Б КОВАЛЕВ - Нацистская оккупация и коллаборационизм в России, 1941—1944

В современной западногерманской исторической науке в последнее время закрепился тезис о том, что нацисты во многом проиграли эту войну из-за излишней жестокости оккупационного режима, недальновидности Гитлера и полного игнорирования интересов местного населения, особенно в сфере образования74.

Приведённые факты опровергают это. Война Советского Союза с фашистской Германией являлась борьбой двух систем, двух держав, двух народов. И ни одна социальная группа в нашей стране несмотря на хорошо организованную систему идеологической обработки не пошла на службу к врагу.

Активизация боевой деятельности партизан и подпольщиков позволила им осуществить более дифференцированный подход к пропагандистским акциям. Появились листовки, обращенные конкретно к учительству. В них говорилось о том, что «гитлеровцы пытаются вытравить из сознания нашего народа всё русское, опустошают его душу, заливают ядом фашистской пропаганды наших детей…»75. Учителей призывали воспитывать в детях чувство любви к своей Родине, к своему народу, к русской национальной культуре. Кроме того, народные мстители помогали мирному населению скрываться от немцев в лесах, в специальных лагерях, и организовывали там школы.

Можно сделать вывод, что в молодежи нацисты видели одновременно и своих потенциальных союзников, и наиболее опасную силу для своего режима. С одной стороны, захватчики понимали, что люди, выросшие в России после 1917 года, испытали на себе сильнейшее влияние советской пропаганды, но при этом сотрудники ведомства Геббельса надеялись, что после определенной идеологической обработки, из подрастающего поколения на оккупированной территории удастся подготовить покорных проводников «новых порядков».

Именно поэтому все образовательные учреждения находились под жестким контролем различных нацистских оккупационных служб.

В условиях перелома в ходе боевых действий на фронтах Великой Отечественной войны в пользу Советского Союза, во второй половине 1943 г., власовцы также попытались использовать в своих целях учителей и учеников русских школ.

Лишь незначительная часть педагогов и их воспитанников встала на путь предательства. Это объясняется не только победой Красной Армии на фронтах Великой Отечественной войны и, как следствие этого ещё большей степенью воздействия советской пропаганды, но и безусловным недоверием русского населения к политике оккупантов в сфере народного образования, хотя на протяжении всей своей деятельности коллаборационисты утверждали обратное76.

Деревенским учителям часто удавалось организовывать учебный процесс на неподконтрольной немцам территории. В качестве учебных пособий использовались как старые советские учебники, так и партизанская печать: газеты и листовки.

После освобождения оккупированных территорий школы вновь вошли в общую систему Наркомпроса.

1 ГАНПИНО. Ф. 260. Оп. 1. Д. 139. Л. 62.

2 АУФСБСО. Д. 27112-С. Л. 13.

3 АУФСБНО. Д. 1/7256. Л. 38.

4 ГАБО. Ф. 2608. Оп. 1. Д. 28. Л. 16.

5 ГАНО. Ф. Р-808. Оп. 1. Д. 16. Л. 22.

6 ЦГАИПД.Ф.0-116.Оп.9.Д.131.Л.З,

7 Пятигорское эхо. 1942 г. 18 октября.

8 Беликов Г. Оккупация. С. 104.

9 Ликер Г. Застольные разговоры Гитлера. С. 198–199.

10 ГАБО. Ф 2608. Оп 1. Д. 14. Л. 192.

11 Г. Беликов. Оккупация. С. 104.

12 ГАОО. Ф. Р-345. Оп. 1. Д. 32. Л. 3.

13 ЦГАИПД.Ф.0-116.Оп.9.Д.681.Л. 1. *

14 ГАНО. Ф. Р-808. Оп. 1. Д. 16. Л. 16.

15 ГАБО. Ф. 2521. Оп. 1.Д.З.Л.61.

16 ГАНПИНО.Ф.260.Оп.1.Д.161.Л.59.

17 Там же. Ф. 1667. Оп. 2. Д. 416. Л. 27.

18 АУФСБНО. Д. 1/3986. Л. 20.

19 Там же. Д. 1/7256. Л. 90.

20 Там же. Л. 64.

21 Там же. Д. 1 А/14519. Л. 48 об.

22 Там же. Л. 121.

23 Там же. Л. 46.

24 АУФСБНО. Д. 1/7256. Л. 37.

25 Там же. Л. 39.

26 АУФСБСО. Д.9856-С. Л. 16 об.

27 Там же. Л. 17.

28 СРАФУФСБСПбЛО. Д. 43-508. Л. 56.

29 АУФСБСО. Д. 9856-С. Л. 17.

30 ГАБО. Ф. 2608. Оп. 1. Д. 32. Л. 7.

31 Там же.

32 Там же. Д. 6. Л. 9. Z

33 Там же.

34 АУФСБСО. Д.27112-С. Л. 14 об.

35 ГАБО. Ф. 2521. Оп. 1. Д. 4. Л. 2. t

36 Новый путь. 1942.13 августа.;

37 Там же.

38 ГАБО. Ф. 2608. Оп. 1. Д. 32. Л. 109.

39 Там же. Ф. 2521. Оп. 1. Д. 4. Л. 2.

40 Там же.

41 ГАОО. Ф. Р-159. Оп. 1. Д. 8. Л. 16.

42 Речь. 1942.29 июля.

43 ГАОО. Ф. 2608. Оп. 1. Д. 32. Л. 7.

44 ЦГАИПД. Ф. 0-116. Оп. 9. Д. 131. Л. 7.

