Принц, оказывается, взял с собою записные восковые таблички, которые обычно носит за ним Евматий. Перелистав, он нашел запись.
— Вот это слово — пу-ле-мьот!
«Ах вот оно что! — сообразил Денис. — Рассказы об автомобиле, пароходе, самолете, телевизоре, даже об атомной бомбе не произвели на него впечатления, хотя слушал он их внимательнее, чем дитя слушает про ковер-самолет или шапку-невидимку. Вот пулемет ему нужен, пулемет, доступное для понимания орудие убийства!»
Денис хотел высказать сомнение, удастся ли перенести с собой вещь, материальный предмет? Ведь при его «перетаскивании» сюда даже плавки, извините, с него слетели!
Но среди руководства уже шел политический разговор по-крупному, а на его голос обращали внимания не более чем на писк белой мыши перед экспериментом.
Андроник, одержимый новой идеей, шагал по эргастирию, терзая свой ус. Сикидит же, сгорбясь, ютился в кожаном кресле, ветхом до такой степени, что можно было подозревать его принадлежность еще магам Древнего Египта.
— Я часто думаю теперь, — развивал свою мысль принц. — Как это Александру Македонскому с горсткой его синэтеров, с крошечной армией удалось завоевать исполинскую Персию и с нею весь мир? Говорят, что он водился с магами всякими и чародеями, может быть, они из далекого будущего доставили ему хотя бы один пулемет?
— Ну и что ты будешь делать с этим пулеметом? — иронизировал Сикидит. — Воевать станешь с римским папой или с Фридрихом Барбароссой?
Тут даже Денис улыбнулся, а Андроник пришел в совершеннейшую ярость.
— Нет! Это бедные, малокультурные земли. В Каир хочу, в Багдад, в Индию! Дайте мне хотя бы один ящик патронов и пулемет!
Он остановился напротив кресла Сикидита и указал на него пальцем.
— Ты, чудотворец! А можешь ли ты пятью хлебами и семью рыбами накормить мне хоть тысячу человек? Можешь ли остановить развал, укротить нищету, отразить нашествие? Не можешь? Тогда, молю — сделай чудо, доставь мне из глубин пространства и времени хотя бы один пулемет!
«Опять он прав!» — пожал плечами Денис. Но он уже отключился от политических страстей. Он понимал, что тотчас же по приказу принца может быть отправлен домой… Домой! Как хотел он и ждал этого часа, изобретал, как бы ускорить возвращение. «Денис Петрович, где вы?» Сердце колотилось и замирало в предчувствии нелегкого пути, но как теперь тронуться в этот путь, если у него есть Фоти и у них будет ребенок?
Судьба снова железным кулаком стучалась в дверь.
В массивных торшерах курился киннамон, тягучий запах елея, сам подобный магическому стеклу, расплывался под сводами эргастирия. Принц уехал, с ним его свита. Несчастную Бьянку, освободив из хрустального гроба, свалили на телегу и увезли в пристанище доминиканцев, выяснив, что она католичка.
Сикидит с помощью своего горбатого умельца энергично разрисовывал каменный пол. Изобразил и магические круги, и сферы влияния планет, и души металлов, похожие на многогранные колокольчики.
Денис у него сидел в кожаном египетском кресле. «Постарайся расслабиться и заснуть», — наставлял чародей. Денис подчинился, лишь отказался наотрез принимать какие-либо снадобья внутрь. Но Сикидит и не настаивал. Все это было похоже на приготовления к операции в заурядной больнице.
— Нечистая сила! — ворчал чародей в промежутке между сериями заклинаний. — Я пятьдесят лет колдую без малого, а не видел ни малейшего признака того, что она существует. Должен быть мой опыт принят во внимание?.. А он, подай ему нечистую силу (наверное, он имел в виду принца), только нечистую силу и признает!
Горбатый помощник чародея уселся за печкой и там насвистывал на флейте, иногда очень похоже на визг трамвая на повороте. А то оставлял флейту и постукивал на маленьком там-таме.
И Денис чувствовал, что веки непроизвольно слипаются, а разум скован дремотой. А Денис все никак не мог решить всерьез — возвращаться ему туда, где его будут звать Денис Петрович, туда, в почти забытое «домой»?
А вчера уж под утро, оставив свой бред о дьявольщине, она обхватила его как потерянное и вновь найденное сокровище, блаженно что-то лепетала. Нет, никуда, никуда не уйдет теперь от него, не расстанется, будь что будет. Рассказывала сбивчиво со своими деревенскими словечками, как жили с матушкой Софией без возлюбленных своих мужиков, как ходили молиться, как ловили каждую весть о войне.
Агаряне, пронюхав, что в округе одни бабы, так и шмыгали вокруг с конями и пиками. Говорят, какой-то изменник открыл им тайные проходы через завалы и снова был налет. Они с матушкой бежали что есть сил, прятались в лесу. Но все обошлось. И она прижималась к нему, и каждая клеточка ее удивительного тела трепетала. «Твоя Свет-ка».
