Поражение Великобритании заставило бы ее признать гегемонию Гитлера на европейском континенте, но вопроса о физическом выживании англичан не стояло. Иное на Востоке. Война с СССР должна была обеспечить завоевание ресурсов и жизненного пространства для его «германизации». Ни о каком соглашении со Сталиным в ходе или после войны на уничтожение (Vernichtungskrieg) речи быть не могло.
Донесения военной разведки подчеркивали слабость Красной Армии, гнет режима и готовность порабощенных народов к сопротивлению, особенно в только что присоединенных западных республиках. Гитлер окончательно пришел к выводу о том, что СССР – «колосс на глиняных ногах», и в узком кругу предпочитал говорить о его «обезвреживании». План военной операции «Барбаросса» был подписан им 18 декабря 1940 г., но его подготовкой генеральный штаб занимался несколько месяцев до этого. Начало африканской кампании (11 февраля 1941 г.) и военный разгром Югославии в апреле-мае 1941 г. стали только эпизодами, на некоторое время отвлекшими Гитлера от стратегической задачи.
В конечном счете направление кампании 1941 г. определили прагматические соображения. Весной в рейхе были снижены нормы потребления ряда продовольственных товаров. Чиновники из министерства продовольствия давно уже прорабатывали восточный сценарий: «Войну можно продолжать только в том случае, если весь вермахт на третьем году военных действий будет питаться за счет России. При этом от голода погибнут несколько десятков миллионов человек, если мы вывезем оттуда необходимое для нас продовольствие». С точки зрения нацистского руководства все складывалось как нельзя лучше – обеспечение германской армии само собой решало проблему «избыточного населения» европейской России. Дело было за малым – эту территорию еще следовало завоевать. Теперь вермахту обещали войну особого рода – массовое убийство представителей низшей расы без правил и ограничений, без разбора между солдатами и партизанами, военными и гражданским населением. Разница между евреем, украинцем или русским сводилась только к очередности уничтожения. 13 мая специальным декретом фюрера была провозглашена амнистия участникам предстоявшей войны против СССР за любые военные преступления (Kriegsgerichts-barkeitserlass). Преступный режим с каждым днем втягивал все большее число своих подданных в акты геноцида, и солдаты вермахта не являлись исключением из этого правила.
Наличие пакта о ненападении и формально «дружественные» отношения с СССР осени 1939 – весны 1941 гг. не позволяли ведомству Геббельса провести солидную пропагандистскую подготовку похода на Восток. В этом не было большой необходимости – антирусские настроения сидели достаточно глубоко в общественном сознании, и аргументы от истории делали свое дело. Новый крестовый поход, вторая волна колонизации Востока (Drang nach Osten), извечное противостояние арийской культуры и русской азиатчины – об этом трубила нацистская пресса уже 22 июня 1941 г. На традиционные предрассудки накладывалось общее для западного мира неприятие большевизма как общественной системы (идеологи нацизма предпочитали говорить о «еврейско-большевистском мировом заговоре»), которую по возможности следует удалить с лица земли хирургическими методами. Народы Советского Союза выступали скорее соучастниками, чем жертвами этой системы, что оправдывало установление внешнего контроля над ними.
Сразу же после начала военных действий на восточном фронте в ход была пущена версия о «превентивном характере» войны – гениальный фюрер предвосхитил действия Красной Армии, готовой обрушиться на Германию. Не вдаваясь в детали скорее публицистической, чем историографической дискуссии вокруг этой темы, отметим, что ни в одном из германских документов первой половины 1941 г. не зафиксировано серьезных опасений по поводу возможных наступательных действий Красной Армии. Напротив, продвижение ее частей к западной границе СССР рассматривалось немецкой военной разведкой как укрепление оборонительных рубежей. Это совсем не означает, что у Сталина не было планов вмешаться в ход второй мировой войны – но только дилетант мог пустить их в ход тогда, когда вермахт находился на вершине своих успехов. Ноябрьский визит Молотова в Берлин показал, что советское руководство вполне устраивала политика возрастающих компенсаций за свой нейтралитет. Другое дело, что она уже не устраивала Гитлера. Больше, чем открытие военных действий, его волновало возможное присоединение СССР к блокаде Германии, повторяющее сценарий первой мировой войны. Иррациональная уверенность фюрера в непобежденности немецкой армии осенью 1918 г. переросла в миф о ее непобедимости, окончательно рухнувший для него лишь весной 1945 г.
