"Система революционного правосудия,- показывает В. Г. Ревуненков,исходила, во-первых, из того, что наказывать следует не только активных врагов революции, но и тех, кто в силу своей темноты и несознательности проявлял безразличие к республиканскому делу (между прочим, до прямых "правовых" формулировок этого рода в революционной России не додумались.В. К.)... Во-вторых, эта система предполагала, что аресту подлежат не только лица, совершившие определенное преступление, но и лица, которые не совершали никаких преступлений, но представлялись "подозрительными" соответствующим властям (это уже вполне похоже на 1918 и последующие годы.В. К.)... В-третьих, эта система сначала ограничивала, а затем и вовсе отвергла (в законе от 22 прериаля) применение к тем, кого считали врагами революции, обычных форм судопроизводства; в процессах по этим делам не нужно было ни вызывать свидетелей, ни предъявлять уличающих документов, ни назначать защитников, ни даже подвергать подсудимых предварительному допросу (в этом наши "законники" 1920-1930-х годов явно уступают французским, ибо хотя бы "видимость" допросов существовала.- В. К.)... Столь нигилистическая позиция в вопросах обеспечения революционной законности, которую занимали и правительственные комитеты, и революционные комитеты на местах, открывала простор для произвольных и необоснованных арестов, для всякого рода злоупотреблений, для проведения скандальных процессов-расправ".
И поскольку наказывать следовало и тех, кто "проявлял безразличие к республиканскому делу... карать не только предателей, но и равнодушных... тюрьмы эпохи,- заключает В. Г. Ревуненков,- оказались забитыми не столько дворянами и священниками, сколько людьми из народа". Самой "престижной", если можно так выразиться, была тогда казнь посредством выдающегося революционного изобретения - гильотины. Она, как и другие тогдашние казни (в отличие от казней в СССР), совершалась публично, при большом стечении зрителей, что уже само по себе было жестокой терроризирующей мерой. И только посредством гильотины было публично обезглавлено не менее 17 тысяч человек, среди которых оказались, в частности, величайший ученый той эпохи Антуан Лавуазье и наиболее выдающийся тогдашний французский поэт Андре Шенье... Но подавляющее большинство репрессированных (и в том числе казненных) были люди из народа. Так, из числа гильотинированных дворяне составили 6,25 процента, священники - 6,8 процента, а представители "третьего сословия" - то есть прежде всего крестьяне, рабочие, ремесленники - 85 процентов! Среди гильотинированных были и мальчики 13-14 лет, "которым, вследствие малорослости, нож гильотины приходился не на горло, а должен был размозжить череп".
17 тысяч гильотинированных - это само по себе громадное количество, если учесть, что население Франции конца XVIII века было в шесть-семь раз меньше населения России начала XX века. Но погибшие на гильотине - это лишь только очень малая часть казненных. "Гильотина уже не удовлетворяла...сообщает В. Г. Ревуненков о событиях 1793 года.- Выводят приговоренных к смерти на равнину... и там расстреливают картечью, расстреливают "пачками" по 53, 68, даже по 209 человек". Были "изобретены" и другие виды массовых казней - например, тысячами людей стали "набивать барки", которые затоплялись затем в реках на глубоких местах.
О брошенных в тюрьмы не приходится и говорить: только "с марта по декабрь 1793 года в тюрьмах оказалось 200 тысяч "подозрительных"", а в августе 1794-го "было заключено не менее 500 тыс. человек".
Я говорил уже, что Французская революция отличалась от Российской более открытой, обнаженной жестокостью. Все делалось публично и нередко при активном участии толпы - в том числе и такие характерные для этой революции акции, как вспарывание животов беременным женам "врагов", то есть превентивное уничтожение будущих вероятных "врагов", или то же самое на "более ранней стадии" - так называемые революционные бракосочетания, когда юношей и девушек, принадлежавших к семьям "врагов", связывали попарно одной веревкой и бросали в омут...
Одна из самых чудовищных страниц истории Французской революции события в северо-западной части Франции - Вандее. Вандейские крестьяне не пожелали, чтобы их загоняли в царство свободы, равенства и братства. И, согласно оценкам различных историков, здесь были зверски убиты от 500 тыс. до 1 млн. человек.
Нельзя не заметить, что нынешние - в большинстве своем весьма малограмотные - "радикалы" нередко употребляют кличку "вандейцы" для обозначения "врагов перестройки": им уж следовало бы, в таком случае, не уходить за словом в далекий ХVIII век, а пользоваться словами "тамбовцы" или "кронштадтцы", ибо эти люди в 1921 году, вполне подобно вандейским крестьянам, не принимали типичного для того времени "революционного призыва": "Железной рукой загоним человечество в счастье!"
