В японской семье издавна применялись три типа воздействия на детей: телесное наказание, изоляция и изгнание (Hendry, 2003). Когда в середине 1980-х годов в стране всерьез заговорили о запрете телесных наказаний, один японский отец написал в газете: «При обучении собак и лошадей их поощряют, когда они ведут себя правильно, и бьют, когда они этого не делают. То же самое нужно делать с детьми. Дети – это животные, которых учат быть людьми».
В японских школах телесные наказания законодательно запретили раньше, чем во многих западных странах, однако далось это нелегко. Впервые запрет ввели еще в 1879 г., но в 1885 г. его отменили, в 1890-м восстановили, в 1900-м снова отменили, а в 1941-м опять восстановили. После Второй мировой войны, в 1948 г., Министерство юстиции окончательно запретило бить и шлепать детей, заставлять их подолгу стоять на коленях или в неудобной позиции, не разрешать посещать туалет или есть свой завтрак.
Полностью реализовать эти правила школьной администрации не удалось. Спектр применяемых японскими учителями телесных наказаний весьма разнообразен. 69 % опрошенных в 1986 г. учителей назвали в их числе удары палкой или чем-то подобным, 63 % – тычки и толчки, 60 % – удары кулаком, 59 % – принуждение ребенка долгое время сидеть на коленях в неудобной позе («позиция сейза»), 54 % – шлепки и т. д. Десять лет спустя самой распространенной (ее назвали 58 % опрошенных) формой тайбатсу стали шлепки. Между 1990-м и 1995 г. среднее ежегодное количество зарегистрированных телесных наказаний в японских школах составляло от 700 до 1 000 случаев, причем ни воспитатели, ни сами дети не считали эту практику особенно порочной. По данным одного опроса, 80 % детей сказали, что родители или учителя их били, но 15 % из них признали это наказание справедливым и лишь 25 % сочли, что их наказывали слишком сурово (Kobayashi et al., 1997).
По данным опроса шестисот матерей 13-летних школьников, проведенного научно-педагогическим центром Benesse Corporation, за годы учебы в начальной школе не подверглись телесным наказаниям лишь 44 % детей. С возрастом число наказанных детей увеличивается, причем мальчиков наказывают чаще, чем девочек. Сами дети реагируют на телесные наказания неоднозначно. Почти половина считают полученное ими наказание суровым или слишком суровым. Половина школьников готовы принять или вытерпеть телесное наказание, но 30 % опрошенных невзлюбили после этого своих учителей, а продолжают их любить только 5 %. Что касается матерей, то 50 % считают полученное их ребенком телесное наказание заслуженным, 16 % так не думают, а протестовали против незаконных действий учителя только 20 %. 14 % матерей считают, что наказание было эффективным средством поддержания дисциплины, 68 % одобряют эпизодическое наказание и лишь 17 % осуждают его при любых обстоятельствах. Процент отцов, одобряющих телесное наказание, значительно выше, чем матерей (50 против 30). Многие родители, которые сами не любят наказывать своих детей, считают свои воспитательные методы слишком мягкими и даже просят учителей наказывать своих чад построже.
В последние годы японские власти усилили преследования злоупотребляющих властью учителей. В одном только 2005 г. министерство образования наказало за это 447 учителей. Но общественное мнение по этому вопросу разделилось. При интернет-опросе в июне 2008 г. 467 членов Club BBQ (78 % из них люди от 30 до 50 лет) на вопрос: «Как по-вашему, должны ли быть телесные наказания в школе?» – положительно ответили 60 % мужчин и 47 % женщин (отрицательно – 21 и 16,5 %). 76 % опрошенных мужчин и 62, 5 % женщин в бытность школьниками сами подвергались телесным наказаниям, причем поротые взрослые одобряют телесные наказания вдвое чаще, а осуждают втрое реже непоротых.
Многих родителей и педагогов, пугает тот факт, что в некоторых школах насилие со стороны учителей сменяется травлей (буллинг) со стороны соучеников, причем эта травля чрезвычайно жестока. Количество зарегистрированных подростковых самоубийств на этой почве выросло с 14 в 1999 г. до 40 в 2005 г. (Dussich, Maekoya, 2007). Некоторые авторы связывают это с ослаблением учительской власти.
Что касается японской семьи, то в ней телесные наказания пока остаются легальными. Сравнительные исследования японских, канадских и американских семей показывают, что разница между ними в этом отношении не столько количественная, сколько качественная. Чтобы выяснить, как молодые люди относятся к телесным наказаниям и другим методам дисциплинирована, а также каков их собственный опыт в этой сфере жизни, 227 студентам американских и японских колледжей предложили оценить четыре разных сценария воспитания. Оказалось, что практический опыт телесных наказаний у юных японцев и американцев более или менее одинаков: телесным наказаниям подвергались 86 % японцев и 91 % американцев. Однако американцев чаще, чем японцев, били каким-либо предметом, причем американские взрослые предпочитали бить детей по ягодицам и рукам, а японские – по голове и лицу. Кроме того, юные японцы точнее американцев знали, за какие именно проступки их наказывали (Chang et al., 2007).
