На самом деле, несмотря на явное напряжение и недоброжелательность между Филиппом и Ричардом, они сумели наладить неохотное сотрудничество, обеспечивающее прогресс на военном фронте. На протяжении всего июня и начала июля 1191 года войска Плантагенета и Капетинга действовали в высшей степени скоординированно и планировали свои атаки так, чтобы одни обеспечивали оборону против армии Саладина, а другие штурмовали город. К концу июня Филипп стал проявлять нетерпение. Его раздражали задержки, вызванные болезнью Ричарда. И он решил устроить своими силами лобовую атаку на город, правда, успеха не добился. Но даже в этом случае союзники Ричарда помогали защищать лагерь крестоносцев, и один только Жоффруа де Лузиньян убил боевым топором десять мусульман.
Осадная стратегия крестоносцев
В начале лета 1191 года вокруг Акры собралось около 25 тысяч крестоносцев. Ричард и Филипп применили относительно согласованную и скоординированную агрессивную осадную стратегию. Команды саперов рыли ходы под городскими стенами, рассчитывая их обрушить, да и попытки лобового штурма стен Акры не прекращались. Однако весь июнь боевые планы обоих монархов предусматривали в основном интенсивный обстрел из катапульт, который должен был ослабить и укрепления Акры, и моральный дух ее гарнизона. Франкские короли окружили город мощными катапультами. Подобная разрушительная сила раньше не использовалась в конфликтах с участием крестоносцев, поэтому осада Акры стала новым этапом в развитии искусства осадной войны.
Конечно, обстрел был чертой осадной войны в священных войнах с самого начала, обе стороны — и осаждающая, и осажденная — использовали разные типы метательных машин. Но до сих пор относительная слабость этих машин ограничивала вес и размер метательных снарядов и эффективный радиус их действия. Поэтому осаждающие армии могли использовать катапульты для нанесения вреда и деморализации вражеского гарнизона, но обычно они даже не надеялись повредить городские стены или башни.
Ричард I и, вероятно, Филипп-Август, судя по всему, располагали более совершенными технологиями строительства катапульт и использовали в осаде Акры мощные машины, способные метать более тяжелые камни на большие расстояния с высокой точностью. Повышенная скорость обстрела, установленная Филиппом, еще больше повысилась после прибытия Ричарда, и все больше участков города попадали под непрерывный интенсивный обстрел. К этому времени крестоносцы дали самой мощной французской катапульте прозвище Mal Voisine (Плохая Соседка), а мусульманской машине, отвечавшей на ее выстрелы, — Mal Cousine (Плохая Родственница). Мусульмане снова и снова повреждали Плохую Соседку, но Филипп приказывал ее восстановить и опять направлял огонь на Проклятую башню, расположенную на северо-востоке города. Франки заплатили из общего фонда за другую машину, которую сразу прозвали «катапульта Господа». «Священник, человек величайшей честности, всегда стоял рядом с ней, — заметил один из современников. — Он же собирал деньги на ее ремонт и плату людям, которых нанимали для сбора камней».
Среди катапульт, которые эксплуатировали люди Ричарда, было две новые машины, «построенные с отменным мастерством и из хороших материалов», которые метали крупные камни, привезенные королем из Мессины. Среди франков ходил слух, что один из этих снарядов убил двенадцать человек в Акре и впоследствии был доставлен на осмотр к Саладину, но это не подтверждают мусульманские источники. Другая машина Ричарда обладала такой мощностью, что могла отправить камень в самое сердце города — на улицу Мясников, которая тянулась к гавани.[279]
К концу июня интенсивность натиска крестоносцев стала ослабевать. А в лагере Саладина наблюдатель отметил, что «постоянный обстрел городских стен» франками привел к тому, что зубчатые стены начали «дрожать». Крестоносцы могли видеть, как они «шатаются». «Защитники города, — писал он, — стали очень слабыми, а петля вокруг них — очень плотной». Недостаток войск в городе означал, что солдаты не могли регулярно сменяться с постов и отдыхать и многие не имели возможности выспаться. В лагерь султана стали прибывать сообщения о том, что гарнизон, изнуренный постоянными боями, слабеет.