Фальсифицированная история Французской революции дала основание Б. Н. Ельцину заявить во время его транслированной телевидением пресс-конференции 30 мая 1990 года, что-де в России теперь надо бы создать "Комитет общественного спасения", подобный тому, который действовал во время Великой Французской революции.
Слово "спасение", конечно, привлекательно, но создание этого "Комитета" (основанного сразу же после начала восстания крестьян в Вандее, в апреле 1793 года) означало прежде всего следующее: "На смену стихийным народным расправам с дворянами, священниками, "скупщиками" и т. п.,- пишет В. Г. Ревуненков,- пришел "организованный террор", то есть карательная политика, осуществляемая органами государственной власти..." Марат заявил при образовании "Комитета": "Только силой можно установить свободу, и пришел момент организовать на короткое время деспотизм сво6оды". Словом, если бы история Французской революции в течение семи десятилетий не излагалась в крайне "отлакированном" виде, едва ли кому-либо пришло в голову открыто заявлять сегодня о целесообразности создания в России чего-нибудь вроде "Комитета общественного спасения" и клеймить "вандейцев"...
Нельзя не сказать о том, что руководители этого самого "Комитета" агитировали за "революционную войну" с целью свержения "всех тиранов" и создания единой "всемирной республики", столицей которой должен был стать Париж. Сен-Жюст выражал чрезвычайно широко распространенные настроения: "Мы призваны изменить природу европейских государств. Мы не должны отдыхать до тех пор, пока Европа не будет свободной; ее свобода будет гарантировать прочность нашей свободы".
Реализация этой программы была предпринята позже Наполеоном. И за время до Реставрации (то есть с 1789 по 1815 год) до двух миллионов гражданских лиц были казнены, просто убиты или погибли в застенках (где побывали миллионы людей), а "общее число убитых солдат и офицеров согласно выводам виднейшего специалиста - за указанный период выражается в 1,9 млн." (Б. Ц. Урланис. "Войны и народонаселение Европы". М., 1960, с. 344-345. Выше в этой книге сказано: "Урон был настолько значителен, что французская нация так и не смогла от него оправиться, и... он явился причиной уменьшения роста населения во Франции на протяжении всех последующих десятилетий").
И в самом деле: если население Великобритании в течение ХХ века выросло с 16 до 37 млн., то есть на 131 процент, а Германии - с 24 до 56,5 млн., то есть на 135 процентов, Италии - с 16 до 34,5, то есть на 115 процентов, то Франции - с 27 до 39 млн., то есть всего лишь на 44 процента! Таково одно из тяжелейших последствий революции; оно уже само по себе дает возможность ясно понять, "сколько стоит" революция...
Итак, французская буржуазная революция, если сделать поправки на значительно меньшее население страны и гораздо менее развитую "технику" (например, отсутствие пулеметов) тех времен, по масштабам гибели людей вполне сопоставима с русской социалистической революцией (погиб каждый шестой француз; для России это означало бы гибель 25-30 млн. человек). Поэтому современные причитания и вопли о "проклятой России" или "проклятом социализме" (эти два феномена любят сливать воедино, рассуждая о чудовищном именно российском социализме), которые, мол, и породили весь этот ужас, несерьезны и несостоятельны. Во Французской революции не принимали, так сказать, никакого участия ни Россия, ни социализм, а урон был близок к тому, который мы понесли с 1917 по 1953 год. И уместно кричать - если уж очень хочется - только о "проклятой революции". Но и это несерьезно - тогда уж надо кричать о "проклятом человечестве", устраивающем время от времени революции...
Революция - это в самом деле геологический катаклизм, неумолимое, бескомпромиссное, роковое столкновение поборников нового строя и приверженцев прежнего (которых никак нельзя свести к кучке властителей и привилегированным слоям).
Правда, стремление к тотальной ликвидации всего складывавшегося веками национального уклада проявилось в России острее, чем во Франции. И этому есть свое объяснение. Из энциклопедии "Гражданская война и военная интервенция в СССР", изданной в 1983 году, можно узнать, что к 1917 году на территории России находились около 5 миллионов (!) иностранных граждан (см. статью "Интернационалисты"), сотни тысяч из которых приняли самое активное участие в революции (см. об этом, например, вышедшую в 1988 году книгу В. Р. Копылова "Октябрь в Москве и зарубежные интернационалисты"). Вполне понятно, что этим людям были чужды или просто непонятны самобытные основы русской жизни, и мало кто из них мог понять - вспомним лермонтовские, слова,- "на что он руку поднимал..." Со мною, вероятно, будут спорить, но я все же твердо стою на том, что любое участие иностранцев в коренных решениях судеб страны само по себе есть безнравственное явление...
