С самого начала правления Мария предчувствовала, что в Совете согласия не будет, но такого не ожидала. Она собирала Совет несколько раз еще до официального въезда в Лондон, то есть сразу же после закрытия военного лагеря во Фрамлингэме. Первое, что ее интересовало, это события, происходившие в последние дни Эдуарда. Кто был истинным автором «Порядка наследования» — король или Дадли? Собирался ли герцог заточить ее в тюрьму или убить? Как и почему ей было позволено бежать? Она ожидала серьезных и обстоятельных ответов, по советники обрушили друг на друга поток взаимных обвинений и упреков, «как будто прорвалась плотина». Так что очень скоро Мария осознала, что никогда не узнает от этих людей правду. К ее большому удивлению, они даже не могли прийти к согласию по поводу того, надо ли ей ускорить свой приезд в столицу или следует повременить. «Одни говорили, что ей бы лучше помедлить, потому что стоит жара, в столице нездоровый воздух и существует опасность эпидемии чумы… Другие побуждали королеву к немедленным действиям, говорили, что необходимо как можно скорее уладить все дела и закрепить свою власть в стране». В своем первом разговоре с Ренаром Мария призналась, что «не перестает дивиться раздорам в Совете и отсутствию согласия… Советники все время пытаются взять верх один над другим и, чтобы защитить свою репутацию, непрерывно меняют мнения».
Положение осложнялось еще и тем, что многие члены Совета быстро погрязли в злословии и сети интриг. Некоторые ничем не примечательные дворяне, «остававшиеся с королевой в дни ее напастей и горестей», теперь чувствовали себя «отверженными и забытыми», потому что не были пожалованы чипами, одарены землями или титулами. Вместо того чтобы обратиться с этим к Марии, они начинали жаловаться могущественным лордам, от которых это становилось известно всем остальным. А именно что эти незначительные люди «могут легко переметнуться на другую сторону, если поймут, что им не будет уделено никакого внимания», и всю свою энергию направят не на работу в правительстве, а на поиски влиятельного патрона и соперничество за высокий чин.
Другие рассчитывали продвинуться в карьере, действуя через близких Марии. В августе Ренар заметил, что «леди, приближенные к личности королевы, способны оказать на нее большое влияние». К королеве то и дело обращались приятельницы и родственницы с просьбами об оказании милости тому или иному придворному. Например, граф Пембрук обратился с просьбой к Кортни, чтобы тот уговорил свою мать походатайствовать за него перед королевой. Мать Кортни, Гертруда Блаупт, маркиза Эксетер, была одной из самых близких и давних приближенных Марии, и Пембрук знал, что та охотно выполнит любую просьбу маркизы. Чтобы задобрить Кортии, Пембрук подарил ему меч и короткий кинжал с трехгранным клинком, помимо этого, еще таз и кувшин для умывания, а также лошадей общей стоимостью в несколько тысяч фунтов. Маркиза «примирила его с королевой», и Пембрук получил желаемое — стал членом Совета. Герцогиня Суффолк, мать Джейн Грей и жена заговорщика Генри Грея, заключенного ныне в Тауэр, явилась в апартаменты Марии в два часа ночи с просьбой об освобождении супруга по причине тяжелой болезни.
Даже лидеры Совета, Гардинер и Пэджет, не избежали интриг. Очень скоро их вражда стала общеизвестной и начала сказываться на государственных делах. Понаблюдав некоторое время за работой Совета, Репар был склонен согласиться с Марией, что «Совет не кажется нам… составленным из опытных людей, одаренных необходимыми качествами, чтобы творить администрирование и управлять королевством».
Мария взошла на престол в тот период, когда Англия, по мнению большинства европейских монархов, потеряла возможность влиять на международную политику, скатившись к временам окончания войны Алой и Белой розы. В связи с этим недостатки людей, окружавших Марию, играли существенную роль. Дело в том, что Генрих VIII был способен так убедительно создавать иллюзию могущества и величественности, что это распространялось и на его государство. При Эдуарде эта иллюзия рассеялась, а когда в 1549 году фактическим правителем страны стал Дадли, значение Англии как мощной державы утратилось окончательно. Как это ни парадоксально, но в 50-е годы слабость Англии определенным образом повысила ее значение па международной арене. Проницательные наблюдатели на континенте были убеждены, что рано или поздно эта страна станет сателлитом либо Франции, либо «Священной Римской империи» и соперничество между двумя этими державами поставит Англию в центр европейской политики подобно тому, как век назад это случилось с Италией. С восхождением на престол Марии наиболее вероятным казался второй вариант, то есть зависимость Англии от Габсбургов. Это могло быть легко осуществлено с помощью брака Марии с доном Луисом или вдовым сыном императора Филиппом. Но Франция не отказалась от своей решимости влиять на Англию, и нельзя было исключать такого варианта развития событий, при котором дерзкий французский король может задумать вторжение. В июле, когда Дадли обратился к нему за помощью, он недвусмысленно дал понять, что готов это сделать.
