Сила объяснения немедленно произвела результат и имела, как говорят в психологии, «очевидную валидность». Мой личный дар и в то же время проклятие «аудиальности» (зеленая карточка означала аудиальную репсистему, красная – визуальную, а серая – кинестетическую) стал очевиден: я легко воспринимал устную речь, но с письменным текстом испытывал сложности. Я мог наиграть мелодию на слух, но не умел читать и запоминать нотную грамоту. В том, что касалось слов, я был на высоте; как только дело доходило до цифр – начиналась борьба. В финальной серии игр в процессе моего обучения мне предстояло научиться стать тем, кем я не был, преодолеть свои ограничения, что было ключевой предпосылкой будущего направления НЛП.
Так продолжалось неделя за неделей, каждый раз другой вопрос для изучения, другой, и через некоторое время ставший предсказуемым, набор ответных реакций, являвшийся частью метамодели.
– Я хочу, чтобы ты вспомнил то время, когда…
– Я не могу.
– Что останавливает тебя?
– Что?
– Что тебя останавливает?
– Ну, я думаю, меня останавливает ощущение, что я застрял.
– Застрял? Как именно?
– Застрял так, что я не могу это сделать.
– Что тебя останавливает?
– Ну, я думаю, что могу потерпеть неудачу.
– Что произойдет, если ты потерпишь неудачу?
– Ну, это просто моя манера говорить.
– Что произойдет, если ты изменишь манеру говорить?
– Я не знаю.
– Откуда ты знаешь, что ты не знаешь?
– Что? Повтори еще разок.
– Откуда ты знаешь, что ты не знаешь?
– Я не знаю.
– Угадай! – прокричал Ричард.
«Это что-то новое», – сказал я сам себе.
– Я думаю, что это не относится к моим убеждениям.
– Убеждениям о чем именно? – продолжал Ричард.
«Это уже вторжение…» – подумал я.
«Кто вторгается и по какому именно поводу?» – я услышал, как говорю это сам себе. Ну вот, метамодель становится моей второй натурой, невзирая на все мои колебания. Это и был «желательный исход», как я обнаружил позже.
Моя речь была отрывистой, даже в клинических условиях. Каждый вопрос или «нарушение» метамодели, очищающие луковицу моей повседневной речи, раскрывали слои смыслов, лежащие под поверхностным слоем просторечия повседневных разговоров.
Повседневный разговор хорош для покупки товаров в бакалейной лавке, но не в контексте обучения и терапевтического изменения, когда человек обычно стремится скрыть или заблокировать, сознательно или бессознательно, эмоционально насыщенные переживания.
«Структура магии», том I, посвященная метамодели и вербальным навыкам, еще не вышла, но рукопись уже была сдана в печать. Мы должны были получить копию Священного текста через пару недель. Прямая философская предпосылка «Магии» и серии книг об Эриксоне6 была взята из работы Альфреда Коржибского «Наука и психическое здоровье», особенно ключевая фраза «Карта не есть территория».7 Если естественный язык является моделью опыта (то есть картой или описанием опыта, но не собственно опытом или территорией), тогда языковые паттерны в «Структуре магии», описывающие действенные, непосредственные терапевтические обструкции и интервенции, были моделью естественного языка, или «метамоделью».
Не склонный легко воспринимать все на веру и настроенный скептически во время того, что по сути было моделированием процессов «лучших практик» (термин «лучшая практика» к тому времени еще не был изобретен), я отыскивал и читал книги, смотрел видео, слушал аудиозаписи Перлза, Сатир и других терапевтов, которых они упоминали, например, Фрэнка Фарелли. И, конечно, вопросы метамодели можно было найти в статьях и на кассетах.
Я понял, что Перлз, Сатир и другие пользовались этими вопросами и техниками, но гораздо менее систематично. Отсеивание вопросов, связанных с лингвистическими категориями трансформационного синтаксиса, объединило теорию и практику, идею и прагматику. Такая интеграция произвела эффект раскрытия определенной проблемы человека во много раз быстрее.
В дальнейшем были добавлены различные паттерны семейной терапии, рассматриваемые последовательно на каждой сессии. После того как основное внимание стало уделяться изучению лингвистических паттернов метамодели – опущения, семантической неправильности, номинализаций – и того, что сейчас известно как репрезентативные системы, нас познакомили с системными инструментами и техниками семейной терапии, в основном с невербальными паттернами, описанными в книге Вирджинии Сатир «Как строить себя и свою семью».8
Мы проходили через ряд демонстраций, ролевую практику и критику. ДжониРичард обычно «ваяли» из нас одно из четырех положений Сатир: Обвинитель, Миротворец, Сверх-Рациональный и Неуместный, и предоставляли нам сценарий для выполнения; что-то вроде импровизированного семейного консультирования.
