Согласно Горсею, 18 марта 1584 г. государю стало легче. Это был именно тот день, который указали астрологи для его смерти. Бельский напомнил, что их ожидает. Те ответили, что день еще не прошел. Приняв ванну, Иван попросил шахматную доску. За несколько дней до того, по его приказанью, были разосланы грамоты по монастырям помолиться за его грехи. Тут же он и сам молил Бога отпустить монашествующей братии ее прегрешения перед ним, государем. Эти документы сохранились в целости до нашего времени. Из них видно, что Грозный даже на своем смертном одре одновременно заботится как о спасении своей души, так и о достижении известных политических целей. Предание говорит, что перед своей кончиной Иван проявил необыкновенную мягкость ко всем окружающим. Своего сына Федора он убеждал царствовать благочестиво, с любовью и милостью, избегать войны с христианскими государствами. Он завещал ему уменьшить налоги, освободить пленных и заключенных. При всем этом, его порочная природа до конца не переставала выставлять свои требования. Одерборн уверяет, что умирающий царь в своей похоти посягнул даже на свою невестку Ирину, к которой он постоянно проявлял истинно отеческую нежность.
С полной достоверностью мы можем установить только дату смерти Ивана и некоторые обстоятельства, сопровождавшие ее. Царь пригласил Бориса Годунова сыграть с ним в шахматы и сам уже начал расставлять фигуры по доске, как вдруг почувствовал себя дурно. Спустя несколько минут он уже хрипел в агонии. Так исполнилось предсказание астрологов. По желанию Ивана, после совершения над ним предсмертных обрядов, он принял монашество. Он назвался Ионой и оставил своему сыну Федору царский венец, а Борису Годунову государственную власть.
Таков был первый царь всея Руси. Заканчивая свой труд, я постараюсь несколько ярче обрисовать его образ, хотя это трудно сделать благодаря окутывающей его мгле и неясности прошлого.
II. Характер и темперамент
Недостаток достоверных свидетельств позволяет нам только приблизительно наметить внешний облик Ивана. По показаниям русских современников, он был сухощав. Иностранцы изображают его полным человеком. Быть может, такое различие взглядов зависело от несходства мерил, принятых теми и другими. Русские люди того времени отличались таким дородством, которое было несвойственно иностранцам. О росте Ивана все свидетельства сходны. Он был очень высок, хорошего сложения, с широкой грудью. В Троице-Сергеевом монастыре хранится кафтан, по преданию принадлежавший Грозному. Глаголев недавно произвел измерение его. Полученные данные говорят не в пользу приведенной характеристики.[54] Что касается черт лица Ивана, то в нашем распоряжении имеются лишь портреты весьма сомнительной подлинности. Они не могут служить для нас надежным основанием. По свидетельствам, он имел длинный, выгнутый нос, небольшие, но живые глаза голубого цвета, с проницательным взглядом. Он носил большие усы и густую рыжеватую бороду, которая заметно поседела к концу его царствования. Голову свою он брил. «Capillos capitis utque plerique Rutheni novacula radit», говорит фон Бухау.
Наибольшее количество сведений мы имеем о второй половине царствования Ивана. В эту пору все свидетельства отмечают у него мрачное, угрюмое выражение лица, что однако не мешало ему часто разражаться громким хохотом. Но здесь мы уже касаемся нравственной стороны этого человека, который так и останется загадкой, несмотря на все попытки раскрыть его душу.
Иван был человеком энергичным до тирании и робким до трусости, гордым до безумия и способным поступаться своим достоинством до низости. Он был умен и мог говорить и делать глупости. Непонятно, зачем он оскорбляет короля Эрика в то самое время, когда добивается его дружбы. Он может называть себя «псом смердящим» и вместе с тем коснеть в тех пороках, которые оправдывают этот эпитет. Некоторые пробовали найти разрешение этих противоречий в одной из новых дисциплин, открытия которой пользуются, быть может, чисто эфемерной славой. Отец и дед Ивана, по-видимому, были людьми уравновешенными. Но прадед его Василий Темный был слаб как умом, так и волей. Мать его Елена Глинская отличалась болезненностью. Отцу его было уже 50 лет, когда у него родился наследник. Бабка его Софья Палеолог происходила из фамилии, в которой всегда сказывалась предрасположенность к нервным заболеваниям. Брат Ивана Юрий страдал слабоумием. У самого Грозного детей было в три раза меньше, чем жен. Первенец его умер еще младенцем. Второй сын, жестокий и кровожадный Иван, был убит отцом. Третий, Федор, был полуидиотом, о Димитрии ходили слухи, что он был болен падучей…
Не трудно угадать вывод из всех этих данных. Грозный был дегенератом или одним из тех параноиков, психологию которых изучал Ломброзо.
