Интерпретация символов должна происходить по горячим следам, сразу после окончания фазы сновидений. Я не рекомендую проводить интерпретацию через наделю на следующем сеансе, что может показаться более удобным. После такого временного перерыва терапевт уже не находится в резонансе с энергией, содержащейся в повествовании пациента в ходе сеанса, и эмоции, переживаемые самим пациентом, угасают, поэтому анализ предыдущего сеанса сновидений как для одного, так и для другого приобретает вкус плохо разогретой еды.
В связи с интерпретацией встает и другой вопрос: кто должен или может придавать смысл символам? Большая часть психотерапевтов поддержат признанную теорию, согласно которой сам пациент должен объяснять свои образы. Я признаю обоснованность этой теории до тех пор, пока она не подвергается испытанию фактами. Факты, как мы знаем, упрямы! Я работал с восемьюстами пациентами, и среди них не было ни одного, который был способен объяснить каждый собственный сценарий сна более полно, чем я! Что касается свободного сна наяву, я продолжаю утверждать, что обычно пациент не может объяснить то, что он пережил во сне. Будучи вовлечен в динамику воображаемого каждую секунду сна, он переживает эмоции, видит образы, переводит их в слова, – и все это иногда в течение более чем сорока пяти минут. Когда сценарий сна заканчивается, часто пациент не помнит начальных ситуаций сна, а иногда даже наиболее эмоционально насыщенные эпизоды оставляют лишь смутные воспоминания, несмотря на силу вызванных ими переживаний. Получается, что у пациента отсутствует целостное видение всего сценария сна, что является обязательным условием значимой интерпретации.
Слушая изложение сновидений, психотерапевт, безусловно, находится в резонансе с эмоциями своего пациента, но остается вне их, что помогает его способности слышать то, что должно быть услышано. Кроме того, его записи ему позволяют восстановить панорамное видение всего сценария сна. Его опыт и знание символики также являются факторами, благоприятствующими тому, чтобы интерпретация исходила от него. Интерпретация должна происходить в ходе диалога, в котором доминирующая роль принадлежит терапевту.
✔ Сколько сеансов понадобится для разрешения тех аспектов проблематики пациента, которые были им изложены в начале терапии, и тех, которые возникнут в процессе самого лечения?
Как часто я слышу этот вопрос! Он отражает двоякое беспокойство. Во-первых, он касается длительности лечения и может быть сформулирован следующим образом: через какое время я могу надеяться снова почувствовать радость жизни? Во-вторых, беспокойство связано с необходимыми денежными затратами на лечение, естественным образом пропорциональными количеству сеансов.
Мой ответ всегда один и тот же: «Я не знаю!». Я могу сделать предположения на основе средних статистических наблюдений, но невозможно заранее предвидеть количество сеансов, которое потребуется конкретному пациенту.
Моя осторожность вытекает из моей практики. Достаточно часто я встречался с тяжелой, даже вызывающей беспокойство проблемой, которая разрешалась, не оставляя никакого сомнения, за четыре сеанса! Другая проблема, казавшаяся банальной, разрешалась постепенно, частями за двадцать, тридцать или сорок сеансов. Как крайнее исключение процесс излечения может потребовать восемьдесят сеансов. Что касается меня, то я лично только дважды наблюдал подобные случаи.
В среднем пациентам в возрасте приблизительно между шестнадцатью и тридцатью годами требуется около двадцати пяти сеансов. Между тем значительное количество излечений за четыре сеанса наблюдалось у пациентов старше сорока лет.
Я не должен скрывать, что эти цифры покоятся на моем личном опыте, полученном в описанных ранее условиях, а именно при трехфазовом построении сеансов (встреча – сновидения – интерпретация) при общей длительности сеансов от полутора до двух часов. Вне этих условий, которые могут быть неприемлемыми для многих терапевтов, цифры, которые я привел выше, окажутся несостоятельными. Это произойдет, например, если в целях выиграть время терапевт полностью откажется от фазы интерпретации или сократит ее продолжительность.