Главные исторические сдвиги в японской, как и почти в любой другой семье, связаны с изменением отцовской и материнской ролей (Shwalb et al., 2010). Традиционный образ грозного отца, которого старая японская поговорка уподобляла землетрясению, грому и молнии, явно не соответствует современным условиям. Однако эти изменения касаются скорее нормативных образов и установок, нежели психологических черт японских мужчин.
По словам известного японского антрополога Тие Накане, традиционный отцовский авторитет поддерживался не столько личными качествами отца, сколько его положением главы семьи, тогда как фактическое распределение семейных ролей всегда было более или менее индивидуальным и изменчивым. Сегодняшняя культура скорее признает и закрепляет этот факт, видоизменяя традиционные социальные стереотипы, нежели создает нечто новое. Кстати, сравнительная холодность и наличие социальной дистанции во взаимоотношениях ребенка с отцом, часто рассматриваемые как свидетельство снижения отцовского авторитета, – скорее пережитки нравов традиционной патриархальной семьи, в которой к отцу не смели приблизиться и сам он был обязан держаться «на высоте».
В 1969–1970 гг. ответы взрослых японцев (13 631 отец и 11 590 матерей) на вопрос, кто является главным авторитетом в семье – отец или мать, разделились примерно поровну. Другие исследования показывают, что роль матери в деле дисциплинирования детей, особенно младших, значительно выше, чем роль отца; матери отдают предпочтение от 65 до 73 %, а отцу от 14 до 18 % опрошенных взрослых. Тем не менее детям отцы по-прежнему кажутся более строгими, нежели матери. Это типичное и для Европы расхождение нормативных ролевых ожиданий и реального поведения. Из 542 городских подростков, отвечавших в 1973 г. на вопрос: «Говорит ли ваш отец, какой образ жизни вы должны вести сейчас и в будущем?» – только четверть (25,4 %) ответили «да», почти три четверти (74,6 %) респондентов сказали, что не говорят с отцами о подобных вещах и не следуют отцовским советам. Свыше 12 тыс. супружеских пар в середине 60-х годов отвечали на следующие вопросы: «Если ребенок не слушается, кто, по-вашему, должен делать ему замечание?», «Кто в вашем доме фактически делает это в подобной ситуации?». Оказалось, что от отца этого ожидают значительно чаще (53,8 %), чем он фактически делает (30,8 %), с матерью же дело обстоит наоборот (46,3 % против 36,3 %). Хотя матери чаще отцов наказывают своих детей, последние гораздо интенсивнее общаются (разговаривают) с ними, нежели с отцами (Wagatsuma, 1977).
Как же японские родители добиваются послушания? Может быть, они чаще европейцев прибегают к поощрению и похвале, чем к наказанию или осуждению? Нет. По наблюдениям Дж. Хендри (Hendry, 2003), японские матери сравнительно редко хвалят своих детей, нечасто упоминается похвала и в учебниках педагогики. Японские родители, учителя и спортивные тренеры чаще прибегают к критике, чем к похвале. Ребенок усваивает сделанные ему замечания и старается не повторять допущенных ошибок. Однако, в отличие от многих европейцев, японцы стараются не задевать самолюбие и достоинство учащихся. Оценке подвергается не личность ребенка, а его конкретная деятельность, уровень компетентности и т. д. В последние десятилетия этот подход получает все более широкое признание и в западной психологии.
Мощным средством дисциплинирования японских детей является также ритуализация некоторых форм поведения. Общеизвестно, что японцы «одержимы» чистотой. В то же время в японских школах и спортивных учреждениях мало наемных уборщиков. Всю эту работу выполняют провинившиеся ученики, это служит одновременно наказанием и приучением к порядку. Такая же трудовая дисциплина существует и в семье. В чем-то это напоминает педагогику А. С. Макаренко.
Восприятие японскими детьми социальных ролей и поведения их отцов и матерей сегодня мало отличается от представлений австралийских, английских, североамериканских и шведских подростков (Goldman J., Goldman R., 1983; Bankart С. P., Bankart В. М., 1985). Это касается и распределения наказаний. Сравнение репрезентативной выборки японских и американских отцов и их детей-тинейджеров показало, что американские отцы, в соответствии с их медийными образами, проводят со своими детьми больше времени, чем японские, но оценка отцов японскими детьми меньше зависит от этого фактора, здесь действуют более тонкие зависимости. При сравнении группы канадских и японских семей (Steinberg, Kruckman, Steinberg, 2000) японские отцы выглядят более традиционными: они реже присутствуют при родах, реже берут на это время отпуск и т. д. Однако они заботятся о ребенке значительно больше, чем ожидали исследователи.
