Несмотря на явное ослушание царских указов, донская станица была встречена в Москве с великим почетом и одарена обычным жалованьем. Атаман Кирей «в распросных речах» в Посольском приказе 25 декабря 1687 г. держал себя с большим достоинством и настоял на том, чтобы на Дон с новой царской грамотой о выдаче мятежников посланы были казаки из его же станицы{358}. Это ободрило его сторонников, как бывших с ним в Москве, так и на Дону. Они поняли, что с ними и их главарем Москва считается.
Царская грамота от 2 января 1688 г. была полна укоров и даже угроз за ослушание. В ней повторены были требования о высылке мятежных казаков и попов и прибавлялось, что в случае ослушания, не будет прислано жалованье на 1688 г. и что станица будет задержана в Москве до исполнения указов. О положении дел в Москве и о ласковом приеме станицы посланцы Кирея, по его наущению, разнесли по всему Дону, от верху и до низу; причем предупредили бывшего атамана Самойлу Лаврентьева, чтобы он в Москву не ехал.
По настоянию атамана Фрола Минаева Круг вынужден был выслать в Москву с легкой станицей лишь одного попа Самойлу; Самойлу же Лаврентьева оставил, будто бы «ради его болезни и пожарнаго разорения»{359}.
Московское правительство, вновь обманутое казаками, вынуждено было настаивать на выполнении предъявленных к ним требований. Положение дел на Дону было крайне тягостно для сторонников Москвы. С одной стороны, угрозы Москвы, а с другой — боязнь своих противников, продолжавших усиленно вести свою пропаганду. На Дон тем временем воротился станичный атаман Иван Семенов, пожалованный за доставку Кузьмы Косого большими милостями и тайно получивший обещание на еще большие награды, если добьется присылки атамана Лаврентьева и сообщников Кузьмы. При таких обстоятельствах получена была на Дону новая царская грамота, от 7 февраля 1688 г., в которой цари Иоанн и Петр, жалуя и милостиво похваляя Войско за высылку попа Самойлы, требовали высылки «без всякаго мотчания» атамана Самойлы и других мятежников. По поводу этой грамоты было большое волнение в Войске; Войсковой Круг собирался пять раз и наотрез отказался выдать требуемых лиц. Атаман Фрол Минаев, опасаясь за свою жизнь, клал насеку и уходил домой, но его ворочали и вновь водворяли в Круг.
Таким образом, эта новая попытка московского правительства о выдаче донских казаков, желавших возвратить Дону его прежнюю свободу, осталась безуспешной. А между тем противники Москвы с нетерпением ждали скорейшего возвращения атамана зимовой станицы Кирея Матвеева и готовились весной двинуться на Волгу добывать себе «цветные зипуны»{360}. Но обстоятельства скоро и круто изменились. Из усердия к Москве и, главным образом, рассчитывая «на посуленныя награды», Иван Семенов и Фрол Минаев тайно, с особым гонцом, переодетым монахом, донесли князю Голицыну об истинном положении дел на Дону и выдали головой всех руководителей мятежа, в том числе и атамана станицы Кирея Матвеева, бывшего в Москве, Самойлу Лаврентьева, Павла Чекунова и многих друг{361}. Кирея и многих казаков его станицы арестовали и подвергли пыткам. На Дон была послана с толмачем Никитиным строгая царская грамота о немедленной выдаче мятежников. Поспешно собрался Круг из ближайших станиц. Противники Москвы подверглись избиению. Во главе избивающих были сам атаман Фрол Минаев и старшина Иван Семенов. Руководители мятежа были арестованы и отосланы в Москву. Остальные казаки были приведены к целованию креста. 18 апреля из войска была послана станица в 1000 человек для приведения к присяге всех казаков, живших выше по Дону. Нежелающих принять крестное целование повелено казнить. Узнав об этом, приверженцы старой веры двинулись на р. Медведицу и засели на Заполянском острове. Оттуда часть их во главе с Левкой Маноцким в конце апреля двинулась на Куму. Остальные, после многих стычек с карательной станицей, пошли тою же дорогой{362}. В Заполянском городке остались немногие, кому не хотелось расставаться с дорогой родиной; но скоро они там, после штурма городка при помощи царских войск и калмыков, были все уничтожены. Непринявшие крестного целования в остальных городках были избиты; в этом проявил рвение, в числе других, старшина Иван Семенов, впоследствии откровенно сознавшийся, что он действовал так, рассчитывая на посуленные подачки из Москвы{363}.
С казаками на Куму ушли и старцы Чирской пустыни Досифей, Феодосий, Пафнутий и др.
Судьба этих беглецов была печальна. Черкасский князь Шевкал первоначально принял их под свое покровительство, рассчитывая при помощи их расширить свои владения, и поселил на р. Аграхани. Потом с ними вошел в переговоры терский атаман Иван Кукля и предложил им переселиться на Терек, т. к. видел в них поборников старой казацкой воли и носителей исконного казацкого войскового права. Он всячески поносил сторонников Москвы, называя их станичными боярами и воеводами, предателями своих братьев, сынов родного Дона. Но московское правительство зорко следило за своими врагами и помешало Кукле объединить беглецов на Тереке. Часть их ушла в урочище Мажары, близ Большой Кабарды, а оттуда на Кубань. Большая часть их, по проискам Москвы, действовавшей где подкупом, где угрозами, погибла в стычках с черкесами и другими горскими народами.