45 ГАОО.Ф.345.Оп. 1.Д. 15.Л.2.

46 ЦГАИПД.Ф.0-116.Оп.9.Д.131.Л.13.

47 ГАБО.Ф.2608.Оп. 1.Д.6.Л.9.

48 Картотека «Z» оперативного штаба «Рейхсляйтер Розенберп>. Ценности культуры на оккупированных территориях России, Украины и Белоруссии (1941–1942). С. 18. L

49 СРАФУФСБСПбЛО. Д. 1464. Л. 115.

50 ГАОО. Ф. 345. Оп. 1. Д. 15. Л. 5.

51 ГАБО. Ф. 2608. Оп. 1. Д. 14. Л. 192.

52 АУФСБНО. Д. 1/7256. Л. 212.

53 Там же. Л. 190.

54 См. ЦГАИПД. Ф. 0-116. Оп. 9. Д. 668.

55 См. ЦГАИПД. Ф. 0-116. Оп. 9. Д. 1301.

56 АУФСБНО. Д. 1/3986. Л. 168.

57 Там же. Л. 176.

58 ГАБО. Ф. 2608. Оп. 1. Д. 32. Л. 7.

59 СРАФ УФСБСПбЛО. Д. 43-508. Л. 78.

6 °Cтавропольское слово. 1942.8 ноября.

61 Речь. 1942. 3 апреля.

62 ГАОО. Ф. 345. Оп. 1. Д. 15. Л. 15.

63 Там же. Л. 16.

64 АУФСБСО. Д. 27112-С. Л. 13 об.

65 ГАБО. Ф. 2521. Оп. 1. Д. 4. Л. 53.

66 Там же.

67 Там же. Л. 59.

68 ГАОО. Ф. Р-345. Оп. 1. Д. 32. Л. 46.

69 ГАНПИНО. Ф. 260. Оп. 1. Д. 191. Л. 36.

70 АУФСБНО. Д. 1/7256. Л. 212.

71 Там же. Д. 1/7276. Л. 35.

72 Там же. Д. 1/7271. Л. 3.

73 АУФСБСО. Д. 27112. Л. 15.

74 ХассГ. О немецкой оккупационной политике в областях перед Ленинградом. 1941–1944 гг.: Доклад// Проблемы истории блокады и битвы за Ленинград. Международной конф. 18–19 января. СПб. 1994.

75 ЦГАИПД. Ф. 0-116. Оп. 9. Д. 1223. Л. 54.

76 ГАНПИНО. Ф. 1667. Оп. 2. Д. 136. Л. 88.

Своего негативного отношения к церкви и ее служителям большевики никогда не скрывали. На протяжении 20-30-х годов шел процесс насильственной атеизации населения. Хотя Конституция СССР 1936 года гарантировала свободу совести, на практике это практически никогда не соблюдалось. Борьба с «религиозными пережитками» проводилась самыми жескими и безнравственными способами. В стране осуществлялась планомерная политика физического и морального уничтожения как религиозных памятников, так и религиозного духа. Практически все российские города и села оказалась в числе пострадавших от беспощадной борьбы с «религиозными пережитками». Десятки церквей, костелов, кирх были взорваны, колокола с них отправлены на переплавку. Немногочисленные действующие храмы душились непосильными налогами. Советское и партийное начальство во всеуслышание заявляло, что водка и драки — это несоразмеримо меньшее зло, чем религия1.

Нередко бывало так, что под одной крышей одновременно проходили религиозные службы и занятия союза воинствующих безбожников. В книге известного немецкого генерала Гейнца Гудерйана «Воспоминания солдата» так описывается Смоленский кафедральный собор в первые часы оккупации города нацистами: «При входе посетителю бросался в глаза антирелигиозный музей, размещенный в центральной части и левой половине собора… Во внутренней части помещения стояли восковые фигуры в натуральный человеческий рост, показывающие в утрированном виде, как буржуазия эксплуатирует и угнетает пролетариат. Правая половина церкви была отведена для богослужения»2.

Перед войной во Пскове не осталось ни одного действующего храма. Последнее прибежище верующих, маленькую кладбищенскую Дмитриевскую церковь, располагавшуюся за городом, закрыли в апреле 1941 года и передали под склад3.

Всё это оскорбляло и унижало чувства тысяч верующих. Русское население, в особенности проживающее в сельской местности, к 1941 году оставалось в большинстве своем религиозным. Начавшаяся война ещё сильнее обострила это чувство.

Что касается руководства фашистской Германии и национал-социалистической партии, то еще в 1921 году Альфред Розенберг во время встречи с русскими монархистами обсуждал план создания кадров священников для будущей России4.

После того как национал-социалисты пришли к власти, они потребовали, чтобы во главе православной епархии в Германии стоял немец. Таковой нашелся в лице архиепископа Серафима (Ладе). После начала Второй мировой войны он был возведен в сан митрополита. Нацисты называли его «вождем всех православных в третьей империи и во всех контролируемых ею территориях». Но Серафим не смог сыграть сколь-либо активной роли в церковной жизни оккупированных районов Советского Союза. Во многом это можно объяснить позицией рейхсминистра Восточных территорий Розенберга. К этому времени он стал воинствующим атеистом, ненавидящим христианство. Его книга «Миф XX века» была в числе запрещенных католической церковью. Он презирал все русское и славянское до такой степени, что православие считал всего лишь «красочным этнографическим ритуалом». Поэтому, по его мнению, германская администрация должна была относиться к таким обрядам терпимо и даже поощрять их как средство, обеспечивающее повиновение покоренного славянского населения5.