Двух диктаторов объединяла не только слепая вера в собственное превосходство над окружающим миром, но и неспособность трезво оценить силы противника. Точно так же, как Сталин осенью 1939 г. недооценил финнов, Гитлер год спустя недооценил потенциал сопротивления Советского Союза. В первом случае количественный учет соотношения сил скрыл эмоциональный подтекст – боевой дух маленького народа и его готовность к защите родины. Во втором, наоборот – фанатичная убежденность в превосходстве арийской нации не позволила реально оценить мобилизационные возможности государственной экономики, не говоря уж о неисчерпаемых людских и сырьевых ресурсах СССР. В окружении фюрера давно уже не было никого, кто мог бы противопоставить ему свою точку зрения.
Взгляды Гитлера определяли военно-стратегическое планирование войны с Россией. Согласно плану «Барбаросса» ставка делалась на массированное применение танков и фронтовой авиации для проведения скоротечных операций по окружению и разгрому противника. Боеспособные части Красной Армии должны были быть уничтожены западнее линии Днепр – Западная Двина, чтобы затем вермахт мог, практически не встречая сопротивления продвигаться до рубежа Архангельск-Астрахань. Вопрос о направлении главного удара пока еще не стоял – наступление предусматривалось осуществлять одновременно тремя группами армий в направлении Ленинграда, Москвы и Северного Кавказа. Очередной «блицкриг» следовало завершить до наступления осенней распутицы. Гитлера не смущал ни опыт Наполеона, ни разумный отказ германских генералов первой мировой войны от продвижения вглубь России. Наряду с фанатичной верой в превосходство арийской расы над славянскими «недочеловеками» его убаюкивал опыт французской кампании 1940 г., показавшей безграничные возможности мобильных соединений контролировать завоеванное пространство. За несколько дней до начала войны на востоке Геббельс отмечал в своем дневнике: «Фюрер считает, что кампания продлится четыре месяца, мне кажется, что меньше. Большевизм развалится как карточный домик, мы накануне победы невиданного масштаба».
На рассвете 22 июня 1941 г. немецкие войска перешли границы Советского Союза. Почти двукратное преимущество армии вторжения перед частями Красной Армии, сосредоточенными в приграничных округах, многократно усиливалось качественным превосходством вермахта. Первые недели войны на Востоке принесли ошеломляющие успехи тактике охватывающих ударов с массированным применением танков.
Только под Киевом попало в плен около 600 тыс. советских солдат. Всего за полгода наступательных операций вермахтом захвачено около трех миллионов пленных, лишь каждый десятый из которых дожил до освобождения. Отдельные очаги героического сопротивления – оборона Брестской крепости, попытка контрнаступления под Смоленском – не меняли общей трагической картины. Сказывались и потеря управления войсками, и отсутствие продуманной стратегии оборонительных боев. Опыту солдат и офицеров вермахта, чувствовавших себя профессиональными военными, противостояло неумение и нежелание воевать красноармейцев, многие из которых едва успели пройти школу молодого бойца. Сталинская система, убаюкавшая народ сказкой о своих «исторических преимуществах», не показала их на первом этапе войны. Наоборот, ей пришлось платить по счетам прошлых лет – свою роль сыграли и репрессии по отношению к офицерскому корпусу 1936-1938 гг., и свертывание антифашистской пропаганды в первые годы второй мировой войны. За этот период военная промышленность «третьего рейха» выросла более чем в два раза, в СССР же только разворачивалось массовое производство новейших образцов вооружения.
Уже 4 июля Гитлер посчитал войну в России оконченной и начал переносить акцент на внеевропейский театр военных действий, рассматривая своей следующей целью захват Гибралтара, Суэцкого канала и всего Ближнего Востока. Высадка на Британские острова не предусматривалась, ставка была сделана на их блокаду и методичное уничтожение английской военной машины германской авиацией. Параллельно он активизировал контакты с японскими дипломатами, поощряя своего восточного союзника к вступлению в войну. Тем более неожиданным оказалось зимнее контрнаступление Красной Армии под Москвой, начавшееся 5 декабря 1941 г. и перечеркнувшее надежды на завершение «русской кампании». Оно имело прежде всего психологический эффект – впервые считавшемуся непобедимым вермахту пришлось отступать. Советский Союз доказал свое право на лидирующую роль в антигитлеровской коалиции, которая окончательно сложилась только после вступления в войну США.
