Дочковедение для пап - Найджел Латта

иногда для девочки важно именно поговорить о проблеме, а не найти выход. Конечно, время от времени вам придется заниматься и решением проблем, потому что она будет ждать этого от вас, но не делайте этого постоянно. Ей просто нужно рассказать кому-нибудь о том, что она чувствует.

3. Задавайте ей вопросы. Вопросы не только позволяют получить информацию, но и помогают установить связь между отцом и дочерью. Если вы задаете вопросы, тем самым вы показываете ей свой интерес, а это очень важно. Опять же, большинство мужчин, будучи нацеленными на практический результат, предпочитают задавать лишь такие вопросы, которые позволяют им понять проблему, после чего тут же принимаются высказывать свои идеи о том, как с ней можно справиться. Не скупитесь – спрашивайте побольше, им это нравится.

Вот и все. Просто, как раз-два-три.

Нет, конечно, я мог бы наворотить здесь гораздо больше сложностей, но мне вовсе не кажется, что в нашем мире так уж скучно жить. Вам вовсе не надо учиться говорить как девочка, но разговаривать со своей дочерью действительно необходимо; причем по большей части говорить будет она, а вам достаточно только слушать. Чем больше времени вы этому уделите, тем увереннее она будет себя чувствовать (и будет способна впоследствии справиться с триллионами испытаний, которые подкинет ей жизнь).

Отец, который временно лишился рассудка, голоса и дочери

Проговорив с семейством Бартлеттов около десяти минут, я понял, что не могу продолжать, не обратив их внимания на довольно крупное толстокожее животное, разместившееся в углу моего кабинета…

Миссис Бартлетт была юристом, мистер Бартлетт – бухгалтером, а Салли Бартлетт – кошмарным четырнадцатилетним подростком. Впрочем, она не всегда была кошмарной; можно назвать это «ситуационной кошмарностью». До одиннадцати лет Салли была вполне милой девочкой, но потом испортилась. Не в том смысле, что она душила котят или грабила банки, просто она была все время чем-то недовольна и на что-то обижена. Родители привели ее ко мне, поскольку она постоянно с ними скандалила.

Однако вовсе не девочка была, образно выражаясь, тем слоном, который привлек мое внимание. Настоящий слон располагался ближе к углу комнаты и заключался в том факте, что мистер Бартлетт за всю беседу едва ли проронил два слова. Фактически он не просто не разговаривал, он делал нечто прямо противоположное – сидел, распространяя вокруг себя ауру унылого молчания, пока его жена и дочь пытались как-то выправить ситуацию.

– Э-э, давайте-ка прервемся на минуточку, – сказал я. – Прежде чем продолжать, мне нужно выяснить одну вещь.

Они посмотрели на меня. Точнее, на меня посмотрели родители, а Салли лишь закатила глаза и уставилась на некую точку над моим столом, которая, очевидно, вызывала у нее раздражение.

– Почему вы ничего не говорите? – спросил я у мистера Бартлетта.

Он поерзал на стуле с несколько смущенным видом, как будто ему было непривычно принимать участие в таких беседах.

– Я так понял, что, когда Салли рядом, мне лучше помалкивать, потому что я все время говорю что-нибудь не то.

– Не то? – переспросил я. – Это что же, например?

– Честно говоря, я и сам не знаю. Кажется, что бы я ни сказал, все равно это будет не то, что надо.

Я взглянул на Салли: благословенное дитя умудрялось одновременно выглядеть оскорбленным, подавленным и раздражительным – все эти чувства сливались на лице девочки в одну болезненную гримасу.

– Мне не кажется, что ее так уж сложно обидеть, – заметил я. – У девочки, похоже, врожденный дар обижаться.

Девочка окинула меня уничтожающим взглядом и отвернулась.

– Вау! – воскликнул я. – Вот это было просто здорово! Таким взглядом можно мух убивать! Из тебя получился бы отличный инсектицид: ты можешь за один присест уничтожать полчища мух, и к тому же это будет абсолютно экологически безопасно!

Отец девочки засмеялся.

Салли не ответила.

– Так что же, вы действительно все время молчите, когда она рядом?

– Нет, конечно, что-то мне приходится говорить, но я стараюсь сводить свои фразы к минимуму.

– Почему? Потому что вы боитесь сказать что-то не то?

Он кивнул.

Я прекрасно его понимал. Он напоминал мне солдата Первой мировой, который наотрез отказывается вылезать из окопа и продвигаться к немецким позициям по весьма разумной причине: он видит, что всех, кто так делает, косит огонь пулеметов.

– Вы как солдат Первой мировой, который отказывается вылезать из окопа и наступать на врага, весьма обоснованно не желая попасть под огонь немецких пулеметов, – озвучил свою мысль я.

Он рассмеялся.

– Да, возможно, вы правы.

– Ваша единственная ошибка в том, что немцы использовали настоящие пули, а она просто блефует. Она стреляет холостыми, надеясь всех запугать и сбить с толку настолько, что они ничего не заметят.

Салли мрачно взглянула на меня и презрительно фыркнула.

– Видите? – сказал я ее отцу, демонстрируя полное отсутствие крови и размазанных по стулу кишок. – Холостые! Сколько бы она ни прожигала меня взглядом, на мне ни царапины!

– Я никогда не думал об этом с такой стороны, – сказал он.

– Не заботьтесь о том, чтобы сказать что-то правильное, – такой вещи попросту не существует. Просто говорите что угодно и смотрите, что произойдет дальше. Если вы позволите ей себя запугать и заткнуть вам рот, то будете жить в окопах годами. Вылезайте на бруствер и спляшите джигу! Ваша задача – вовлечь противника в интеллигентную и приятную беседу; да хоть и в неприятную, если на то пошло. Делайте что угодно, только не прижимайтесь к земле из-за нескольких холостых очередей. Вы нужны ей как тот, кто ведет, а не тот, кто отступает!

Он несколько мгновений подумал, потом взглянул на дочку.

– Это правда? – спросил он ее.

– Нет! – отрезала она.

Он снова перевел взгляд на меня. Я подбодрил его кивком.

– Ну, а я думаю, что правда, – сказал он. – С этого момента я буду говорить все, что думаю, а тебе придется научиться как-то жить с этим.

Она вздохнула, как вздыхают люди, когда напротив сидит какой-нибудь особенно несносный тип.

– И еще мне кажется, что тебе стоит побольше думать о том, как ты разговариваешь с мамой, – добавил он.

И слон как ни в чем не бывало встал, поправил подтяжки и побрел из комнаты.

Уж не знаю, что не так с нами, людьми, но, похоже, мы ужасно любим кризисы.