Ян и Мэри сказали, что это была самая суровая, темная, мрачная и ужасная ночь в их жизни.
Тиму не слишком сыграло на руку то, что днем раньше он предстал перед судом по делам несовершеннолетних, и система решила, что лучше будет на какое-то время забрать его из дому. Яну и Мэри было очень тяжело согласиться на это, они чувствовали себя так, словно отказываются от сына и предают его. Я встретился с ними и попытался объяснить, что на самом деле происходит как раз обратное. Если бы они попытались защитить Тима от последствий его поведения, то показали бы ему, что он может обращаться с людьми, как ему вздумается, и ничего плохого с ним не случится. А таким образом они преподали ему важный урок у любого действия есть последствия.
Прошло целых полтора года, прежде чем жизнь Тима и его семьи вернулась в относительно нормальное русло. Он жил в семейном приюте три месяца, пока наконец не понял, что родители не собираются сдаваться. После этого он начал пытаться решить проблемы с ними. Часто так и происходит: если родители держат оборону, неуправляемый ребенок в конце концов получает сообщение, которое до него хотели донести, и всё начинает меняться. Тим возвращался домой, длительность его посещений увеличивалась и зависела от того, придерживается ли он нескольких простых правил. Он должен был получить помощь в избавлении от алкогольной и наркотической зависимости и вернуться к учебе. И эти два условия обсуждению не подлежали.
Постепенно, с течением времени, отношения исправлялись, а Тим становился всё более сговорчивым. По-моему, здесь работало время, а не то, что он делал какой-то выбор. Он стал старше, его мозг окончательно сформировался, и перед ним открылись новые возможности.
Самое главное, впрочем, то, что его родители удерживали оборону. Они не отступили и не бросили сына на растерзание миру, они продолжали принимать решения. Они начертили линию на песке и не заходили за нее. Это было длинное и трудное путешествие, но, как говорит Будда, жизнь — это страдание.
Последний раз, когда я виделся с этой семьей, Тим снова жил дома и учился в техническом колледже на механика дизельных двигателей. Еще не всё было идеально, но ничто не бывает идеальным. Лучше всего было то, что все они снова живут под одной крышей, — и, хотя еще случаются напряженные моменты, они снова чувствуют себя семьей.
Когда я спросил Яна и Мэри, что, по их мнению, стало решающим в этой истории, они оба сказали: изменение отношения к ситуации.
«Мы просто решили, что не станем сдаваться, — подытожила Мэри. — Мы не сдались, даже когда сдали сына полиции. Мы знали, что где-то там есть настоящий Тим, а сверху только оболочка сумасшедшего дядюшки Джека. Мы просто решили, что больше не будем терпеть это ужасное поведение и не оставим его безнаказанным».
Ян кивнул.
«И мы выпили очень много вина, — сказал он. — Очень много».
Как еще переждать ночь, правда?
Что мы отсюда усвоили
Самое главное, что можно сделать, столкнувшись с ураганом злобы и мерзости, — не позволить себе превратиться в Большую Джесси.
Остановитесь, оцените свои ключевые позиции и удерживайте их.
Если вам приходится начинать войну — начинайте.
При каждом удобном случае говорите вашему подростку, что любите его, но не станете терпеть его ужасное поведение.
Вы можете быть частью семьи, но не жить с ней под одной крышей. Если ребенок не внял вашим доводам и его поведение угрожает его жизни или жизни других людей, вам нужна помощь: позвоните в полицию или социальные службы. Временное пребывание в семейном приюте может казаться крайней мерой, но это лучше, чем пребывание в тюрьме или больнице.
Возвращение домой или длительность пребывания дома зависит от того, насколько ваш ребенок следует правилам.
Всё это в той же степени применимо к девочкам.
Помните о сумасшедшем дядюшке Джеке — и не пейте слишком много вина.
27
Депрессия, суицид и порезы от бумаги
Депрессия, суицидальные мысли, самоповреждение[35]
Информация о пациентах
Семья: Тереза и Боб (родители), Хлоя (15 лет).
