Иоффе вел революционную работу с поразительной наглостью. Расчет строился на том, что немецкие политики и бизнесмены, будучи крайне заинтересованы в экономической эксплуатации России, убедят правительство закрыть глаза на нарушения им дипломатических норм. Весной и летом 1918 года он сосредоточился главным образом на пропаганде и наладил сотрудничество со Спартаковской лигой, составлявшей левое экстремистское крыло Независимой социалистической партии. Позднее, когда Германия уже распадалась, он начал ссужать деньги и поставлять оружие для разжигания возникавших очагов социальной революции. Независимые социалисты превратились по сути в филиал Российской коммунистической партии и согласовывали все свои действия с советским посольством: однажды из Москвы в Берлин прибыла официальная делегация, чтобы приветствовать съезд этой партии46. Для ведения такой работы Иоффе получил из Москвы 14 млн. немецких марок, которые поместил в банк Мендельсона и расходовал по мере необходимости*.
* Baumgart. Ostpolitik. S. 352. Как утверждал Иоффе, установив контакт со всеми политическими партиями Германии, от крайне правых до крайне левых, он старательно избегал вступать в какие-либо отношения с социал-демократами — партией «социальных предателей» (Вестник жизни. 1919. №5. С. 37—38). Такая политика, проводившаяся по указанию Ленина, предвосхищала политику Сталина, который пятнадцать лет спустя, запрещая немецким коммунистам сотрудничать с социал-демократами в борьбе с нацистами, сделал возможным, как считают многие, приход к власти Гитлера.
Иоффе открыл отделения советского Берлинского информационного бюро в целом ряде городов Германии, а также в нейтральной Голландии, откуда пропагандистские материалы просачивались в средства массовой информации стран Четверного согласия47.
Вот как в 1919 году Иоффе с гордостью описывал свои достижения на посту советского представителя в Берлине: «Более десятка лево-социалистических газет направлялись и поддерживались полномочным представительством... Совершенно естественно, что даже в своей информационной работе полномочное представительство не могло ограничиваться только «легальными возможностями». Информационный материал далеко не исчерпывался тем, что попадало в печать. Все вычеркивавшееся цензурой, и все то, что не предоставлялось туда, так как заранее можно было предположить, что не будет пропущено ею, тем не менее нелегально печаталось и нелегально распространялось. Очень часто приходилось прибегать к способу использования парламентской трибуны: материал сообщался членам рейхстага от фракции независимых, которые использовали его в своих речах, и таким образом он все же в печать проникал. В этой работе нельзя было ограничиться только русскими материалами. Полномочное представительство, имевшее превосходные связи во всех слоях германского общества и своих агентов в различных германских министерствах, было и в немецких делах информировано гораздо лучше германских товарищей. Получаемые им сведения полномочное представительство своевременно сообщало последним, и таким путем многие махинации военной партии заблаговременно становились достоянием гласности.
Конечно, в своей революционной деятельности российское посольство не могло ограничиться только информацией. В Германии существовали революционные группы, которые во весь период войны вели подпольную работу. Более опытные в такого рода конспиративной деятельности и имевшие большие возможности русские революционеры должны были работать, и действительно работали, заодно с этими группами. Вся Германия была покрыта сетью нелегальных революционных организаций; сотни тысяч революционных листков и прокламаций еженедельно печатались и распространялись как в стране, так и на фронте. Германское правительство упрекало русское в ввозе агитационной литературы в Германию и с энергией, достойной лучшего применения, разыскивало эту контрабанду в курьерском багаже, но ему никогда не приходило на ум, что то, что ввозилось через русское посольство в Германию из России, составляло только песчинку в море в сравнении с тем, что печаталось при помощи русского посольства в самой Германии».
Таким образом, заключает Иоффе, «в подготовке германской революции российское посольство все время работало в полном контакте с германскими социалистами»48.
