Для новой серии, учитывая горький опыт, мы настояли на разработке новой высокоинформативной радиолинии в сантиметровом диапазоне. Бортовая аппаратура этой радиолинии работала на параболическую остронаправленную антенну. В промежутках между редкими сеансами по этой радиолинии в любое время можно было воспользоваться связью по линии дециметрового диапазона, использовавшей малонаправленные антенны. Для связи в неориентированном режиме была разработана заново «аварийная» система метрового диапазона, работавшая на всенаправленные антенны.
Каждый из аппаратов состоял из двух отсеков. Унифицированный орбитальный отсек содержал аппаратуру связи и управления, одинаковую для Марса и Венеры. Специальный отсек начинялся научной аппаратурой, определенной пожеланиями планетологов. Для аппаратов, имевших задачу попадания в планету, вместо специального отсека предусматривалась установка спускаемых аппаратов, конечно, различных для Венеры и Марса.
Аппараты с индексами 2МВ-1 и 2МВ-3 предназначались для посадки, а 2МВ-2 и 2МВ-4 – для исследования планет с пролета. На «пролетных» аппаратах устанавливались фототелевизионные устройства.
Для повышения надежности и гарантированного теплового режима оптические датчики были из внешнего вакуума перенесены внутрь служебного отсека. Автоматику управления всем бортовым комплексом мы изъяли из ведения Малахова и передали как самостоятельную задачу специалистам в отдел Карпова, в котором главным электриком был «свой» Калмыков (мы отличали «своего» Виталия Калмыкова от министра Валерия Дмитриевича Калмыкова).
На этих же новых АМСах установили ПВУ нашей разработки с поэлементным дублированием. Создатели этого прибора впоследствии гордились тем, что «главные конструкторы приходят и уходят», а их ПВУ продолжали использовать для всех последующих модификаций АМСов.
Наконец был учтен неудачный опыт перенесения на полигон заводского сборочно-испытательного цикла. Все же времени было больше, и основные испытания успели завершить в КИСе завода.
К началу испытательных работ на полигон снова слетелась уже обстрелянная и сработавшаяся компания. Очень важно, что люди теперь понимали друг друга гораздо лучше. Личная совместимость способствовала обеспечению технической совместимости систем.
Не буду загружать читателя воспоминаниями подробностей подготовки пусков.
Носители 8К78 усилиями двух заводов – нашего в Подлипках и «Прогресса» в Куйбышеве – были изготовлены, заранее доставлены на полигон и лежали испытанными, а не «стояли в очереди» на испытания.
В августе, как было предусмотрено, начались пуски 2MB в сторону Венеры.
25 августа пятый по счету четырехступенчатый носитель 8К78 с АМСом 2МВ-1 № 3 массой 1097 кг нормально отработал тремя ступенями. Телеметристы на корабле в Гвинейском заливе научились быстро распознавать по телеметрии состояние систем блока «Л». На этот раз пришло вначале успокоительное сообщение, что двигатель блока «Л» включился по программе, а вскоре тревожное сообщение – двигатель работал всего 45 секунд. Блок «Л» оказался не стабилизированным – авария отнесена на счет системы управления.
27 августа новый председатель Госкомиссии Леонид Смирнов, принявший от Устинова пост председателя ВПК, сообщил нам, что американцы запустили в сторону Венеры аппарат «Маринер-2». Перечень научных исследований, поставленных перед «Маринером-2», почти совпадал с нашим.
Не дожидаясь детального разбора причин неудачи предыдущего пуска – времени просто физически не хватало, – мы осуществили 8 сентября в сторону Венеры пуск следующего объекта 2МВ-1 № 4. Снова вымпелу не суждено было дойти до поверхности Венеры. На блоке «Л» не открылся клапан подачи горючего в камеру сгорания разгонного двигателя.
Последний из трех венерианских аппаратов был пущен 12 сентября. Это был 2МВ-2 № 1. Двигатель блока «Л» проработал всего 0,8 секунд и отключился из-за нестабилизированного режима. Снова вина пала на систему управления разработки Пилюгина.
Правда, в последнем пуске более детальное исследование показало, что по главной команде выключения двигателя блока «И» – третьей ступени – прошло сильнейшее возмущение и блок «Л» – четвертая ступень – интенсивно закрутился. При этой закрутке воздушный пузырь в баках переместился к заборным горловинам, и двигатель блока «Л» не запустился.
Итак, венерианский сезон 1962 года бесславно закончился. Все три пуска были аварийными по вине четвертой ступени. Мы не получили возможности проверить работоспособность космических аппаратов хотя бы на первых миллионах километров межпланетных траекторий. Сколько сил затрачено на разработку, изготовление, доработку, испытания и переиспытания АМСов – и все напрасно?