— Нет! — хлопнул Денис по ручке кресла. — Мой дом здесь!
— Ну, ну, спокойненько, — пробурчал Сикидит. — Не пьяней, не пьяней. Потерпи еще чуть-чуть.
Но когда со словами «авра-кадавра, авра-кадавра», что означает — сгинь, нечистый, сгинь, нечистый, он трижды, особым образом, перевернулся на каблуках, прошмыгал мимо и стал делать пасы, при этом заглядывал прямо в лицо ястребиными зрачками, Денис усмехнулся.
Честно говоря, несмотря на свой шутовской наряд — позолоченный остроконечный колпак и мантия с нашитыми звездами, — Сикидит был вовсе не смешон, а, скорее, страшен. Но Денис все-таки усмехнулся.
— Да ты что? — опешил чародей. — Ты что хулиганишь? Смеешься? Мне теперь придется снова вживаться в образ! Ах, сатана!
Денис хотел сказать: «Не уверен — не обгоняй!» — но стало ему все это вдруг как-то постыло, безразлично, и он закрыл глаза.
И колдун снова зашаркал ногами и завел свое «авракадавра», а Денис думал, как все это, в сущности, скучно, все это наследие веков.
— Сокройся, дух зла! — вещал тем временем Сикидит. — Се грядет Авваддон, владыка бесконечности. Математики, счетоводы, счетчики, приготовьте ваши абаки! Флейты, о флейты, больше звука сюда, в пространство! Пусть каждый звук приведет за собою число, пусть число привлечет за собою превращение. О, клубитесь, числа, о, творите хоровод представлений!
И, несмотря на все свое сопротивление, Денис почувствовал, как руки и ноги его немеют, да этот еще дурманящий киннамон.
Волшебные круги и сокружия поплыли и начали вращаться и совмещаться. Со сводов сходили астральные фигуры, Асмодей с пастью грифона, Рогозуб с оком, пронзающим, как рапира.
— Ынть! — командовал ими Сикидит. — Пфлырмбрыт (и еще какой-то набор дурацких слов), становитесь в ряд, генерозы!
И вот перед лицом Дениса — не понять, в бесконечности или совсем уж на кончике носа — открылась гигантская перспектива. Сначала он думал, узкая аллея в сосновом лесу, где все стволы ровны и равно друг от друга отдалены. Но чем более сгущалось время, словно лесной сумрак, он понимал, что это не сосны, не лес стволов, что это серебряные диски, образующие анфиладу. Наконец время и пространство сгустились совместно, словно чудовищный плевок, а свет превратился в текучее серебро, а мир вращается бешено и все ускоряется темп дьявольской карусели.
— Тинц! — со звоном один из дисков в глубине карусели как бы прорвался, и там, в ее недрах, Денис на мгновение увидел знакомое, лобастое лицо, мудрую бороду.
«Ага! — сказал он себе. — Это я несусь сквозь века. А вот Леонардо, значит, я в Ренессансе».
А вот снова лопается диск, и там видна уже чертовски приятная дама в бархатном берете с перышком. «Мадам де Сталь? — брезжит в голове у Дениса. — Однако, тысяча восемьсот первый год. Как бы мне мимо своего времени не промахнуться!»
— Денис Петро-ович! — торжествующе несется ему навстречу. И он уже готов в ту сторону сделать последнее растяжение, самый судорожный рывок. И тогда знакомый до блаженства женский голос не то шепчет, не то поет где-то в глубине его самого: «Твоя Свет-ка…»
И он почувствовал во всем теле мгновенную судорогу, словно первобытную боль, и все остановилось. Опять то же гаерство Сикидита, и убожество этих прокопченных сводов, и скука убийственная, от которых уже не уйти.
— Что же ты, просвещенный человек, — сказал он спокойно Сикидиту. — Уверяешь тут, что в нечистую силу не веришь, а сам все к случаю и не к случаю злого духа поминаешь?
— Ба! — чуть не взревел чародей. Колпак его золотой слетел, он его поддал ногою. — Да что же это творится? Ты смотри, парень, со мною не шути, я тебя и под костер церковный могу подвести!
— Не сомневаюсь, — усмехнулся Денис. Он сидел расслабленный, словно в кресле стоматолога. Было ясно одно — космонавт у Сикидита на орбиту не вышел.
— Авра-кадавра, авра-кадавра, — суетился чародей, еще не веря в свою неудачу. — Тьфу, пху, кху, крпстрфрипора!
Денис вышел на крыльцо своего особняка в Дафнах, чтобы ехать на дежурство. Было свежее утро ранней осени, когда вечная зелень чуть пожухла, но ей даже это к лицу, как ранняя сединка молодящейся красотке. А за крышами домов где-то утробно вздыхает море и переворачивает тяжелые волны.
