Специалисту, историку, ученому и впрямь очень трудно найти это зерно. Он знает, что когда-то, примерно за две тысячи лет до нашей эры, Греческий полуостров заселили дикие племена, пришедшие откуда-то из глубин Малой Азии или Балкан; что и после этого здешние земли раз за разом становились добычей очередных завоевателей-варваров, последними из которых были вторгшиеся с севера (примерно в 1100 году до н. э., много позже предполагаемых времен Троянской войны) племена дорийцев; что затем в истории Древней Греции наступил многовековой провал, который ее собственные (более поздние) летописцы назвали «Темными веками»; и что из этого своего беспамятства Греция вышла на свет истории лишь в начале VIII века до. н. э. — скудно заселенной, бедной, безграмотной страной, самый великий тогдашний поэт которой, Гесиод, сочинял свою (ныне знаменитую) философско-мифологическую поэму «Теогония», в изнеможении бредя за буйволом, медленно тащившим железный плуг по нищей борозде. Величие того, что мы сейчас называем «Древней Грецией», лежало далеко впереди Гомера и Гесиода, и какой же грамотный историк решился бы (без всяких тому фактических подтверждений, на основании одних лишь поэм Гомера) всерьез утверждать, что еще большее величие Греции лежало далеко позади, за бездной «Темных веков», еще до вторжения дорийцев, в некой «героической эпохе» некой «микенской цивилизации»? Уже тогда разговоры о «великих исчезнувших цивилизациях» (о которых к тому же зачастую и по сей день утверждается, будто они намного превосходили цивилизации современности) вызывали у всякого серьезного ученого определенную интеллектуальную неловкость. Не случайно ведь педантичный немецкий историк XIX века Г. Гроте начал свою «Историю Греции» лишь с Олимпиады 776 года до н. э., с первого греческого события, о котором есть надежные письменные свидетельства: «Все предшествующие времена, — писал он, — это область поэзии и легенд».
К счастью для науки, за поиски Трои и Микен взялся любитель-дилетант, который не был серьезным ученым и потому верил в правдивость этих «легенд».
Этим смельчаком, как всем сегодня известно, был Генрих Шлиман.
ГЛАВА 5
ШЛИМАН: ОТКРЫТИЕ МИКЕНСКОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ
Существуют, две биографии Генриха Шлимана. Согласно первой из них, любящий отец (протестантский пастор) подарил семилетнему сыну толстую книгу «Всеобщая история», содержавшую пересказ «Илиады», и тем самым навсегда заронил в маленького Генриха мечту отыскать описанную Гомером Трою. Дальнейшее общеизвестно: разбогатев на деловых операциях, Шлиман решил осуществить свою детскую мечту, сменил сюртук бизнесмена на блузу археолога, отыскал, согласно указаниям Гомера, в которые он свято верил, старинный холм, в толще которого скрывались остатки древней Трои, и — раз-два! — обнаружил там ее развалины. Затем он примерно тем же способом (раз-два!) нашел в развалинах Микен гробницу древнего царя Агамемнона, руководившего, согласно Гомеру, походом греков на Трою, и тут уж его слава стала поистине всемирной, но в это время он как-то неожиданно умер — упал прямо на улице и в одночасье скончался. Лет его жизни, как говорилось в старину, было 68 — с 1822-го по 1890-й.
Существует вторая биография Шлимана, не столь — лубочная, как первая. Шлиман, несомненно, заслужил звание «отца археологии», как некогда Геродот — «отца истории», но это не отменяет того факта, что его методы раскопок были ужасны и разрушительны, а датировка — приблизительна и, как правило, ошибочна. Он был неутомим и самоотвержен в археологическом труде, но окружал свои находки шумной и отталкивающей рекламой, достойной скорее бизнесмена, каким он и был, нежели ученого, каким он не был. Он был одарен потрясающей интуицией, но начисто лишен вкуса (чего стоила напыщенная телеграмма, отправленная им в греческие газеты с раскопок в Микенах: «Сегодня я взглянул в лицо Агамемнона»!). Его жизнь была полна удивительных коммерческих подвигов (дерзкие, на грани закона, деловые операции в России, спекулятивная скупка золота у старателей Калифорнии, монополизация порохового рынка во время Крымской войны и другие хищные налеты на легкую добычу), но он еще вдобавок и сам приукрашивал и расцвечивал ее собственным вымыслом (своему отцу, запойному пьянице и мелкому семейному тирану, он писал уже в зрелом возрасте: «Я рассказал журналистам, что это ты впервые познакомил меня с историей Трои и с тех пор я начал мечтать о том, как я ее отыщу…» — словно наставляя престарелого родителя в своей придуманной «на продажу» биографии). Он оставил по себе 11 толстых книг о своих открытиях, 18 путевых дневников, 60 тысяч писем и 175 томов раскопочных тетрадей, но исследователи до сих пор не могут понять, где факт, а где вымысел в этой огромной массе материала. Например, в своей книге «Троя» он рассказал почти детективную историю о том, как во время раскопок Трои его жена, гречанка Софья, приметила в глубине траншеи полускрытое землей золотое ожерелье и как ей пришлось прикрыть его своей длинной юбкой, пока Шлиман не уговорил рабочих разойтись на обед, чтобы скрыть от их завистливых глаз поразительную находку, составлявшую, как оказалось, лишь ничтожную часть богатейшего клада, который впоследствии получил название «сокровища царя Приама». Однако куда более поразительным, чем эта находка, многие тогдашние недруги и нынешние биографы считают тот факт, что в действительности (это доказано вполне надежными документами) Софьи Шлиман в это время не было не только на раскопках, но и вообще в Турции! Был даже пущен слух, что «сокровища Приама» Шлиман купил на стамбульском рынке и сам подбросил в траншею. Доказать или опровергнуть это не удалось: после того как Шлиман тайком от турецкого правительства вывез сокровища в Грецию, основная их часть бесследно исчезла. Сохранились лишь немногие фотографии и среди них самая знаменитая — Софья Шлиман «в диадеме и ожерелье Елены Прекрасной»{9}.
