Ситуация осложнялась тем, что наступила зима. Если летом жители сел могли рассчитывать на небольшое улучшение рациона за счет дикорастущих съедобных растений, с наступлением холодов они оказались лишены и этого. Люди были доведены до отчаяния. Резко выросло количество беспризорных детей (к первому декабря их количество превысило семь тысяч). Крестьяне не могли даже уехать: специальная директория правительства предусматривала запрет на массовый выезд сельских жителей. Тем не менее, многие, рискуя жизнью, добирались до Белоруссии. Сохранилось письмо от белорусских рабочих, которые предлагали помочь Украине организованным путем и описывали бедственное положение людей, хлынувших в соседнюю республику в надежде выжить.
Только в феврале 1933 года правительство СССР удосужилось обратить внимание на то, что украинское село оказалось на грани вымирания. Но о всенародной трагедии никто не говорил: признавались лишь отдельные случаи «нехватки продовольствия». В апреле информационная группа обобщила данные обкомов партии о голоде и смертности. В отчете говорилось о том, что только в Днепропетровской области в 32 районах голодает более пяти тысяч человек, в селах люди пухнут от голода, отмечены случаи трупоедства и каннибализма. К маю ситуация стала настолько серьезной, что Москва постановила направить в Украину шесть с половиной миллионов пудов хлеба. Но уже в июне всякие разговоры о дальнейших поставках прекратились…
В 1933 году голод охватил большинство областей Украины. Люди пытались найти хоть какое-то пропитание. Один из очевидцев, который во время голодомора был еще школьником, вспоминает, как они вместе с учительницей ходили в поле и отыскивали норки мышей и сусликов. В норках можно было найти небольшое количество зерна, а если повезет — поймать и самого грызуна. Суслики и воробьи считались деликатесом. Ели буквально все: выкапывали на реках и прудах корни рогоз, собирали лебеду, семена бурьяна, цветы акации. Ранней весной, когда первая зелень еще не появилась, отыскивали мерзлую прошлогоднюю картошку. Были случаи и пострашнее. Зимой, когда люди еле держались на ногах, многие просто замерзали на улицах. А ночью к уже остывшим телам поодиночке приходили люди из ближайших домов — за мясом… По дорогам ходили живые скелеты, обтянутые кожей. Многие от голода лишились рассудка: они уже никак не реагировали на окружающие события. Другие просто теряли человеческий облик и убивали более слабых, чтобы выжить самим… В селе Бажановка родители отправились на поиски хлеба и не вернулись — вероятно, погибли по дороге. Дома оставалось шестеро детей. Когда стало ясно, что никто не придет, полуживые от голода дети убили и съели самого младшего — шестилетнего братика.
Поначалу крестьяне надеялись на помощь — от правительства, от международных организаций, например Красного Креста. Но ее не было. Хотя сведения о голодоморе сумели просочиться на Запад и представители украинской диаспоры всеми силами стремились помочь своим соотечественникам. Однако советское руководство не хотело признавать самого факта голода. В январе 1933 года Сталин сделал заявление, что с каждым годом жизнь трудящихся улучшается. В таких условиях международные организации были бессильны: ведь для того, чтобы оказать помощь народу Украины, необходимо было согласие советского правительства.
Статистические данные тех лет сильно преуменьшали реальную картину: начальникам ЗАГСов было дано прямое указание заменять причину смерти от голода на иные, нейтральные причины. Но анализ демографической ситуации за несколько лет позволил осознать размеры трагедии. Сильнее всего пострадали от голода бывшие Харьковская и Киевская области (ныне — Полтавская, Сумская, Харьковская, Черкасская, Киевская и Житомирская). Смертность населения в этих районах превышала обычный уровень в восемь-девять раз, а в отдельных местностях — даже больше. В Винницкой, Одесской и Днепропетровской областях уровень смертности увеличился в пять-шесть раз. Украинский историк Станислав Кульчицкий попытался подсчитать возможное число жертв среди населения Украинской ССР в результате голода 1932–1933 годов. Он исходил из того, что по переписи 1937 года население составляло 28 388 тысяч, а по переписи 1926 года — 28 926 тысяч. Таким образом, за прошедшие десять лет оно уменьшилось на 538 тысяч. Часть смертей следует исключить, поскольку голод был не единственной причиной естественной убыли населения. Кульчицкий предложил исключить среднее арифметическое от показателей смертности за 1927–1930 годы (524 тысячи человек в год). Сопоставив эти цифры с уровнем рождаемости, Кульчицкий обнаружил, что нормальный прирост численности населения в этом году составил лишь 97 тысяч, что в пять раз ниже обычного. К 1937 году в Украине сложился демографический дефицит в 4581 тысяч человек. Таковой была кровавая жатва голодомора…
Правительство упорно не желало замечать неоправданно жестоких последствий хлебозаготовки. Никто не думал о людях, умирающих с голоду. Партийные деятели мыслили стратегически. Для того чтобы фактически с нуля создать мощную промышленность, необходимы были огромные средства и свободные рабочие руки. Но оторвать от земли — да еще своей собственной! — настоящего хозяина попросту невозможно. Так же, как невозможно ему указывать, что и в каких количествах он должен сеять. Крестьянин до прихода советской власти жил по законам рынка: сеял в зависимости от спроса, продавал по ценам, которые его устраивали. За исключением немногих товаров, украинское село практически полностью обеспечивало себя всем необходимым. Плоды собственного труда могли не только удовлетворить нужды средней семьи, но и приносить ей вполне стабильный доход. Поэтому крестьяне чувствовали себя людьми независимыми. Так было до начала репрессий.
