Модель доминиона была столь же успешной в Новой Зеландии, которая до сегодняшнего дня остается более английской по характеру, чем все остальные. Подпав под власть Британской Короны в 1839 г., в 1852 г. она получила ответственное правительство. После завершения маорийских войн страна мирно развивалась, начиная с 1870 г., и зашла дальше Австралии в построении государства всеобщего благосостояния, которое сейчас (с начала 1990-х годов) находится на стадии демонтажа. Однако Южной Африке было далеко до полного мира, и ситуация там была гораздо сложнее. Европейское поселение на территории нынешней Капской провинции изначально было торговой точкой, где останавливались корабли, идущие в Азию, чтобы пополнить запасы провизии и обновить команду. Долгое время оно принадлежало голландской Ост-индской компании, но уже в XVIII в. некоторые буры (фермеры) стали выходить из-под ее власти. На запряженных буйволами фургонах, представлявших собой передвижные дома, они устремились вглубь континента. Там они создали собственный язык ― на основе разговорного голландского, перемежаемого французскими словами, появившимися, благодаря гугенотам, ― и зажили кочевой жизнью, во многих отношениях подобной жизни аборигенов, которых они покоряли и эксплуатировали[740]. Другие африканеры, как они сами себя называли, смогли накопить денег, стать независимыми от компании свободными землевладельцами в самой Капской провинции. В 1814 г. вся эта территория, на которой в то время жило около 22 тыс. белых жителей и неизвестное число прочих, перешла из голландского в британское управление. Постоянный приток белых эмигрантов, в основном британских, а не голландских, продолжился, в то время как население увеличилось также благодаря ввозу рабочей силы из Азии. Как и в других британских колониях, необходимость получения доходов привела к созданию представительных институтов, начинаяс 1853 г.; 19 лет спустя в Капской провинции появилось полностью ответственное правительство. Изначально оно основывалось на избирательном праве без расовой дискриминации, но на базе имущественного ценза ― идея состояла в том, чтобы более состоятельное черное население поддержало белое меньшинство против всех остальных.
Однако введение британского права, и прежде всего отмена рабства, вызвало конфликты с голландскими поселенцами. На протяжении 20-х годов XIX в. голландцы начали эмигрировать на север и восток. Это движение получило законный статус в 30-е годы ХIХ в. и стало известно как Великое переселение, в котором участвовало порядка 15 тыс. человек. Сталкиваясь с местным населением (прежде всего с племенами зулу, ндбеле и ксоза), которое в то время двигалось в противоположном направлении и организовывало сильные вождества, буры одержали над ними несколько побед в войнах 1850―1870 гг. В результате были основаны две небольшие республики ― Оранжевая провинция и Трансвааль, конституции которых, по иронии, были скроены по образцу Конституции США. В обеих республиках право участия в политике имели только белые. Остальные 80% населения были исключены из политической жизни, а поскольку у них отобрали земли, на которых они обычно пасли скот, они выживали за счет самовольно захваченных клочков земли, там, где это удавалось, и работы на буров. Первая попытка британцев подчинить эти территории закончилась их поражением при холме Маджуба в 1881 г. Но сразу после этого около Йоханнесбурга были найдены огромные залежи золота. Это тут же привело к притоку эмигрантов со всего мира, рейду Джеймсона и в конце концов к Англо-бурской войне 1899―1902 гг.