Знакомясь с этим списком претензий, начинаешь удивляться — что же все-таки сделал этот человек, которого обвиняют в том, что он чуть ли ничего не сделал? Шлиман сделал великое дело. До него вся так называемая «археология» состояла в том, что сотни любителей искали в старинных развалинах зарытые там сокровища или случайно сохранившиеся старинные, рукописи и предметы искусства; в лучшем случае они составляли описания развалин и собирали то, что лежало на поверхности. Шлиман был первым, кто стал вести планомерные и целенаправленные раскопки, и притом с серьезной научной целью — найти следы древней цивилизации, обнаружить не столько ее клады, сколько ее историю и культуру, проверить рассказы древних об их далеком прошлом. Эти первые широкие поиски материальных свидетельств прошлого и породили всю современную научную археологию как исследовательское орудие историков.
Спору нет, они породили также и то, что можно назвать «сенсационной археологией» — ту ее глянцево-приукрашенную, облегченно-газетную версию, что то и дело возбуждает читателей во всем мире открытием какой-нибудь очередной гробницы Тутанхамона. Но в науке главным достижением Шлимана является все-таки не находка «сокровища Приама» или «маски Агамемнона», а обнаружение «Приамовой Трои» и «Агамемновых Микен» — впечатляющее «воскрешение из мертвых» необыкновенно сложного и многоцветного мира, погребенного в глубинах прошлого. Напомню: к началу работ Шлимана наука о человеческой истории находилась в самом зачаточном состоянии; даже термины «палеолит» и «неолит» были придуманы лишь за несколько лет до того, а первая книга о древней истории (Вильсон: «Предысторические анналы») появилась только в 1851 году; но уже тридцать лет спустя Р. Даукинс имел все основания говорить: «Археологи подняли изучение древностей до уровня настоящей науки». И кто же ее поднял на этот уровень за столь короткий срок? Вот именно — Генрих Шлиман в первую очередь. Пусть поначалу дилетантски-грубо, с неизбежными издержками, с ошибками и преувеличениями, но именно он (и поначалу в одиночку) проделал всю или почти всю работу по превращению археологии в науку, — и первый шаг к этому он сделал в 1868 году в Турции, на холме Гиссарлык.
Я уже рассказывал, что множество холмов на Троянской равнине оспаривало честь быть хранилищем остатков Древней Трои, подобно тому, как множество городов Древней Греции оспаривали в свое время честь считаться родиной Гомера. Главными фаворитами были Гиссарлык, находившийся на самом краю плато, обрывавшегося к равнине Мендереса-Скамандра, и лежавший несколько дальше в глубине плато Бурунбаши. Шлиман мог бы ошибиться в своем выборе места раскопок (как он впоследствии ошибся при поисках Пилоса), но, на его счастье, сопровождать уважаемого гостя в экскурсии по Трое вызвался большой знаток тамошних мест и по совместительству американский консул в этой провинции Оттоманской империи Франк Кальверт. Этот незаурядный, судя по воспоминаниям, человек тоже интересовался древностями и даже предпринял некогда пробные раскопки на Гиссарлыке. Заложенная им траншея была неглубока и коротка, но и этого хватило, чтобы убедиться, что холм содержит несколько «культурных слоев» (следов существовавших здесь когда-то одно за другим и одно над другим поселений). Под влиянием Кальверта Шлиман решил искать Трою именно на Гиссарлыке{10}. Свои раскопки он начал в 1871 году.
