данных социологического опроса Эндрю Грили пишет: «Снижение отмечено лишь по трем категориям — посещение храма, финансовые вложения и вера в буквальное восприятие Священного Писания. Во всех трех категориях отмечен отток католиков». Причиной этого оттока, быть может, стали решения Второго Ватиканского Совета и жесткая позиция католической церкви в вопросе контроля рождаемости
{148}.
На протяжении американской истории, безусловно, случались перепады как в общей религиозности Америки, так и в приверженности американцев христианству. В известной мере эти перепады соотносятся с Великими пробуждениями середины восемнадцатого столетия, начала девятнадцатого столетия, конца девятнадцатого столетия и начала столетия двадцатого. Однако не имеется ни малейших доказательств существования тренда к понижению американской религиозности. Увеличение числа религиозных организаций, в особенности «размножение» методистских и баптистских общин в девятнадцатом столетии, наоборот, свидетельствует об ее нарастании. Между 1775 и 1845 годами произошло почти десятикратное прибавление населения Америки, а количество христианских священников на душу населения за тот же период возросло в три раза — с 1 до 3 на 1500 человек. Сравнимо с этим выросло число религиозных организаций. Как отмечено в исследовании данных очередной переписи, процент американцев, принадлежащих к той или иной церкви, вырос с 17 процентов в 1766 году до 37 процентов в 1860 году и неуклонно возрастал в дальнейшем до 62 процентов в 1980 году {149}. В начале двадцать первого столетия американцы не стали меньше приверженными вере; пожалуй, сегодня они более, чем когда-либо, идентифицируют себя с христианской религией.
«В Соединенных Штатах, — писал Токвиль, — религия… смешивается с обычаями местных жителей и общим чувством патриотизма, откуда она черпает особенную силу». Объединение религии с патриотизмом, очевидно, отразилось в гражданской религии Америки. В 1960-х годах Роберт Белла определял гражданскую религию «в самой общей форме как уникальное представление универсальной трансцендентной религиозной реальности, воспринятой — или, иначе говоря, открывшейся — через исторический опыт американского народа» {150}. Гражданская религия позволяет американцам совмещать секулярную политику и религиозное общество, «бракосочетаться с Богом и страной», придает религиозную святость патриотизму и национальную легитимность вере и тем самым примиряет потенциально конфликтные лояльности и преобразует их в лояльность религиозной стране.
Гражданская религия Америки словно благословляет то общее в американцах, что объединяет их и превращает в единую нацию. Этой религии придерживаются все американцы без исключения, вне зависимости от того, какую веру они исповедуют, христиане они или нехристиане, или агностики, как некоторые из отцов-основателей. Правда, гражданская религия несовместима с атеизмом, поскольку она является именно религией, то есть подразумевает присутствие некоего трансцендентного Существа, находящегося вне пределов человеческого мироздания.
Гражданская религия Америки зиждется на четырех принципах.
Принцип первый. Американская система управления основана на религии и неявно апеллирует к Высшему Существу. Точка зрения творцов конституции, полагавших, что республика, которую они создают, сможет выжить лишь среди религиозных людей, получила дальнейшее развитие в последующих поколениях американцев. Наши общественные институты «взывают к Высшему Существу», как выразился судья Уильям Д. Дуглас; президент Эйзенхауэр заявил, что «признание присутствия в мире Высшего Существа — первый и важнейший признак американизма. Без Бога не было бы американской формы правления и американского образа жизни» {151}. Отрицать Господа означает бросать вызов фундаментальному принципу, на котором возведено американское общество.
Принцип второй. Американцы — богоизбранный, или, если воспользоваться формулировкой Линкольна, «почти богоизбранный» народ. Америка — «новый Израиль», обладающий боговдохновленной миссией творить добро среди людей. Как заметил Конрад Черри, основой гражданской религии является убеждение «в особой судьбе Америки, отмеченной Божественным перстом» {152}. Отцы-основатели избрали девизом для новорожденной республики три латинские фразы; две из них выражают это «чувство избранности», «чувство миссии»: Annuit Coeptis (Господь с улыбкой взирает на наши дела) и Novus Ordo Seclorum (Новый порядок на века) [6].
Принцип третий. В политической жизни Америки, в ее ритуалах и церемониях доминируют религиозные аллюзии и религиозные символы. Президенты всегда приносят инаугурационную клятву на Библии и, наравне с чиновниками администрации, официально вступают в должность в тот самый миг, когда произносят фразу: «И да поможет нам Господь». Не считая Вашингтона с его речью в два абзаца, все американские президенты в своих инаугурационных речах и других выступлениях обращались и обращаются к Богу. Речи некоторых президентов, в особенности Линкольна, исполнены религиозного чувства и изобилуют библейскими цитатами. На всех американских деньгах, будь то монеты или банкноты, присутствуют восемь слов — только восемь слов: «Соединенные Штаты Америки» и «На Бога уповаем» [7]. Американцы приносят присягу «народу под Богом». Важнейшие общественные мероприятия начинаются с проповеди священника одного вероисповедания и заканчиваются благословением священника другого вероисповедания. В американской армии существует пост капеллана, а заседания Конгресса открываются молитвой.
Принцип четвертый. Национальные праздники обладают «религиозной аурой» и выступают отчасти как праздники религиозные. По сообщению Ллойда Уорнера, исторически празднование Дня памяти было «американской сакральной церемонией» {153}. То же касается и празднования Дня благодарения, президентских инаугураций и торжественных похорон. Декларация независимости, конституция, Билль о правах, Геттисбергская речь, вторая инаугурационная речь Линкольна, инаугурационное выступление Кеннеди, «Мне снилось» Мартина Лютера Кинга — все эти устные и письменные тексты сделались с течением лет сакральными и способствовали определению американской идентичности.
Слияние религии и политики в американской гражданской религии замечательно охарактеризовано в отчете Питера Стейнфельса об инаугурации Билла Клинтона в 1993 году:
«Главное событие — торжественная клятва на Библии, предваряемая молитвой и завершаемая молитвой, сопровождаемая пением гимнов и патриотической музыкой…
Эта неделя выдалась богатой на религиозные „жесты“ и действия, в которых отчетливо улавливались религиозные мотивы. Инаугурационная неделя официально началась с общенационального колокольного звона. В Университете Говарда Билл Клинтон вспоминал преподобного доктора Мартина Лютера Кинга-младшего, рассуждал о заветах Лютера и цитировал стих из Писания, которым будет завершаться президентская речь на инаугурации…
Весь день президента окружали многочисленные религиозные лидеры» {154}.
Описанная церемония мало напоминает церемонию, подходящую для светского, более или менее атеистического государства. Как заметил британский исследователь Д. У. Броган, когда дети ежеутренне читают в школах «Символ американской веры» [8], они тем самым приобщаются к религии ничуть не меньше, чем если бы начинали утро со слов: «Я верую в Господа Всемогущего» или «Нет иного Бога» {155}. Гражданская религия превращает американцев из религиозного народа со множеством вероисповеданий в нацию «с церковной душой».
Однако, если отвлечься от ее американской «принадлежности», что собой представляет эта церковь? Эта церковь объединяет протестантов, католиков, иудеев и прочих нехристиан и даже агностиков. Эта церковь, тем не