Проблема: Подруга Хлои полгода назад совершила самоубийство. С тех пор Хпоя стала замкнутой и депрессивной. Недавно мама обнаружила ее дневник, где та пишет, что не хочет жить. И еще она режет себя. Прошла осмотр в подростковой психиатрической службе здравоохранения, после чего ей были назначены антидепрессанты.
Воспитание детей — это скорее изучение того, как жить в постоянном страхе, а не того, как, собственно, растить детей. С момента их рождения наше счастье неразрывно связано с их счастьем. Если они страдают, мы тоже страдаем. Одна из великих истин заключается в том, что мы не можем их защитить, что бы мы об этом ни думали.
Дерьмо, как известно, случается, и иногда это самое худшее, что только можно представить.
Лучшая подруга Хлои, Хелен, была славной девочкой. Она всем нравилась, была умной, привлекательной и подавала большие надежды в легкой атлетике. У нее было всё, чего она хотела, но однажды она пошла к себе в гараж и повесилась. Никто так и не понял, почему она так поступила.
После смерти Хелен стало известно, что вокруг творились вещи, о которых никто не знал. Несколько девочек в школе распространяли о ней неприятные слухи, и это ее сильно расстраивало. Получать хорошие оценки в школе становилось всё труднее, потому что школа всё больше казалась бессмысленной тратой времени. В тот день, когда Хелен повесилась, она поссорилась с мальчиком, который ей нравился.
Не было никаких обычных тревожных сигналов или признаков, которые могли бы подсказать, что Хелен думает о самоубийстве. Оглядываясь в прошлое, можно было бы это заметить, но такой взгляд — всегда самый жестокий и мучительный. Именно поэтому Тереза и Боб так переживали за Хлою. Они выглядели крайне испуганными, и это было понятно. Я бы на их месте тоже испугался.
Хлоя выглядела просто печальной.
«Ты понимаешь, почему твои родители так переживают за тебя?» — спросил я.
Она пожала плечами: «Ну да».
Вот почему дети так нас пугают: нам, взрослым, кажется, что они относятся к смерти слишком легкомысленно и беспечно. Они еще недостаточно пробыли здесь, чтобы понять, каким даром является жизнь, так что им ничего не стоит расстаться с ней, следуя какой-нибудь подростковой прихоти или причуде.
«Что именно заставило вас так переживать?» — спросил я.
«Ну, после… после того как Хелен… понимаете… умерла… нам показалось, что Хлоя изменилась, — сказала Тереза. — У нее как будто сели батарейки. Раньше она была такой живой, счастливой девочкой, но сейчас… Теперь она всё время выглядит грустной».
Хлоя с тем же успехом могла быть высечена из камня. Казалось, это не имеет к ней никакого отношения, как будто слова просто не долетают до нее.
«И еще этот дневник», — добавила Тереза.
Хлоя закатила глаза.
«Хотите посмотреть?» — спросила Тереза, доставая из сумки маленькую черную книжку.
Знаете, я ненавижу, когда родители ставят меня в подобное положение, потому что, с одной стороны, мне бы очень хотелось оценить риск, но, как практикующий врач, я знаю, что не могу читать личные записи ребенка, если только мне не предложил этого законный владелец.
«Нет, спасибо, — сказал я. — Мне необязательно это видеть. Может быть, вы просто расскажете мне, что в этом дневнике вас так встревожило?»
Тереза открыла на странице с закладкой и прочитала вслух: «Я ненавижу всё и всех. Жизнь — отстой. Хелен повезло».
«Черт, — подумал я. — Черт, черт, черт».
Хлоя ничего не сказала. Она немного сползла в кресле, словно робот без батареек.
«И еще она режет себя, — продолжала Тереза. Она говорила очень быстро. — Мы пробовали с ней поговорить, но она ничего нам не рассказывает. Просто часами сидит у себя в комнате… сидит, и сидит, и сидит часами».
