом виде устроился уже после смерти и не вдруг, а после некоторых перемен и соглашений между братьями. О распределении областей между сыновьями Ярослава см. рассуждение в «Истории» Карамзина (т. II, примеч. 50) и в «Истории» Соловьева (т. II, примеч. 27).
Мнения о том, на какой Немизе происходила означенная битва, различны (см. в «Истории» Соловьева к т. II примеч. 37 и в описании Минской губернии Зеленского. T. I. С. 6). Мы думаем, что Всеслав, по всей вероятности, шел на помощь Минску, но опоздал и сразился с Ярославичами под этим городом на речке Немизе, которая протекала через самый Минск; теперь эта речка пересохла.
17 Кроме наших летописей главные сведения об узах и куманах заключаются у писателей византийских, каковы: Константин Багрянородный, Скилица-Кедрен, Зонара, Анна Комнина, Георгий Акрополит, Никита Хониат, Никифор Грегора, Иоанн Кантакузен и Георгий Кодин (см. у Стриттера т. III, ч. 2. Uzica и Comani). О родстве печенегов с половцами свидетельствует Анна Комнина, которая говорит, что куманы и печенеги говорили одним языком. Куманский словарь (записанный генуэзцами в начале XIV века и обнародованный Клапротом в Mémoires relatives a l’Asie, т. Ill) свидетельствует, что язык куманов составлял ветвь турко-татарского семейства. Полагают, что название «куманы» означает степняки и что русское «половцы» есть перевод этого названия, произведенный от слова «полестепь». «Кум» на языке татарских народов значит песок; отсюда, пожалуй, можно заключить, что куманы — это, собственно, обитатели песчаных степей. По свидетельству путешественника XIII века Рубруквиса, куманы сами себя называли капчат. (Кипчаками доселе называется часть киргизов и часть ногаев, кочующих между Кумою и Тереком.) А кипчаки у восточных летописцев также относятся к турецко-татарскому поколению. (Напр., Абул-Гази. Библиотека восточных писателей. Изд. Березиным. Т. II. Ч. I. Казань, 1854. С. 36.)
Что касается торков, некоторые считают их остатком угров, изгнанных из Южной России печенегами в IX веке. Угры действительно у византийских писателей называются иногда не только гуннами, но и турками. Но русские летописцы хорошо знали угров и всегда отличали их этим именем. Мы, вслед за Карамзиным, находим более вероятным, что торки наших летописей тождественны с узами византийских и гузами арабских писателей. В этом убеждает нас и последовательность их появления в русской летописи, после печенегов, прежде половцев. (В числе туркменских родов доселе существуют угузы, то есть узы или гузы. См. газетные известия в марте 1875 года о походе полковника Иванова за Амударью для наказания туркмен.) Что торки были одноплеменны печенегам, половцам и туркменам, о том прямо свидетельствует наш летописец. Под 1096 годом он говорит о четырех коленах Измаильских: «Торкмени, и печенеги, и торци, и кумани рекще половци». Торки и торкмены, очевидно, одно и то же название, хотя в данном случае первое относится ко второму, как вид к роду. Потомки торков, поселенных на южных границах Руси, как мы сказали, являются в наших летописях под общим именем черных клобуков; а это имя есть не что иное, как перевод турко-татарского названия кара-калпаки. Последнее название принадлежит в наше время одному туркменскому племени, которое хотя и родственно туркменам, однако имеет свои отличия. Под именем половцев Русская летопись смешивает иногда вместе куманов и узов; без сомнения, часть последних (и некоторая часть печенегов) осталась в южнорусских степях и смешалась с куманами.
Из отдельных трактатов, посвященных этим народам, упомянем: Сума «Историческое рассуждение об узах или половцах» (Чт. Об-ва ист. и древн.,