Сильван пришел на консультацию 24 октября 1997 г. Имея научное образование, этот тридцатитрехлетний отец семейства занимался прикладными исследованиями на крупном предприятии. Сильван узнал, что ожидаемая реорганизация его отдела с большой вероятностью угрожает ему увольнением. Перспектива необходимости искать новую работу в сложной экономической ситуации спровоцировала у него приступы тоски такой силы, что ему пришлось обратиться к врачу. Этот врач направил его ко мне. В ходе нашей первой встречи я описал ему метод терапии свободным сном наяву, о котором он услышал в первый раз. Удивление этого человека, который привык решать все свои жизненные проблемы рациональным образом, граничило с замешательством. Он, однако, согласился попробовать, заявив о полной неспособности играть со своим воображением. Эта так называемая неспособность казалась невыдуманной на первом сеансе, проведенном в тот же день. При первой пробе терапевту обычно разрешается в некоторой степени помочь пациенту. Именно это я и позволил себе, чтобы у Сильвана не сложилось убеждение в его неспособности видеть образы. Ниже я привожу полностью крайне неудовлетворительное содержание этого сеанса:
10:26 – «Вижу цветок… и облако…» 10:29 – «Очень непросто ослабить контроль… кажется, я вижу кошку и медведя. Я вижу мою самую младшую сестру, когда она была маленькой девочкой… Она бегает по пляжу, пляж пустой, в тумане…» 10:35 – «У меня не очень получается… как будто я смотрю на себя, лежащего здесь, со стороны…» 10:30 – «В детстве я был очень застенчивый… вокруг меня были одни девочки – сестры, кузины… Я был достаточно замкнутым… Я быстро обучался, но с трудом мог воспроизвести выученное… Моим учителем в начальной школе был мой отец, он очень хорошо читал нам книжки… При переходе в среднюю школу я очень страдал… Старшие школьники заставляли нас изображать сценки… Они надо мной издевались… Мне было очень неприятно… И теперь мне очень трудно увидеть образы…» (Очень длительная пауза, после которой я решил помочь ему.) 10:48 – «Я предлагаю вам вообразить некий ключ, любой ключ. Опишите мне его». Сильван: «Это старинный ключ из кованого железа… Как ключ от старого замка в подвале… Не знаю… Он висит в связке других ключей… Не знаю… Образ подвала напомнил мне, что мою бабушку нашли мертвой в ее подвале…» (Очень долгая пауза.) 10:58 – «Я снова вижу спуск по лестнице, ведущей в ее подвал… В нем было темно… И сыро…» (Молчание в течение более чем 10 минут, я вмешиваюсь.) «Сейчас вы где?» Сильван: «Как будто в туче, вокруг искры… Я не могу ничего описать… Все расплывчато… Я думаю, мне будет трудно продолжить сегодня… Мы можем на этом остановиться?» – 11:08.
Каким бы ни был мой опыт и мое убеждение, что каждый человек может дать волю своему воображению, протесты Сильвана несколько пошатнули мои убеждения. Я ждал второго сеанса с опасением. Что делать, если Сильвану не удастся «отпустить тормоза» и убрать интеллектуальный контроль?
Как всегда, эти опасения оказались напрасными. Второй и третий сеансы были вполне удовлетворительными. Приступы тоски, которые были причиной его прихода на консультацию, исчезли. Сильван взял на себя инициативу, объяснился со своим работодателем и занялся поиском новой работы. Учитывая его образование, возраст, уровень профессиональной квалификации и специализацию в редкой области, он вскоре получил несколько предложений. Лечение должно было прекратиться из-за его переезда на новое место работы. Привожу ниже полностью его четвертый и последний сеанс. Этот текст, который я часто предлагаю для изучения своим ученикам, является одним из наиболее замечательных свидетельств динамики воображаемого, с которым мне пришлось встретиться.
«Я в лесу. Подлесок заболочен, покрыт упавшими листьями, почва пористая, скорее всего, это осень… Вокруг ночь, светит луна… Идти трудно, так как почва засасывает, становится все более вязкой, с обширными пространствами, покрытыми водой, в которой луна отражается, как в зеркале… Странное спокойствие, вода совершенно неподвижна, ни одной морщинки… Мигающий свет… Я продолжаю продвигаться вперед, теперь я в наиболее заболоченной области, вплоть до того, что оказываюсь совсем под водой… И здесь очень странно из-за рассеянного вокруг света, который создает сияние… Я продолжаю двигаться вперед под водой, я плыву очень спокойно, почти как рыба, мне не надо подниматься на поверхность…» (долгое молчание). «Теперь я спустился ниже, на самое дно… Вижу некое здание, утонувшее здание… Болото теперь напоминает, скорее, очень глубокое озеро… Я приближаюсь к зданию, это замок, все больше света, как будто замок светится сам, свет теплый, золотистый… как будто золото… Сначала он казался строгим, теперь он более элегантный, более утонченный… Теперь я вижу, что он как бы внутри пузыря, под полусферическим колпаком, который его защищает от окружающей воды… Когда я приближаюсь к этому колпаку, я вижу, что он эластичный. Он слабо колеблется, как будто из пластика…
