Возможно, Речи Посполитой пришлось бы заплатить за свое поражение передачей Подолии султану и признанием его сюзеренитета над всей Правобережной Украиной, а также выплатой ежегодной дани (что по османским законам делало польского короля вассалом султана), но попытки империи ввести в Каменце свою систему распределения земли были преждевременными. Польский король мог бы подписать мирный договор, но многие относились к монарху с презрением, а его дворяне были полны решимости вернуть то, что они потеряли. Старые склоки были забыты, и армии Речи Посполитой стали спешно укреплять свою боеготовность. Они укрепили ее настолько, что в 1673 году сумели разбить османский гарнизон в Хотине еще до прибытия высланных ему на помощь войск Фазыл Ахмеда. Однако в 1675 году подразделения османской армии снова вызвали тревогу, так как, пересекая границу, они стали совершать набеги на польскую территорию. Теперь Речь Посполитая нуждалась в передышке, и в 1676 году она согласилась с измененными условиями мирного договора, которые спасли польского короля от унижения, связанного с выплатой ежегодной дани султану. Но эта уступка и приобретение двух крепостей на Украине не шли ни в какое сравнение с теми выгодами, которые, по мнению поляков, турки могли бы извлечь из этого соглашения.
Поддержка, которую Османская империя оказывала Правобережной Украине, привела к войне с Речью Посполитой (и вознаграждению в виде территориального приобретения), но изменение баланса сил в регионе вызвало ответную реакцию со стороны Московии, войска которой вторглись в Османский протекторат, и в 1674 году армия, возглавляемая султаном Мехмедом, выступила из Эдирне и двинулась на север, чтобы спасти гетмана Петра Дорошенко, находившегося в своей осажденной столице — расположенной на берегу западного притока Днепра крепости Чигирин. Крымские татары сэкономили целый день для османской армии, подразделения которой под командованием Мерзифонлу Кара Мустафа-паши продолжали разрушать форты и поселения, которые признавали своим сюзереном Московию, а не Османскую империю.
Военные действия против Речи Посполитой и Московии привели к тому, что только в 1675 году появилась возможность отпраздновать недавние успехи османской армии подобающим для султана-воителя возрождавшейся военной державы образом. Весной того года султан Мехмед IV издал декрет о проведении в Эдирне пятнадцатидневных празднований в честь обрезания его сыновей, одиннадцатилетнего Мустафы и двухлетнего Ахмеда, и еще восемнадцати дней торжеств, посвященных заключению брака между его семнадцатилетней сестрой Хатидже Султан и вторым визирем Мусахи-бом Мустафа-пашой. После шести месяцев приготовлений, в период между 14 и 29 мая, состоялось торжество, посвященное обрезанию, а бракосочетание отпраздновали в период между 9 и 27 июня. Ничего подобного не видели со времен торжеств, состоявшихся в 1524 году по случаю бракосочетания сестры султана Сулеймана I, Хатидже Султан, и его великого визиря и фаворита Ибрагима-паши, или свадебных торжеств 1562 года, когда были заключены браки между его внучками и тремя государственными деятелями высокого ранга, или торжеств 1582 года в честь обрезания будущего султана Мехмеда III.
Бывший чиновник Хезарфен Хусейн-эфенди составил подробное, день за днем, описание торжеств, свидетелем которых он, по всей вероятности, был. Банкеты, щедрые подношения, театральные представления, фейерверки, клоунады, выступления наездников и многое другое стало частью продуманной демонстрации великолепия и необычайной щедрости правящей династии. Государственные чиновники и высокопоставленные деятели Османской империи, а также жители Эдирне приглашались на пиры в соответствии с их положением и приносили султану и принцам свои подношения (преимущественно религиозные и поэтические тексты, серебряные сосуды и дорогие ткани). Когда Хатидже Султан вступила в брак, она получила много подарков от султана, а от ее жениха требовалось развлекать высокопоставленных государственных чиновников на банкетах, а также раздавать щедрые дары направо и налево. Празднования проводились на открытом воздухе, напротив султанского дворца:
…с одной стороны были подняты двадцать две корабельные мачты, каждая из которых была весьма искусно украшена тысячей маленьких фонарей. Султан распорядился, чтобы они горели с самого начала до самого конца празднеств. Султаном были установлены семь величественных шатров. В некоторых из них султан и принцы отдыхали, тогда как прочие были предназначены для великого визиря, шейх-уль-ислама, главных судей Румелии и Анадолу, а также для других членов имперского совета, а напротив каждого шатра стояли деревянные трибуны, чтобы можно было наблюдать за музыкантами, актерами и другими выступлениями.