Но даже если французы и не вторгнутся на территорию Англии, все равно было известно, как не терпится Генриху II вернуть исконно французские города Кале и Гиен. Поэтому первостепенной задачей Марии как королевы являлось обеспечение защиты этих двух крепостей. Решение надо было принимать экстренно, потому что, находясь в отчаянном положении и надеясь на военную помощь, герцог Нортумберленд дал полномочия своему посланнику при дворе Генриха II обсудить вопрос передачи этих крепостей Франции и отозвал английского наместника в Гиене, лорда Грея. Мария немедленно послала Грея обратно с наказом укреплять город всеми возможными средствами и сообщить французам, что Дадли осужден как предатель. Мария также повелела провести мобилизацию войска для обороны Кале и Гиена. Эти действия, видимо, охладили пыл французов, если они действительно планировали в ближайшее время какие-то военные операции.
Укрепление английских территорий на континенте требовало денег. В конце июля Реиар записал, что Мария «не может найти средств на текущие расходы» и не знает, чем заплатить недовольным английским воинам, которые служат в гарнизонах Гиена и Кале. Правительство уже многие годы пребывало на грани банкротства, и наряду с огромным дефицитом платежного баланса, который оставил после себя Дад-ли, были еще сотни долговых обязательств, десятилетиями пылившихся в канцелярии королевского казначейства. Мария обнаружила, что правительство должно «многим старым слугам, работникам, чиновникам, купцам, банкирам, военачальникам, пенсионерам и воинам». Она изыскивала способы расплатиться по старым долгам и в сентябре объявила, что оплатит обязательства, оставленные двумя предыдущими правителями, независимо от срока давности. Кроме того, Мария сделала важный шаг в разрешении многолетнего валютного кризиса. Были выпущены новые монеты, с более высоким содержанием золота и серебра, в соответствии с установленным стандартом. Королева объявила, что в будущем снижения стандарта не предполагается. Конечно, эти меры заставили ее правительство еще сильнее залезть в долги, и оно по-прежнему оставалось неплатежеспособным, но инфляция в стране была поставлена под контроль. Курс английской валюты на финансовых рынках Антверпена и Брюсселя начал повышаться, и в 1553 году цены на продукты и другие товары в Англии снизились на треть.
Несмотря на разговоры о неспособности и неопытности, Мария начала руководить и, кажется, неплохо. Народ был более или менее успокоен, религиозные и экономические проблемы начали решаться, а сама она готовилась сыграть свою роль в грандиозном политическом спектакле под названием коронация.
Благословен великий Господь в небесах,
А на земле — владычица наша Мэри,
Ибо простит Творец нас в наших грехах
Лишь из любви к великой ее вере.
Подготовка к коронации королевы началась с первых недель ее правления. К середине сентября были написаны сценарии главных представлений, которые должны были сопровождать предшествующую коронации процессию. Заработали плотники, маляры и позолотчики, которые возводили и орнаментировали арки, расписывали декорации. Сочинялись и заучивались наизусть стихи и торжественные речи, репетировали музыканты. На всем пути процессии горожанам следовало «украсить дома» гобеленами и дорогими тканями, а большой крест на Чипсайде был уже очищен и позолочен. Голландский акробат осторожно снял со шпиля собора Святого Павла флюгер — в день коронации ему предстояло исполнять на нем свои трюки. Флюгер был медный и весил восемнадцать килограммов. Его нижнюю часть, ту, что видна людям, позолотили, а затем так же аккуратно водворили на место. Наконец 28 сентября, когда все было готово, Мария под звуки труб и свирелей, а также доносившейся из Тауэра невероятной артиллерийской канонады отплыла на барке из Уайтхолла в Тауэр. Ее сопровождали мэр и главы гильдий со своими людьми, каждый в отдельной барке.