Однако долго горевать не было возможности. Наступали марсианские сроки. Аппараты 2MB марсианского варианта грузились в самолеты и один за другим летели на полигон. Снова начались бессонные испытательные ночи в МИКе на второй площадке.
15 октября 1962 года в 23 часа я с основной группой испытателей вылетел из Внуково в одну из самых напряженных, интересных и насыщенных событиями экспедиций.
После штурма Венеры были проведены всяческие мероприятия по повышению надежности блока «Л». Однако Воскресенский, тщательно разобравшись в причинах неудач и проведенных по ним мероприятий, в доверительном разговоре сказал:
– Я предлагал Сергею отложить в этом году работы по Марсу. Нам хлопот и так выше головы. Но он меня не слушает. «Богиню любви» мы не одолели. Думаю, что с «богом войны» не справимся и подавно.
– Наша задача, – возражал я, – прокладывать путь. Пионеры не всегда достигали цели, но идущие за ними вслед были им благодарны.
На полигон прилетели Смирнов, Келдыш, Ишлинский, Рязанский, Кузнецов, Богомолов, Раушенбах, Шереметьевский, Керимов и все временно отпущенные «по домашним обстоятельствам» наши разработчики, испытатели и ответственные представители смежных организаций.
Снова в который раз, несмотря на цепочку неудач, установилась уже привычная атмосфера полигонного быта, в которой нет других интересов, кроме непрерывной работы. Есть небольшие радости – это, прежде всего, общение друг с другом совсем недавно расставшихся друзей. Шутки на работе, а чаще всего в столовой, по дорогам в МИК и на «десятую площадку» – в город. Столько неудач, но никакого уныния.
По предварительному графику распределили три пуска: 24 октября – 2МВ-4 № 3 (пролет вблизи Марса), 1 ноября – 2МВ-4 № 4 (пролет вблизи Марса), 4 ноября – 2МВ-3 № 1 (вариант на попадание).
Мероприятия, проведенные на блоке «Л», потребовали уменьшения массы АМСов. Это мы переживали очень болезненно, потому что во многом обесценивалась главная задача межпланетного полета.
Итак, 24 октября состоялся пуск в сторону Марса. С космического аппарата была снята «вся наука», но зато блок «Л» был богато оснащен средствами контроля и измерений. В положенное время радиовидимости на кораблях, находившихся в южной Атлантике, телеметрия зафиксировала нормальное включение двигателя блока «Л», но через 17 секунд произошел взрыв турбонасосного агрегата. Так доложили находившиеся на кораблях Райков и Семагин. Оба были достаточно опытны, чтобы не ошибиться в диагнозе.
Никакой связи между событиями на блоке «Л» 8К78 и боевой ракетой Р-9 – 8К75 не было. Тем не менее, согласно правилу «беда не приходит одна» рядом со стартом 8К78 на 51-й площадке 27 октября произошел взрыв ТНА ракеты Р-9.
29 октября заседала Госкомиссия. Слушали доклад главного двигателиста ОКБ-1 Михаила Мельникова, который излагал свою версию взрыва на блоке «Л», основываясь на сообщениях Райкова и телеметрической информации, полученной с кораблей «Долинск» и «Краснодар». Доклад был успокаивающий: «В ТНА, по всей вероятности, попала посторонняя частица. Взрыв ТНА – чистая случайность. Пуски следует продолжать». Ох уж эти посторонние частицы! С их помощью удавалось объяснить, при необходимости, любые аварии.
Мы продолжали. 30 октября вывезли на старт носитель с АМСом 2МВ-4 № 4, а в МИКе испытывали последний 2МВ-3 № 1.
31 октября утром я ушел на Госкомиссию. Перед этим не спавшие всю ночь Виталий Калмыков и его друг Куянцев доложили, что по метровой – аварийной – линии не проходят команды в спускаемый аппарат. Богуславский остался с ними разбираться. В перерыве заседания комиссии я сбегал в зал и – «ура!» – по «метрам» дефект устранили, команды идут! К обеду испытания последнего аппарата были закончены, мы отправили его в барокамеру, а сами решили два часа соснуть.
1 ноября был ясный холодный день, дул сильный северный ветер. На старте шла подготовка к вечернему пуску. Я забежал после обеда в домик, включил приемник, убедился в его исправности по всем диапазонам. В 14 часов 10 минут вышел на воздух из домика и стал ждать условного времени. В 14 часов 15 минут при ярком солнце на северо-востоке вспыхнуло второе солнце. Это был ядерный взрыв в стратосфере – испытание ядерного оружия под шифром К-5. Вспышка длилась доли секунды.