В 1675 году капеллан Левантийской компании, англичанин, доктор Джон Коувел посетил Эдирне и его окрестности и присутствовал на этих торжествах. Многие простолюдины прошли обряд обрезания в то же самое время, что и принцы. Свидетелем этого был доктор Коувел. На самом деле, писал он, «турки настолько далеки от того, чтобы препятствовать вашему желанию это увидеть, что даже уступают вам дорогу»:
Я видел многие сотни (за тринадцать ночей было обрезано около 2000 человек) обрезанных… Там было много вполне зрелых людей, в особенности новообращенных, которые стали турками. Наиболее распространенный способ обращения в ислам (а я видел их несколько) состоит в том, чтобы предстать перед В. П. [т. е. Важной Персоной — султаном] и визирем и снять головной убор или поднять вверх правую руку, либо указательный палец. После этого человека сразу же уводил служащий (который присутствует специально для этой цели) и производил обрезание. Я видел русского, лет двадцати, который после того, как он предстал перед визирем, с чрезмерной поспешностью и ликованием прошел в шатер. Однако во время обрезания у него был недовольный вид (как это бывает у многих людей зрелого возраста). Однажды ночью нам повстречался молодой парень, который спросил нас, как пройти к визирю. Мы поинтересовались у этого сельского паренька, какое у него дело к визирю. Он сказал, что его брат принял турецкую веру и теперь он хочет его найти и тоже совершить обрезание. И через два дня он так и сделал… За эти тринадцать дней появилось по меньшей мере двести новообращенных.
Хотя Фазыл Ахмед-паша еще в молодости отказался от теологического образования, он оставался весьма восприимчив к воздействию различных богословских течений, поэтому во время его пребывания на посту великого визиря переживала возрождение пуританская секта Кадизадели, члены которой предали анафеме его отца.
Будучи губернатором Эрзурума, он попал под влияние Мехмеда ибн Бистана, курдского проповедника из Вана, известного под именем Вани-эфенди. Это была харизматическая фигура местного религиозного истэблишмента. Будучи намного старше Фазыл Ахмеда, Вани-эфенди оказался родственной душой, принадлежавшей к тому интеллектуальному миру, который Фазыл Ахмед покинул, когда решил применить свои способности в сфере административного управления. Эти два человека стали друзьями, и, когда Фазыл Ахмеда назначили великим визирем, Вани-эфенди был приглашен в Стамбул в качестве его советника по духовным вопросам. Позднее он был назначен на влиятельный пост проповедника во время пятничных молитв в новой величественной мечети Турхан Султан, открытой в 1665 году, а затем стал духовным наставником великого визиря.
Близость Вани-эфенди к великому визирю приблизила его и к Мехмеду IV, а в хрониках фаворита султана, Абдурахмана Абди-паши, имя Вани-эфенди упоминается так же часто, как имена самых известных визирей султана. Он был с Мехмедом в те годы, когда его двор пребывал в Эдирне, где Абдурахман Абди имел все возможности за ним наблюдать. Интересно то, что между Вани-эфенди и церковным истэблишментом в лице шейх-уль-ислама Минкарызаде («Сын человека с орлиным носом») Яхья-эфенди, судя по всему, не возникало никаких идейных противоречий, хотя равное положение давало одинаковый вес их взглядам на вопросы, оценка которых традиционно была исключительной монополией шейх-уль-ислама, обладавшего высочайшим духовным авторитетом. Вани-эфенди сопровождал султана во время его бесплодной военной кампании на Крите, а также во время Каменецкой кампании. Находившая в этом городе церковь кармелитов была преобразована в мечеть и названа его именем, а ему самому дали отпуск, необходимый для того, чтобы учредить благотворительный фонд.
И султан, и его великий визирь были еще достаточно молоды и поэтому прислушивались к советам такого человека, как Вани-эфенди, а его высокое положение стало благом для его менее высокопоставленных последователей, голоса которых умолкли после того, как в 1656 году Юстювани Мехмед-эфенди и его прислужники были высланы на Кипр. События в годы, предшествующие возвышению клана Кёпрюлю, во многом дискредитировали церковную иерархию, погрязшую в политических и фракционных склоках, которые разыгрывались в столице. Поэтому настало время для появления группы, подобной секте Кадизадели, которая могла бы законно претендовать на ведущую роль в деле восстановления моральных принципов. В тот период, когда Вани-эфенди оказывал доминирующее влияние, мистические ордена снова стали объектами пристального внимания секты Кадизадели. Ее лидер распорядился уничтожить находившийся неподалеку от Эдирне орден дервишей Бекташи и даже оказал воздействие на расположенную в Галате богатую и влиятельную ложу Мевлеви, запретив публичное исполнение суфитской музыки и танцев, которые, по его убеждению, не соответствовали догматам ортодоксальной веры. Как и в те дни, когда султан Мурад IV прислушивался к тому, что проповедовал Кадизаде Мехмед, кофейни были закрыты, и курение снова было запрещено.