Тем временем потребности страны в сельхозпродукции год от года росли. С 1928 по 1931 год численность городского населения выросла на 12,4 миллиона человек. И этих людей необходимо было обеспечить продуктами питания. Нужна была и валюта для покупки на Западе передовых технологий, оборудования, техники. Поэтому крестьян фактически прикрепили к земле и заставили почти бесплатно выращивать едва ли не единственное достояние Украины того времени — хлеб. План хлебозаготовок увеличивался с каждым годом: в 1928 году — 14,7 % валового сбора, в 1929-м — 22,4 %, в 1930-м — 26,5 %, то в 1931-м — 32,9 %, а в 1932-м — 36,9 %. И это при том, что урожайность зерновых столь же планомерно сокращалась. Если в 1927 году в среднем по СССР она составляла 53,4 пуда с гектара, то в 1931 году — уже всего 38,4 пуда с гектара. Снижение урожайности объясняли причинами, весьма далекими от агрономии: вредительством «куркулей», нежеланием крестьян работать по-настоящему, хищением зерна.
В советской печати не появилось ни одного сообщения о трагедии, не было сказано ни единого слова о жертвах новой системы ведения сельского хозяйства. Впервые о голоде 1932–1933 годов официально упомянул 25 декабря 1987 года первый секретарь ЦК Компартии Украины В. Щербицкий. Признание голодомора было вынужденным: американская комиссия вот-вот должна была обнародовать результаты своей работы. А 18 февраля 1988 года «Литературная Украина» опубликовала доклад Алексея Мусиенко на партийном собрании Киевской организации КПУ. Приветствуя курс нового руководства КПСС на десталинизацию, А. Мусиенко предъявил обвинение Сталину в осуществлении в республике жестокой кампании хлебозаготовок, следствием которой стал голодомор 1933 года. С этого момента голодомор стал темой исследования многих историков. А вскоре упоминание о нем вошло в школьные учебники истории.
После провозглашения независимости многие украинские и западные историки (в частности, Джеймс Мейс, Роберт Конквест и другие) открыто объявили голодомор геноцидом против украинского народа и вступили в борьбу за то, чтобы этот факт официально был признан мировым сообществом. Но, несмотря на собранные ими материалы, далеко не все склонны трактовать события 1932–1933 года именно в таком ключе.
Основные аргументы тех, кто считает голодомор скорее общесоюзной трагедией, чем фактом геноцида, направленного на физическое уничтожение украинского народа, опираются на ряд фактов. Они, например, приводят данные известного исследователя голода профессора Лешкова. Согласно этим данным, голодоморы — явление намного более древнее, чем СССР. С начала XI до конца XVI века на каждое столетие приходилось по восемь неурожаев, которые повторялись через каждые 13 лет. Особенно жестоким голод был в 1024, 1070, 1092, 1128, 1215, 1230–1231, 1279, 1309, 1332, 1422, 1442, 1512, 1553, 1557 и 1570 годах. Причины голодоморов были те же, что и в новейшее время: засуха или избыток дождей, ранние морозы, нашествия саранчи и т. д. XVII век начался со страшного голода при Борисе Годунове в 1601–1602 годах. В 1608, 1630 и 1636 годах от голода страдали значительные территории России. В последующие века количество голодных лет резко возросло: в XVIII столетии было 34 неурожая, а в течение XIX столетия лишь до 1854 года их было 35. А с 1842 года неурожаи следовали каждые 6–7 лет и длились, как правило, по два года кряду. Один из самых страшных голодоморов произошел в 1891–1892 годах. Голод распространился на 16 губерний Европейской части России и Тобольскую губернию, общее население которых составляло 35 миллионов человек. Особенно сильно тогда пострадали Воронежская, Нижегородская, Казанская, Самарская, Тамбовская губернии. В Поволжье голодомор охватил 20 губерний с 40-миллионным крестьянским населением. Среди основных причин голодоморов профессор Лешков называет не только стихийные бедствия, но и неспособность руководства страны маневрировать запасами. Например, в 1873 году левая сторона Поволжья была на грани вымирания, в то время как в соседней Саратовской губернии был прекрасный урожай и хлеб не могли продать даже по самым низким ценам. В 1891 году весь восток
