в 1939 году под заголовком «Из воспоминаний об Ильфе» — как предисловие к изданию «Записных книжек» Ильфа. 13 апреля 1942 года напечатан под тем же заголовком еще один фрагмент, подготовленный к публикации в связи с пятилетней годовщиной смерти Ильфа. А в 1967 году ежемесячник «Журналист» поместил в шестом номере планы и наброски книг «Мой друг Иля» и «Мой друг Ильф» [7].
Если верить мемуарным свидетельствам, сюжет романа и саму идею соавторства Ильфу и Петрову предложил Катаев. По его плану работать надлежало втроем: Ильф с Петровым начерно пишут роман, Катаев правит готовые главы «рукою мастера», при этом литературные «негры» не остаются безымянными — на обложку выносятся три фамилии. Обосновывалось предложение довольно убедительно: Катаев популярен, его рукописи у издателей нарасхват, тут бы и зарабатывать как можно больше, сюжетов хватает, но преуспевающему прозаику не хватает времени, чтоб реализовать все планы, а брату и другу поддержка не повредит. Не позднее сентября 1927 года Ильф с Петровым начинают писать «Двенадцать стульев». Через месяц первая из трех частей романа готова, ее представляют на суд Катаева, однако тот неожиданно отказывается от соавторства, заявив, что «рука мастера» не нужна — сами справились. После чего соавторы по-прежнему вдвоем пишут.
Согласно Петрову роман писали в одной из комнат редакции газеты «Гудок», потому что собственных кабинетов у соавторов еще не было. Начинали вечером, когда другие сотрудники уже покинули редакционные помещения. Все же, несмотря на трудности, роман был завершен: «И вот в январе месяце 28 года наступила минута, о которой мы мечтали. Перед нами лежала такая толстая рукопись, что считать печатные знаки пришлось часа два. Но как приятна была эта работа!»
Роман действительно получился объемный — в трех частях, каждая примерно по семь авторских листов. А в каждом авторском листе соответственно сорок тысяч «печатных знаков», включая пробелы.
Беловой экземпляр рукописи, по словам Петрова, был единственным. Потому Ильф, возможно, шутки ради, «взял листок бумаги и написал на нем: “Нашедшего просят вернуть по такому-то адресу”. И аккуратно наклеил листок на внутреннюю сторону обложки».
После чего соавторы покинули редакцию «Гудка». Далее Петров отметил: «Шел снег, чинно сидя в санках, мы везли рукопись домой. Но не было ощущения свободы и легкости. Мы не чувствовали освобождения. Напротив. Мы испытывали чувство беспокойства и тревоги. Напечатают ли наш роман?»
История на удивление странная и противоречивая.
Получается, что в январе 1928 года соавторы, завершив работу, еще сомневались, напечатают ли роман, и в том же январе началась публикация. Такое было невозможно — в силу полиграфической специфики.
Рукопись не готовилась к печати сама собою, а цикл редакционной подготовки объемистого романа был в 1927 году довольно трудоемок и продолжителен. В журнале, прежде чем главный редактор принял бы решение, хоть кому-нибудь следовало ознакомиться с рукописью, потратить не один день. И цензурные инстанции пройти надо было, где роман обычно читали. Здесь опять недели мало. Кроме того, цензорам полагалось машинописный экземпляр представлять, чтоб им удобнее было читать и вносить правку. Стало быть, рукопись еще перепечатать нужно было. Потом, если принято окончательное решение, машинописный экземпляр — с правкой цензора, если была, — полагалось читать журнальному редактору, непосредственно отвечавшему за материалы своей рубрики. И правку, что внес редактор, надлежало с авторами согласовать. После чего редакционная машинистка перепечатывала заново правленый и согласованный экземпляр. Далее рукопись читал корректор. Правил, согласовывал, и опять рукопись перепечатывали. В обычном темпе опять за неделю не успеть. Наконец, есть ведь и журнальный план. Содержание каждой рубрики, ее объем, да и в целом макет выпуска планировались не менее чем за месяц-полтора. Коррективы порою бывали неизбежны, если поступали «срочные» срочные материалы, но и тут запросто не вставили бы в готовый номер несколько романных глав с иллюстрациями. Кстати, и художнику нужно было время, чтобы прочитать роман и подготовить иллюстрации, причем речь идет опять о неделях. Еще и время на типографские работы учесть следует. Беловой вариант машинописи отправляли в типографию, после чего «набранную» рукопись получала редакция для сверки. И правки, если нужна была. Сверенный вариант отправляли в типографию. Там, если нужно было, опять вносили правку. Затем набранный текст верстали по формату журнальных страниц — с иллюстрациями. Верстку отправляли в редакцию на сверку и т. д. Неделей опять не обойтись — технология.
Вывод ясен: даже если б история, описанная Петровым, произошла 1 января, а редакция журнала получила бы рукопись на следующий день, все равно роман в январском номере не печатался бы. Слишком много препятствий. Причем таких, которые можно заметить, не заглядывая в рукописи [8].
Если заглянуть, сомнений вообще не останется. Беловая рукопись — автограф Петрова — была отдана на перепечатку. Соавторы не владели тогда техникой машинописи. С учетом объема романа понятно, что машинистка работала недели полторы — минимум. Далее соавторы сверяли рукописный и машинописный экземпляры, вносили правку. Стало быть, когда за машинописный экземпляр принялся редактор, прошло не менее двух недель с момента завершения романа. И редактор потом тоже изрядно поработал — судя по тексту первой публикации. Нет, если б все было, как рассказывал Петров, роман печатался бы с мартовского номера, не раньше.
Тем не менее журнальная публикация «Двенадцати стульев» началась именно в январе. Что отсюда следует?
Первый вариант: роман дописан не в январе 1928 года. Как минимум в октябре предыдущего.
Второй: работу соавторы закончили именно в январе 1928 года. Но редакция не позже октября 1927 года согласилась принимать рукописи глав незавершенного романа. Принятые главы успели подготовить к публикации в январском номере, остальные редактировались и печатались по мере готовности.
Рассмотрим первый вариант: роман завершен в октябре 1927 года. Соответственно, к ноябрю был готов машинописный экземпляр, потом к работе приступил редактор. Но октябрь и даже ноябрь — это вряд ли. Хронологические рамки соавторы указали на последнем листе белового автографа: «1927-28 гг.».
Как раз здесь все точно. Хронологические рамки действия в «Двенадцати стульях» — с апреля по октябрь 1927 года, и роман буквально пронизан упоминаниями тогдашних газетных новостей. Известно также, что в июне соавторы отправились в отпуск на Кавказ, а вернувшись, не только роман писали. Еще и в газете работали, на службу ходили ежедневно, публиковались регулярно. Да пусть бы и начали в июне, все равно даже к ноябрю не была б рукопись готова.
Следовательно, возможен только второй вариант: с октября 1927 года редакция, согласившись начать публикацию незавершенной книги, принимала рукописи глав по мере готовности. И соавторы передавали рукописи машинистке по мере готовности — главами.
Это опять же по рукописям проследить можно. Самая ранняя из сохранившихся редакций — автограф Петрова — содержит