Кроме того, оно служило каналом распространения революционной литературы и средств для финансирования подрывной деятельности в другие европейские страны. Через него шли непрерывным потоком дипкурьеры (по подсчетам немцев, от ста до двухсот человек), доставлявшие почту в Австрию, Швейцарию, Скандинавские страны и Нидерланды. Некоторые из этих «курьеров», достигнув Берлина, исчезали из поля зрения49.
Немецкое министерство иностранных дел часто получало от военных и гражданских властей протесты, касающиеся этой подрывной деятельности50, но отказывалось что-либо предпринимать, закрывая на нее глаза во имя того, что считало высшими интересами Германии в России. Когда время от времени оно отваживалось выдвинуть возражения против каких-нибудь особенно дерзких акций советского представительства, у Иоффе был наготове ответ. Как он объясняет, «сам Брестский договор давал возможность обхода его. Так как между собою договаривались правительства, то запрещение революционной агитации можно было толковать так, будто оно относится только к самому правительству и его органам. Так оно и понималось с русской стороны, и всякое революционное выступление, против которого Германия заявляла свой протест, немедленно же разъяснялось как выступление Российской коммунистической партии, а не правительства»51.
На фоне этой оперативной деятельности Иоффе в Германии скромные усилия Мирбаха и Рицлера по налаживанию контактов оппозицией в Москве выглядели невинным флиртом.
С точки зрения непосредственных интересов Москвы, наряду с организацией революционных процессов в Германии, не менее важной задачей было заручиться поддержкой немецких деловых кругов, чтобы, действуя вместе с ними, блокировать существовавшие в этой стране антибольшевистские силы.
Деловые круги Германии, стремясь как можно скорее прибрать к рукам Россию и зная, что только большевики позволят им это сделать, превратились в горячих сторонников большевистского режима. Весной 1918 года, вслед за подписанием мирного договора, многочисленные организации, входившие в Германскую торговую палату, обратились к своему правительству с требованием возобновить торговые отношения с советской Россией. 16 мая Альфред Крупп созвал в Дюссельдорфе конференцию крупнейших немецких промышленников, в том числе Августа Тиссена и Гуго Стиннеса, для обсуждения этих проблем. Конференция пришла к выводу о необходимости остановить проникновение в Россию «английского и американского капитала» и предпринять шаги, которые обеспечили бы доминирующие позиции в этом регионе для интересов Германии. Еще одна конференция, созванная в том же месяце под эгидой министерства иностранных дел, признала целесообразным установление контроля над российским транспортом; исполнение этой задачи облегчалось тем обстоятельством, что Москва попросила у Германии помощи в реорганизации российских железных дорог52. В июле в Москву приехала делегация представителей немецкого бизнеса. Как только Иоффе прибыл в Берлин, к нему зачастили банкиры. «Директор Дейче банк часто навещает нас, — хвастливо сообщал Иоффе в Москву, — Мендельсон ищет давно свидания со мной, а Соломонсон уже в третий раз приходит под разными предлогами»53.
Такое коммерческое рвение давало возможность Москве рассчитывать на дружелюбие и поддержку влиятельных промышленников и финансистов Германии. Кроме того, большевики использовали все преимущества своей осведомленности. Они очень хорошо изучили внутреннюю ситуацию Германии и понимали, чем руководствуется ее элита. Независимые социалисты снабжали их подробной информацией, позволявшей играть на конфликтах между разными группами. В то же время немцы, с которыми они сталкивались, почти ничего не знали о большевиках и не принимали всерьез ни их самих, ни их идеологию. Большевики быстро научились использовать эту ситуацию и действовали в ней умело, принимая защитную окраску, делавшую их с виду неопасными. Это был пример изощренной политической мимикрии. Тактика, которую избрали Иоффе и его помощники, заключалась в том, чтобы выглядеть в глазах немцев «реалистами», изрыгающими революционные лозунги, но в действительности стремящимися только к заключению сделки с Германией. Эта тактика безотказно действовала на прожженных немецких бизнесменов, ибо она подкрепляла их убеждение, что ни один человек, находясь в здравом уме, не станет серьезно относиться к большевистской революционной риторике.