На Дону партия Москвы торжествовала. По Медведице старообрядческие городки были разорены, заводчики переловлены, частью в цепях перевезены в Черкаск, частью казнены на месте. Такой же участи подверглись старообрядцы и в других городках земли Донской.
Выданные Москве погибли там ужасной смертью: атаманы Кирей Матвеев и Самойла Лаврентьев, старшина Павел Чекунов, поп Самойла и другие были четвертованы; других казаков, по московскому обычаю, били кнутом, «с урезанием языка», а потом разослали по дальним тюрьмам и Сибири{364}.
Такую политику по отношению Дона вело московское правительство, растлевая до того времени стойкую и сплоченную казачью общину, действуя где угрозой, где подкупом и посулами, а где просто насилием, вливая яд ехидны в честные казачьи сердца. Дон раскололся надвое.
Старое казачье право войскового суда и «с реки не выдавать» отлетели в область преданий. Прежние царские грамоты с просьбой «а вы бы нам, атаманы-молодцы, послужили» стали заменяться указами из Посольского приказа.
За предательство своих братьев-казаков, а также за разорение казачьих городков по Медведице донские «атаманы и казаки» получили похвальные царские грамоты с усиленным жалованьем «за службу и раденье», между тем как тысячи их собратьев, спасаясь от руки палачей, скитались по Кумским и Кубанским степям и предгорьям Кавказа, ища покровительства у чуждых и враждебных им народов и погибая, по проискам Москвы, от их же руки и голода{365}. Дон, как и казачьи умы, бурлил и волновался. Разлив его в 1689 г. был страшный, небывалый. Многие казачьи городки, сидевшие на островах, как и г. Черкаск, сгоревший дотла в 1688 г., были окончательно опустошены и смыты водой.
В грамоте 1-го июля 1689 г. «от великих государей, царей и великих князей Иоанна Алексеевича, Петра Алексеевича и великие государыни благоверные царевны и великие княжны Софии Алексеевны, всеа Великия и Малыя и Белыя России самодержцев, на Дон, в нижние и верхние юрты, атаманом и казаком, войсковому атаману Фролу Минаеву и всему Войску Донскому» даровано было их, царского величества, милостивое слово и изъявлялась похвала за посылку казаков во 2-й крымский поход князя Голицына (неудачный, как и в 1687 г.), сухим путем 500 чел. под начальством походного атамана Ивана Семенова и морским 700 чел. на 45 стругах, а также указывались меры к возвращению казаков с Кумы и о предоставлении им свободно жить в прежних своих местах, если «они им, великим государям, вины свои принесут и обратятся на истинный путь и к воровству приставать не будут, а которые придут и повиновения своего приносить не станут или и за повиновением объявится кто в каком воровстве и расколе, и вы б таким чинили у себя в войске войсковое наказание и казнь, а пущих воров и заводчиков отсылали в Козлов и отдавали стольнику нашему и воеводе Федору Давыдову»…
Этими царскими милостями немногие рискнули воспользоваться и возвратиться в родные места. На ходатайство станичного атамана Петра Мурзенка, бывшего с станицей в Москве в сентябре мес. 1689 г., о даровании беглецам амнистии и свободного отправления старых обрядов положена резолюция, «что им, вором, креститься по старому», великие государи, «писать не велели»{366}.
В таком положении был Дон при вступлении на престол единого самодержца Петра I.
Глава V
Участие казаков в азовских походах Петра I
В конце 1689 г. войско Донское вынуждено было заключить с азовцами невыгодный для него мир, с условием не нападать на казачьи городки и южные пределы России. Азовцы были рады этому и втихомолку готовились к новым стычкам. Мир этот продолжался до 1691 г. Главные причины заключения такого продолжительного мира были: внутренние неурядицы в Войске, постоянные ссоры с калмыками, ногайцами и черкесами, которых подстрекали к тому бежавшие с Дону противники Москвы во главе с Левкой Маноцким и Петром Мурзенком. Этот последний, не добившись в Москве амнистии для старообрядцев, передался в числе многих других на Куму. Скоро они нашли могущественного для себя покровителя в лице крымского хана. Великий Дон, не знавший раньше среди своих сынов предателей, теперь, под тлетворным влиянием Москвы, вынужден был терпеть разные невзгоды от тех, кого он вспоил, вскормил и взлелеял, кому он влил в течение минувших веков гордый казачий дух, жажду к равенству, братству и свободе. Маноцкий и Мурзенок при помощи исконных врагов казачества хотели вернуть Дону его старую казачью волю, его древнюю независимость. В Азове готовилась гроза для Дона. Калмыки, ногаи и владелец кабарды Шамхал вместе с крымцами готовились смести казачьи городки и подчинить Донскую землю турецкому султану. Но они не усчитали, что в Черкаске сидел атаманом, хотя и преданный рабски Москве, но старый, испытанный в боях воин, могущий постоять за целость Дона и честь казачью, — это Фрол Минаев. Он поздно и случайно узнал о готовящейся для Дона опасности и принял все меры предосторожности. В Москву была послана легкая станица просить помощи, а азовцам размирная.