– Итак, один из вас становится в одно положение, другой из вас становится в другое положение, еще один принимает третье положение, а еще один из вас вращается между всеми четырьмя положениями.
Они начинали так:
• Вот вам ситуация: вам нужно спланировать семейный пикник. Мэри, ты будешь мамой. Ты обвиняющая ведьма. Все, что делают другие члены семьи, неправильно и не соответствует твоим стандартам. В разговоре ты используешь много универсальных квантификаторов: «ты никогда… ты всегда…» Что-то вроде этого.
• Том, ты папа, и ты ничего не понимающий недотепа, который не может принять ни одного решения. Ты никому не нужное пятое колесо. Ты то обвиняешь, то умиротворяешь, то начинаешь слишком рационально анализировать во время конфликта, а затем ты вообще просто выходишь из комнаты. В речи ты используешь все возможные нарушения метамодели.
• Лесли, ты дочка, самая младшая в семье, тебе примерно 10 лет. Ты уступаешь любому, кто косо на тебя посмотрит. Ты ненавидишь конфликты и можешь утихомирить дьявола. Ты все время находишься в подавленном состоянии.
• И Патрик, ты старший сын, тебе где-то 12–13 лет. Ты проводишь дни и ночи, анализируя самые тривиальные вещи, думаешь, что ты самый умный из всех ребят твоего возраста, и любишь использовать весомые, сверх-рациональные номинализации вроде слов «скука» и «неприятие», а также объяснять «причины», «почему» люди делают те или иные вещи.
Обычно каждый из нас начинал из назначенного положения и роли, следуя простой инструкции: «Вам нужно решить, куда поехать на семейный пикник… Оставайтесь в ваших ролях так долго, как сможете».
Мы вчетвером начинали:
Мэри Тому: «Ты ничего не можешь сделать правильно, даже организовать пикник».
Лесли обращается к Мэри: «Перестань обвинять папу».
Патрик всем: «Это просто смешно. Давайте успокоимся и вместе подумаем».
Том всем: «Я расстроен. Я не знаю, что делать. Бедный я, бедный. Но Патрик прав, давайте об этом подумаем. Что мы пытаемся сделать? Ну, я сдаюсь. Давайте останемся дома».
Все смотрели и слушали. Джон или Ричард или оба могли остановить развитие сюжета или семейного «балета» и спросить каждого, что он осознавал в тот момент и как себя чувствовал. А затем задавали вопрос: «Трудно было оставаться в этой роли или легко?» В большой группе мы обычно проводили опрос после выполнения задания, обсуждали то, что увидели, и т. д.
И так продолжалось месяцами. В это время мы собирались по 5–6 человек каждую неделю, садились в старый фургон и ехали на Грэм-Хилл Роуд и обратно, оживленно пытаясь разгадать паттерны, как они сочетались, как мы могли их использовать, какое воздействие они оказывали на нашу жизнь.
Есть слова, услышав которые один раз, вы не забываете никогда. Точно так же бывают люди, увидев которых всего один раз, вы помните всегда, подобно неким потерянным членам вашей разросшейся интеллектуальной и духовной семьи, которых вы давно искали: Нео,[15] Оби-Ван Кеноби,[16] Чак Норрис…[17]
Эмси был куратором нашего общежития в Кресдж-колледже. Тогда мы называли кураторов прокторами, уже не помню, почему. Это название порождало много шуток с медицинским уклоном.
Весной 1974 года мы с Эмси стояли на балконе, рассматривая главный двор колледжа.
– Кто этот высокий мужчина, идущий посреди двора? – спросил я.
Если бы я смотрел на него сегодня, я бы сказал, что он был похож на Гэндальфа[18] из «Властелина колец», но с более короткими волосами.
– Это Грегори Бейтсон, – ответил Эмси.
– Кто? – переспросил я.
– Грегори Бейтсон. Ты когда-нибудь слышал о теории двойного послания в шизофрении?
– Нет. Да! Об этом говорится в книге Р.Д. Лэйнга «Я и другие». А они что знакомы?
– Они друзья, – подтвердил Эмси. – А ты слышал о Маргарет Мид?
