самой РСФСР. Но на Украине, занятой советскими войсками в феврале 1919 г., преследования сионистов начались летом того же года.
4-го июня, Центральный Комитет Комфербанда, в котором объединились перешедшие к коммунистам бывшие бундовцы и фарейнигте, обратился к Наркомвнуделу в Киеве, настаивая на «абсолютной необходимости ликвидировать деятельность сионистской партии и всех ее подразделений». Два дня спустя агенты Чека, в сопровождении еврейских коммунистов, произвели массовые обыски среди видных сионистов Киева, а 12 июня Наркомвнудел телеграфно предписал всем своим отделам «немедленно прекратить деятельность центрального и местных комитетов сионистской партии и всех связанных с нею учреждений». От всех активных сионистских работников была потребована подписка о прекращении всякой сионистской деятельности; нарушение этого приказа влекло за собой предание суду Революционного Трибунала. В статье, напечатанной в тот же день в «Комунистише Фон», бывший лидер Украинского Бунда, ныне коммунист, М. Рафес, с удовлетворением подчеркнул, что инициатива этой репрессии принадлежала еврейским коммунистам: они видели в ней проявление «еврейской гражданской войны» и «осуществление диктатуры пролетариата на еврейской улице». Массовые обыски были также произведены в домах видных сионистов Одессы и Харькова.
Ликвидация сионистских организаций не успела принять всеукраинского характера, так как большая часть страны была во второй половине 1919 г. завоевана Добровольческой Армией ген. Деникина. Добровольческие части отметили свой путь кровавыми еврейскими погромами, но не были заинтересованы в преследовании сионистов, как таковых. Эта «передышка» продолжалась до окончательного изгнания деникинцев в начале 1920 г.
В разгромленном и терроризованном погромами украинском еврействе стремление к эмиграции в Палестину приняло стихийный характер. В Черкассах (Киевской губ.) из 2118 опрошенных еврейских семейств 1823 ответили, что они готовятся к немедленной эмиграции; в Новоархангельске (Херсонской губ.) «вое еврейское население готово при первой возможности бросить свое местечко и выехать в Палестину». Некоторые местные сионистские группы начали создавать специальные палестинские бюро, регистрировать желающих в переселенческие кооперативы, вырабатывать уставы, собирать деньги.
В середине 1919 года борьба против сионизма приняла более активный характер и в Великороссии, где еврейская коммунистическая печать давно жаловалась на «непонятную терпимость» к сионистам со стороны центральной советской власти. Предвидя возможность такого нажима, Центральный Комитет Сионистской Организации в начале июля 1919 г. обратился к Всероссийскому Центральному Исполнительному Комитету СССР (ВЦИК) с просьбой о легализации. Полученный 21-го июля ответ был успокоителен, но уклончив: так как ни ВЦИК, ни Совнарком не объявили сионистскую партию контрреволюционной и так как ее культурная и воспитательная деятельность не противоречит решениям Коммунистической Партии, ВЦИК, не видя нужды в специальной легализации, предписывает всем советским органам не препятствовать деятельности сионистской партии. Это означало полулегальное существование, не исключавшее административной репрессии.
1-го сентября Чека опечатала центральное сионистское бюро в Петрограде, арестовала его руководителей, конфисковала документы и 120.000 рублей и закрыла центральный сионистский орган «Хроника Еврейской Жизни». На следующий день аресты были произведены в Москве.
После этого были закрыты «Гаом» в Москве и «Рассвет» в Петрограде. В Витебске, Саратове и других городах тоже имели место аресты. Однако, административная практика еще не была систематична. Сионисты, арестованные в Москве, были скоро освобождены, а в ноябре Чека разрешила вновь открыть сионистское бюро в Петрограде и даже возвратила конфискованные деньги и часть документов.
По-видимому, ободренный ответом ВЦИКа и колебаниями власти, Сионистский Центральный Комитет созвал на 30 апреля 1920 г. в Москве всероссийский сионистский съезд с участием 109 делегатов и гостей. Первые два дня прошли спокойно. Но на третий день все участники были арестованы. По дороге в Чека арестованные демонстративно маршировали под звуки сионистского гимна Гатиква. Председатель Центрального Комитета Ю. Д. Бруцкус предъявил главе Чека Лацису резолюцию ВЦИКа от июля 1919 года. Тот прочел и вернул ее, прибавив: «Пусть так, но вы не получили разрешения на созыв съезда». В дополнение к этому проступку, чисто административного порядка, членам съезда вменялась в вину наличность «компрометирующих документов», «симпатии к Англии», сотрудничество с Американскими сионистами в оказании помощи адмиралу Колчаку, и общая поддержка всяких анти-советских элементов.
В половине июля, 68 арестованных были освобождены по ходатайству представителя Американского Джойнта; остальные были приговорены к принудительным работам на сроки от 6 месяцев до 5 лет, но были впоследствии освобождены, подписав обязательство впредь не заниматься сионистской работой. Тогда Сионистский Центральный Комитет постановил уйти в подполье. Было образовано нелегальное Центральное Бюро во главе с E. М. Чериковером, которое координировало деятельность местных сионистских групп; в тяжелых условиях и с частыми перерывами эта деятельность продолжалась до конца 20-х годов.
В течение июля 1920 г., третья конференция Еврейских секций категорически заявила, что теперь «нет больше абсолютно никаких оснований для сдержанности в борьбе против сионизма... Необходимо положить конец колебаниям в официальном отношении к альгемейне сионистской партии... не колеблясь также в отношении социалистической фразеологии Цеирей Цион и Сионистов-социалистов». Этот призыв к выдержанному антисионистскому курсу нашел сочувственный отклик на советских верхах. Для коммунистической партии сионизм, — хотя и непосредственно не связанный с внутренне-российскими политическими проблемами и уж, конечно, не претендующий на захват власти — был инородным телом в общей структуре советского строя, предлагавшим русскому еврейству альтернативу эмиграции в Палестину. Поэтому элиминирование сионизма совпадало с общей политикой режима. У евсекции были развязаны руки. В ее распоряжение был предоставлен — хотя и с некоторыми ограничениями, — весь карательный аппарат власти.
Состав самой евсекции к тому времени значительно изменился количественно и качественно. В 1918 г. она состояла из сравнительно немногочисленной кучки «старых» коммунистов-евреев, но ко второй половине 1920 г. создалась совершенно новая конъюнктура. Левое крыло расколовшегося Бунда (Комбунд) и Фарейнигте (Комфарейнигте) слились в Комфарбанд. Кадры евсекции были значительно усилены приливом неофитов коммунизма. Закаленные годами борьбы с сионизмом во всех его проявлениях, эти «новые евсеки» принесли с собой твердую решимость искоренить сионистскую крамолу. Они не были в состоянии добиться этого собственными силами в до-большевистскую эпоху: теперь они твердо рассчитывали на активную и решающую помощь правительственного аппарата. «Мы были до сих пор слишком великодушны и мягки... в отношении шовинистической сионистской организации и ее органов», писала 15 мая 1920 г. одесская газета «Дер Штерн». «Пришло время придать гражданской войне на еврейской улице форму решительных действий, а не бумажных резолюций». «Решительные действия» не замедлили последовать: среди одесских сионистов были произведены массовые обыски и аресты. В ряде университетских центров студенты-сионисты исключались из высших учебных заведений, как «чужеродный идеологический элемент». Спортивные организации «Маккаби» были поставлены под постоянное наблюдение и подозрение.
Однако, этот антисионистский нажим был и не повсеместен и недостаточно суров.