Саладин делал все возможное, чтобы ослабить давление на город, устраивая регулярные контратаки на позиции латинян. В конце весны и начале лета ряды его армии пополнились — в это время войска со всей империи вернулись в Акру. А в конце июня прибыли крупные армии из Египта и Месопотамии. Но к этому времени позиции крестоносцев уже были слишком прочными. Время от времени мусульманским отрядам удавалось ворваться в лагерь крестоносцев — однажды они даже украли французские котлы для приготовления пищи, — но их атаки всегда отбивались. По ночам Саладин использовал более хитрую тактику. Осторожным лазутчикам поручалось пробраться через пикеты латинян и, оказавшись среди палаток, выбрать жертву. Баха ад-Дин описывал, как они «хватали людей с легкостью, войдя в палатку, потом приставляли к горлу нож и жестами объясняли: „Если закричишь, перережем горло“». Затем их выводили из палатки и уводили в плен и на допрос. Но в конечном итоге и эти отчаянные попытки остановить натиск крестоносцев и подействовать на их боевой дух провалились. В начале июля уже никто не сомневался, что Акра на грани краха. Один мусульманский очевидец заметил, что Саладин, сидя на коне, осмотрел стены Акры и пришел в ужас. «Слезы текли из глаз его… когда он смотрел на город и видел, в каком плачевном он состоянии». Потрясенный, «в тот день он не принимал пищу и лишь выпил несколько чашек напитка, который посоветовал ему доктор. Он был сломлен усталостью, унынием и горем».[280]
Около 2 июля 1191 года крестоносцы усовершенствовали стратегию. Теперь, когда Акра находилась на грани капитуляции, они захотели воспользоваться разрушениями городских укреплений. Проклятая башня была повреждена, и десятиметровый участок прилегающей стены начал разрушаться; а на севере и вторая главная башня была готова рухнуть. Латинские саперы удвоили усилия, направленные на обрушение этих двух объектов. В это время обстрел несколько ослаб, и крестоносцы сосредоточили все свое внимание на подготовке штурма. Франки решили во что бы то ни стало прорваться в Акру.
Когда завершился первый день атаки, Саладин получил срочное сообщение от Карагуша и аль-Маштуба. В нем было сказано: «Завтра, если ты что-нибудь для нас не сделаешь, мы начнем переговоры о перемирии и сдадим город». Свидетель в мусульманском лагере утверждает, что «султан был сломлен». Потрясенный надвигающейся катастрофой, он приказал аль-Адилю 3 июля возглавить еще одну яростную атаку на лагерь христиан, но «франкская пехота, вооруженная арбалетами, луками и стрелами, стояла как стена». Одновременно возле Проклятой башни франкские саперы завершили подкоп. Когда деревянные опоры, находящиеся внутри, догорели, земля провалилась, и часть стены была повреждена. Туда бросились десятки крестоносцев с осадными лестницами, а мусульмане приготовились к рукопашной схватке.
Впереди всех был Обери Клеман, маршал Франции, один из ведущих рыцарей Филиппа. Позже латиняне утверждали, что, прежде чем залезть в пролом, он крикнул: «Или я сегодня умру, или, по Божьей воле, войду в Акру». Но, когда он уже был на вершине, осадная лестница сломалась под весом крестоносцев, желавших последовать за ним, и атака не удалась. Говорят, что Обери, неожиданно оставшийся в одиночестве, сражался с удивительной отвагой, а его соотечественники могли только наблюдать снизу, как его постепенно окружили турки и зарубили до смерти. Во всяком случае, такова была версия происшедших событий, изложенная христианами. Мусульмане утверждают, что Обери стал молить о сохранении жизни, предлагая взамен уход всех крестоносцев, но был убит рьяным курдом. Возможно, атака латинян и потерпела неудачу, но противники были на равных. А разрушение фортификационных сооружений вселяло панику и в население города, и в его защитников. В ту ночь из города тайно под покровом тьмы сбежали три эмира — они уплыли на маленьких лодках. Один из них совершил ошибку — сунулся в лагерь Саладина и тут же был закован в кандалы. Но, по правде говоря, их действия всего лишь отражали истину, уже известную всем: Акра вот-вот падет.[281]
Решающий прорыв имел место в северной части укреплений, там, где находился король Ричард. Больной монарх, все еще слишком слабый, чтобы идти самостоятельно, был принесен на передовую на носилках, «покрытых шелковым покрывалом». Укрываясь за большим щитом, он метко поражал неудачливых мусульманских воинов из арбалета. Среди убитых им был один воин, из хвастовства надевший доспехи Обери Клемана. 5 июля саперы прорыли еще один ход, забили его лесом и подожгли, вызвав частичное разрушение прилегающих стен. Как и в Проклятой башне, перед крестоносцами предстала засыпанная булыжниками трещина, через которую устроить массированную атаку было невозможно. Реакция Ричарда продемонстрировала и его изобретательность, и трезвую оценку основных реалий войны. Зная, как заметил один из очевидцев, что «всех привлекает запах денег», король предложил две золотые монеты каждому, кто принесет камень из поврежденной стены. Это была почти самоубийственная работа: приходилось уклоняться от стрел, летящих из луков и арбалетов, да и мусульмане отчаянно защищали пролом в стене, бросаясь врукопашную на любого, кто к нему приближался. Но все же многие рисковали, особенно когда король поднял награду до трех, а потом и до четырех монет. Несмотря на усилия гарнизона, в течение пяти следующих дней уловка Ричарда принесла плоды. К 11 июля в стене открылся довольно-таки внушительный пролом, хотя за это пришлось заплатить высокую цену. В других местах снова пошли в ход катапульты, постепенно наращивая давление до такой степени, что некоторые мусульманские защитники города стали прыгать со стен, предпочитая смерть плену.[282]