Самое слабое место этого заключения состоит в том, что оно ничего не объясняет. Еще задолго до итальянского психиатра Ревелье Париз (1834) и Шиллинг (1863) пытались доказать, что гениальный человек всегда является невропатом, а часто и совсем душевно больным субъектом. Эту теорию, впрочем, можно найти еще у более старинных авторитетов – от Паскаля до Аристотеля. Сравнительно недавно один аргентинский ученый[55] поведал нам, что все великие люди его родины были алкоголиками, нервнобольными или помешанными… Для Ломброзо и его последователей совершенно ясно, что гений Наполеона является ни чем иным, как формой эпилептического невроза. Но этот вывод нам ничего не дает. Эпилептический невроз – это просто этикетка, ничего не объясняющая. Мы видим, что между таким дегенератом, как Наполеон, и таким, как Иван, существует громадная разница. Во всех поступках первого мы замечаем логическую последовательность, что отсутствует у второго. Наполеон, если он даже безумец, может действовать вполне разумно; Грозный слишком часто проявляет внешние признаки душевной болезни. Сама по себе гипотеза об однородном психическом недуге у обоих героев вовсе не разрешает нашей проблемы, а только обходит ее.
В попытках истолкования характера и темперамента Грозного есть существенное заблуждение. К нему подходят совершенно так же, как к любому из наших современников. Применяемые к его изучению приемы вырывают его личность из родной ему исторической среды. Известно, какими чертами отличался Людовик XI. Попробуйте перенести его в условия XIX или XX в. Мог ли бы теперь такой осторожный король попасть в ловушку в Перроне? Мог ли бы теперь такой дальновидный политик дать увлечь себя к стенам Льежа, чтобы принять участие в разрушении города, которому он же сам оказывал покровительство? Очевидно, этого теперь бы не было. Но почему тогда он совершил это двойное безрассудство? Во втором случае поведение его было позорно. Людовик XI был сыном своего времени, представителем полуварварского общества, где даже у наиболее развитых людей проявлялся недостаток духовной координации и нравственной дисциплины. Эти свойства являются плодом векового культурного развития. Людовик, как и большинство его современников, был импульсивной натурой. Это качество теперь наблюдается лишь у более эксцентричных субъектов. Попробуйте с этой точки зрения взглянуть на личность и деятельность Грозного. Это сразу подвинет нас к должному разрешению вопроса.
Иван действовал еще чаще, чем Людовик XI, как импульсивная натура. В некоторых его поступках сказывались влияния его среды или событий; в других он следовал внутренним побуждениям, заложенным в нем природой и внушенных ему воспитанием. Как и дед, Иван был умен, но более экспансивен. Он был так же энергичен, но менее тверд. Ко всем этим свойствам он унаследовал пылкую душу от своей матери Елены Глинской. Часто Иван действовал порывисто. Но создателя опричнины нельзя упрекнуть в недостатке воли или логической последовательности. Я уже показал неосновательность мнения, что Грозный всегда передавал власть в руки других лиц, не умея пользоваться ею сам. Сильвестр и Адашев так же мало были правителями в 1548–1560 г., как и царь Симеон в 1575–1576 г. Это, конечно, нисколько не мешало царю изображать из себя жертву своих любимцев, а во втором случае разыгрывать комедию с жалким подобием государя.
Иван был до такой степени вспыльчив, что при малейшем раздражении «покрывался пеной, как конь», по выражению фон-Бухау, самого достоверного из всех свидетелей. Часто он не умел сдерживаться и владеть собой. Но часто он проявлял удивительную изворотливость, что видно в борьбе с Баторием. На поле битвы он оставляет свое государство на произвол. Зато на дипломатическом поприще упорно оспаривает победы своего противника. Здесь он не брезгует никакими средствами.
Я уже говорил, каково было воспитание Грозного. В детстве он не знал любви и даже не пользовался должным вниманием. Он жил всегда под страхом насилий. Неудивительно, что в нем развилась некоторая робость, выражавшаяся то в недоверии собственным силам, то в нервной слабости перед лицом опасности. Однако тот, кто 20 лет боролся с разными Курбскими в своем государстве, не был трус душой. Из того же источника Грозный вынес презрение к человеку, часто принимавшее форму ненависти. Воспитатели Ивана потворствовали его низменным инстинктам и оскорбляли его лучшие чувства. Таубе и Крузе с убеждением говорят о его «коварном сердце крокодила». Грозный был лукав и зол. В детстве его обижали и глумились над ним. Всю свою жизнь он старался отплатить людям за эти унижения. Отсюда его безумная страсть издеваться над людьми, когда он не мог или не хотел мучить их другими способами. Он испытывал острое наслаждение, сбивая их с толку и упиваясь сознанием своего превосходства при виде их растерянности. Жалость или сочувствие в нем совершенно отсутствовали. Этим он напоминает Петра Великого. Подобная черта развилась у обоих под влиянием сходных причин. Прочтите те строки, которые Иван пишет Курбскому после победоносного похода: «Ты писал, что я тебя послал в немилости в дальние города… С Божьей помощью мы еще дальше пришли!.. Где ты думал найти покой после трудов? в Вольмаре? Мы уже дошли и туда. Пришлось тебе дальше убегать»…