Хотя 200 тыс. британских солдат в конечном итоге смогли одолеть буров, уже в 1907 г. последним было возвращено самоуправление. В 1910 г. образовался Южно-Африканский Союз, состоящий из четырех бывших провинций (Оранжевая провинция, Трансвааль, Капская провинция и Наталь), в которых проживало около 1,25 млн белых и еще примерно в 4 раза больше всех прочих. Первым премьер-министром стал Луис Бота, который менее чем за десять лет до этого был главнокомандующим армии буров. С тех пор и особенно после того, как страна освободилась от статуса доминиона в 1948 г., в политической жизни Южной Африки доминировали взаимоотношения между белым меньшинством (в свою очередь разделенным на англоязычную и бурскую общины) и огромным черным большинством[741]. Последнее постоянно увеличивалось по мере того, как в страну приезжали все новые люди, стремившиеся найти работу в крупнейшей экономике континента. Чем больше оно росло, тем более суровые меры считались необходимыми, чтобы удерживать его в должных рамках, т.е. в качестве дешевой рабочей силы, лишенной политических и почти всех личных прав. Хотя ЮАР с гордостью именовала себя частью Запада, в 50―60-е годы XX в. она превратилась в худшую разновидность полицейского государства, в котором действовали законы, запрещавшие все ― от свободного выбора места проживания и смешанных спортивных команд до межрасовых браков[742]. Хотя это законодательство изначально было предназначено для дискриминации черного населения, оно оказалось почти столь же репрессивным по отношению к белому.
Подводя итоги, следует отметить, что современное государство в Америке появилось благодаря американской революции, которая сделала независимыми первоначально существовавшие 13 колоний. На протяжении двух столетий это государство набирало мощь и становилось все более централизованным по мере того, как все новые и новые решения давали возможность федеральному правительству брать на себя дополнительные функции и расширять свою власть и за счет штатов, и, как сказали бы некоторые, за счет американского народа. В других странах развитие пошло по другому пути. Опыт научил британцев, что бесполезно отрицать за жителями своих белых колоний те права, которыми они сами обладают и, более того, которыми они гордятся. В общем и целом метрополия была готова даровать жителям колоний представительное правление практически по первому требованию. В обмен на это статус доминиона, который получали эти колонии, гарантировал, что их внешняя политика оставалась в руках Великобритании, а их материальные и людские ресурсы были по-прежнему доступны для метрополии в критический период тотальной войны ― это относилось даже к Южной Африке, несмотря на недавнее поражение буров. Хотя, безусловно, не обошлось без проблем ― в частности, Канада так никогда и не избавилась от враждебности между англичанами и французами и, возможно, все еще может распасться на два или большее число государств. И тем не менее все эти страны были чрезвычайно успешными в создании стабильного правительства, процветающей экономики и сильного гражданского общества с хорошо развитыми институтами. Единственным исключением была Южная Африка, где процветание, да и само государство, принадлежало только белому меньшинству. Присутствие огромного экономически отсталого населения, состоящего из многочисленных противоборствующих племен, заставляет усомниться, сможет ли вообще это государство выжить; но данный вопрос, строго говоря, относится к теме последней главы этой книги.
Латиноамериканский эксперимент
Если англосаксонская экспансия в период с 1600 по 1850 г. по большей части осуществлялась на почти пустых континентах, то этого никак нельзя сказать о колонизации Центральной и Южной Америки испанцами. Оценки численности местного населения накануне прибытия испанцев сильно расходятся, однако нет сомнений в том, что даже после того, как войны, болезни, недоедание и изнурительный труд в течение следующего века привели к резкому сокращению населения, американские индейцы все еще превосходили испанцев по численности в соотношении от 5 до 30 к одному[743]. Кроме того, новые поселенцы не стремились вытеснить индейцев, как это часто бывало в Северной Америке и Австралии, где аборигены, привыкшие к кочевой жизни, рассматривались завоевателями как бесполезное население. Напротив, как только закончились первоначальные кровавые столкновения, завоеватели быстро осознали значимость аборигенов для экономики. В результате последние были закрепощены (иногда в буквальном смысле слова помещены в загоны и заперты) и распределены en bloc[744] между частным владельцам и церковью. Один лишь Эрнандо Кортес, как завоеватель Мексики, получил имение, или encomienda[745], с 23 тыс. крепостных американских индейцев, которые должны были платить ему подати и в отношении которых он действовал как землевладелец, губернатор, верховный судья и шеф полиции одновременно. Другие encomenderos имели соответствующие бенефиции ― поместье с 2 тыс. и более плательщиков податей было обычным делом. Подражая аристократам Кастилии и Арагона, они создавали частные армии для обеспечения своей власти[746].
